Элис не отозвалась на шутку. Она опять уставилась в темное окно. А потом сказала тихо и жалобно:

- Себастьян, знаешь, мне иногда кажется, что все это просто сон. Или что я на самом деле погибла под бомбежкой на том вокзале, а теперь моя душа летает по всем этим мирам. А меня самой больше нет на свете!

  Меня опять тряхнуло от злости на весь мир и острой жалости к ней. Я сел рядом с Элис. Крепко встряхнул ее за плечи. Сказал самым строгим, не терпящим возражения тоном:

- Ты мне эти глупости брось! Ишь, чего выдумала – нет на свете! На привидение ты, дорогуша, совсем не похожа. Так что я тебя мигом отучу от дурацких мыслей!

  И с этими словами я решительно дернул Элис за каштановый завиток. Она пискнула.

- Чувствуешь? – не сбавляя суровости, спросил я.

- Ой! Ага.

- То-то же!

  И сразу же, без перехода, ласково коснулся губами ее губ. Девушка на миг замерла, а потом обняла меня руками за шею. Так мы и целовались, прерываясь на миг, чтобы прошептать друг другу какие-то нежные слова, и снова смыкая объятия. Потом я осторожно отстранился и прошептал:

- Теперь веришь, что ты – живая?

- Верю, – чуть слышно ответила девушка. – Спасибо тебе, Себастьян.

- Да не за что, - усмехнулся я. – Если опять одолеют дурацкие сомнения…

- Я буду знать, где искать лекарство! – с готовностью кивнула  Элис.

  И мы поцеловались еще раз. Потом девушка начала зевать и тереть кулачками глаза. Я, опять преобразившись в строгого дядю, велел ей немедленно отправляться спать.
Уснула Элис почти мгновенно. Видимо, ресурс ее сил был на этот вечер исчерпан. А вот ко мне сон не шел. Я стоял в тамбуре, слонялся по пустынному коридору и все думал о превратностях хитрой тетки Судьбы, бросившей нас друг другу в объятья.

  За пять лет, проведенных в легионе, я досыта насмотрелся на таких девочек. И частенько думал о том, что погибшие – куда счастливее выживших. Им не надо жить дальше с такой дырой в сердце или, упаси Господи, сиротой или калекой. Их страдания уже закончились. А что прикажете делать остальным? Наверное, больше всего в данной ситуации везло совсем маленьким детям – они ведь не понимали, что происходит.  И, скорее всего, ничего не помнили…

Хотя – черт его знает, какие сюрпризы преподнесет им собственная память, когда они станут взрослыми?

Даже мне – стороннему наблюдателю, все это выходило боком. Наш капрал любил повторять, что на службе надо слушать голос долга, а не голос сердца. Но куда ж его денешь – это бедное сердце, готовое разорваться на части при виде чужих страданий? Порой мне тоже кажется, что меня – нет. В смысле, как человека – нет. И я – просто робот. Потому, что в груди у меня – камень. И я не способен больше ни на какие чувства. Просто – плыву по течению, живу по заданной программе. И ничего больше. «Бесчувственная машина» – так обычно говорят о наших механических друзьях. И я все больше становлюсь одним из них. Хотя я все еще бываю зол или голоден, и способен ощущать боль или страх. Но все это как-то не по-настоящему. Как будто, меня засунули в какой-то кокон, из которого уже вряд ли вылупится прекрасная бабочка… Даже стихи я пишу какие-то дурацкие:

Лето упало в Лету - как камень в пруд.
Если вернешься в осень - то будешь цел.
Летом любые пророки безбожно врут.
И на тебя равнодушно глядят в прицел.

Смерть убивает душу, как яд - вино.
Сводки с фронтов - это тоже дорога в Ад.
Но даже тем, для кого это лишь кино,
Ленту судьбы не дано отмотать назад.

Больше не важно - "против" ты или "за",
Если в чужом окопе твой бывший друг.
И остается только смотреть в глаза -
Раз уж нельзя ничего изменить вокруг.

Легко сказать! Я ведь даже в глаза Элис смотреть – боюсь. Потому  что вижу в них ту убитую ливийскую девочку…

  Я покопался в кармане и достал из него маленькое пластмассовое колесико – все, что осталось от ее игрушки. Сколько лет прошло, а я так и ношу его с собой… Никак не могу с ним расстаться. Мне почему-то кажется, что пока  оно со мной, цел паровозик и жив ребенок. Наверное, из тех же соображений у меня не поднимается рука удалить с телефона номера моих погибших друзей. Вдруг – это просто кошмарная ошибка? И кто-нибудь из них мне однажды позвонит?..

  Окончательно разбередив душу, я вернулся в купе. Пожалев, что не умею плакать,  взгромоздился на верхнюю полк , и волевым решением заставил себя заснуть.
Весь оставшийся кусок ночи мне снилось, что я – чехол для гитары. Потому  что во мне живет межпространственный холод, и из меня можно доставать воспоминания…

  Утром я устыдился своей слабости. Взрослый мужик, а рефлексирую, как подросток! Я же прекрасно знал, что война - дерьмо! Собственно, и в легион-то я записался, чтобы планета стала чище. Так в чем же дело? Я остался жив, мои родные – целы. А потерянные друзья с честью выполнили свой воинский долг. К тому же, никакая космическая сволочь за мной не гоняется. И значит проблем у меня вообще – ноль целых, хрен десятых. А вот с Элис надо что-то делать. Куда бы ее так спрятать, чтобы никто не нашел? Увезти к себе в замок и занять там круговую оборону? Так ведь войско в моем лице - маловато.
 Тут я вспомнил, что где-то в швейцарских Альпах у меня имеется некий домик, доставшийся нашему семейству от знаменитого охотника. И  перепавший мне, как единственному мужчине, оставшемся в  роду. Хм! Конрад Ламберт Олберих – а не посетить ли мне ваши, точнее, наши владения? Отец возил меня туда, когда я был ребенком. Если напрячь память и озадачить навигатор нужными координатами, то мы сможем туда добраться.

  Мои размышления на тему – «куда наследнику податься», прервал тихий аккорд. Я свесил вниз лохматую голову. Элис сидела в обнимку со своим инструментом, и, время от времени, перебирала струны.

- Доброе утро, детка! – сказал я и спрыгнул с полки.

  Кованые башмаки с грохотом стукнули об пол. Мне даже показалось, что еще немного, и я провалюсь вниз и побегу по шпалам.

- Ты что -  так в них и спал? – спросила Элис.

  И добавила:

- Сумасшедший солдат…

- Пустяки! – бодро ответил я. – Служба приучила меня терпеть любые неудобства. – И, к тому же, мне просто было лень их снимать…

- Не хотела тебя будить – вздохнула девушка. – Но на рассвете ко мне постучалась песенка. И я не могла ее не впустить…

Города построились по росту.
Амбразура кассы – дулом кольта.
Привыкаю жить со странным, острым
Чувством Эльзы - чувством дома-в-ком-то.

Словно после хрупких, драгоценных
Замков из песка, воды и кружев
Вознеслась за каменные стены,
Где могу ходить душой наружу.

Мчат составы – хохот, тамбур, пиво…
Мне плевать на эту эпопею:
Я плету рубашку из крапивы,
Понимая – к сроку не успею.

Осень зенки рыжие разлепит,
На луну отчаянно завоет -
И возьмёт разбег железный лебедь,
И рванётся в небо грозовое.

Вот тогда застыну бедной Эльзой:
Время ждать не будет, зря просили.
Он крылом начертит в тучах вензель,
Расписавшись в собственном бессилье.

  Несколько минут мы помолчали. А потом я, придуриваясь, проковылял от стола до двери и обратно, приговаривая:

- Скырлы, скырлы, скырлы… На титановой ноге, на березовой клюке…Все по селам спят, по деревням спят. Одна Эльза не спит…

  Потом сел рядом с Элис, обнял ее и спросил:

- Хочешь, я утащу тебя в свою берлогу? В одном глухом лесу есть маленький охотничий домик. В нем я спрячу тебя от мира. А, может быть, от самой себя…

Я буду читать тебе стихи. Своим кривым и тихим голосом. Или - писать тебе письма. Они могут быть с глупыми словами, или с целыми отрывками, вырванными из книг. Ведь я давно запутался, где мои слова, а где - цитаты писателей. Я могу написать глупость, а может, что- то настолько сложное, что сам не пойму, что написано… Ну, давай возьмем твою гитару, на которой я знаю только пару аккордов, и свалим в лес. Мы будем петь так долго, что сорвем голос. А потом пойдем домой на рассвете  и выпьем дешевого кофе. Там ты сможешь раскрыть передо мной душу. Даже, если она темнее, чем твой старый свитер. Я бережно постираю его. Мне не страшно замарать руки. Я ничего не стану требовать от тебя. Ты просто будешь собой. А я приму тебя без масок и с твоими друзьями-демонами.

- Ты, правда, этого хочешь? –  тихо спросила Элис, высвобождаясь из моих объятий. - В прошлой поездке мне показалось, что тебя пугают … отношения.

- Ерунда! Сейчас нам с тобой требуется такое место, где можно прийти в себя.

К тому же, совсем не обязательно задумываться над тем – кто мы друг другу. Друзья? Случайные попутчики? Или обитатели одной палаты в сумасшедшем доме? В общем, клянусь, что я тебя не обижу. Твой медведь, то есть, тьфу! – рыцарь будет незаметным домашним роботом. Я могу покормить, постирать, почитать книжку. Правда, домашние говорили, что руки у меня растут не из привычного места. Но я буду стараться!

- Ну, хорошо, допустим, я соглашусь. А как мы туда попадем?

- Для начала доедем до Базеля – вокзал-то там есть! А дальше – разберемся. У меня имеются водительские права (слава Богу! – я не выкинул их в камин!) и немного денег - так что до охотничьей избушки сможем добраться с некоторым комфортом.

- Ты умеешь водить машину? – с сомнением спросила Элис. – А как же руки? Сам же сказал, что они растут … не оттуда. Мы точно доедем, куда надо, и не свалимся в какую-нибудь пропасть?

- Доедем! Я за рулем уже десять лет.

- Да? А можно посмотреть права? Интересно взглянуть на твою фотографию.

- Японский городовой! – мысленно взвыл я. – Там же, кроме фотографии моя настоящая  фамилия!

  Но, что я мог сделать? Пришлось послушно лезть в вещмешок за проклятыми «корочками». Я понял, что моя хрупкая психика не готова к публичному превращению рядового Нойманна в господина барона. Сунул удостоверение Элис и выскочил за дверь.
Я стоял у окна, судорожно вцепившись в поручень, смотрел на уже ставшую привычной, морскую гладь  и больше всего на свете боялся услышать смех за закрытой дверью.

- А впрочем, что в этом смертельного? – тоскливо подумал я. - Ну, подумаешь, повеселится девушка. Не бросать же ее за это?

  И я вернулся обратно.

- Ознакомилась? – спросил я непринужденным тоном.

- Ага. Ты тут такой прикольный! Стриженый. И глаза веселые. Я бы даже сказала – нахальные. Не то, что сейчас…

- А что не так сейчас?

- Ты похож на подбитую птицу – вздохнула Элис.

  Она помолчала и добавила:

- Это совсем не монтируется с твоей фамилией, дорогой барон…

- Я никогда с ней не монтировался, – буркнул я. – Потому  что к ней нужно акклиматизироваться, как к отпуску, постепенно. А у меня не было на это времени! Я еще не успел осознать себя, как личность, а меня уже притащили в картинную галерею. И задолбали знаменитыми предками…

- И поэтому стал рядовым Нойманном? Новым человеком?

- Нет, старым идиотом! Я не был «рядовым Нойманном». Представь себе, я умудрился записаться в легион под своей собственной фамилией! Хотя наши правила позволяют назвать любую. «Рядовой Мюнхгаузен» – это же веником убиться, как звучит!

- Ты вовсе не идиот, – возразила Эдис. – Ты – храбрый мальчик, Себастьян. Мне даже кажется, что твой знаменитый предок мог бы тобой гордиться.

  Я пожал плечами.

- Не знаю, чем тут можно гордиться? Мне не досталось от него ни одной волшебной способности. Я даже врать толком не умею. Кстати, прости, что я тебя обманул!

- Разве? Ты просто не сказал мне всей правды, Карл Иероним. Не знаю, как бы я поступила на твоем месте? Наверное, тоже бы промолчала. Молодежь, порой, бывает жестокой. Скажи, сильно тебе доставалось?

- По-разному. Пока отец не умер, было кому разбираться со школьными драками. И выплачивать компенсации за сломанные носы. А потом маменька просто забрала меня из школы. И я учился дома.

- А потом ты из него сбежал?

- Ага. В восемнадцать лет. А в двадцать три – записался в легион. Теперь мне двадцать восемь. И я ничего не умею. Только сопровождать конвой, водить машину, да писать плохие стихи. А этим летом я вообще застрял между тем, что - "надо копить деньги" и "юность у меня одна".  Спасибо, что вытащила меня из этого дурацкого выбора!

- Стихи хорошие – возразила девушка. - От холода действительности иногда сжимается сердце, а ты умеешь растопить этот лед. А юность – и, правда, одна. Вот только не знаю – следует ли тебе ее на меня тратить? Я нечаянно подсовываю тебе свои проблемы. И тут выбор – гораздо сложнее…

- Ну, и что? Я давно его сделал. Так что не беспокойся, девочка моя, я на твоей стороне. Э-э…э-э-э …То есть я хотел сказать – не волнуйтесь, дорогая хозяйка, ваш домашний робот вас не подведет!

  Элис улыбнулась.

- Хорошо, дорогой медведь! Мы поедем в твою берлогу, но только на такси.

А то, гоняя по своей пустыне на каком-нибудь танке, ты, наверное, давно забыл все правила дорожного движения.