Я опускаюсь в храм, всех белых замков краше,                     

Я погружаюсь в храм – как в обморок, как в шок,

Где в зале на полу лежат осколки чаши

Три тысячи осколков, и миллион еще.

А где-то за стеной опять метели машут,

И гонят снегопады холод-непокой,

И до рассвета я перебираю чашу,

Осколки собираю слабою рукой.

Когда-то эту чашу опрокинул ангел,

В какой-то битве измерений и миров,

И брошены осколки в позабытом замке

На волю всех дождей, метелей и ветров.

Осколки – ярких звезд загадочней и краше,

Осколки – брошенные свысока легко,

И до рассвета снова собираю чашу

И не могу собрать нетвердою рукой.

А мимо проплывают и года, и судьбы,

И я стою в разбитом замке на ветру,

И точно знаю – что-то радостное будет,

Когда осколки чаши вместе соберу.

А по стенам мороз и тонкий иней колкий,

И зверя дикого за горизонтом зов,

И падают из рук тяжелые осколки,

И не ложатся в ряд в причудливый узор.

Я не жалею сил, отчаяния и времени,

Я свято верю, что закончится февраль,

И где-то в таинстве каких-то измерений

Осколки сложатся в сияющий Грааль.

И я опять сижу в забытом старом замке,

Метелями гоним и стенами храним,

И верю, что вернется белокрылый ангел,

Что в жаркой битве эту чашу обронил.

Вернется ангел – бесконечный, беспокойный,

Вернется ангел – через темень, через даль,

И чашу соберет волшебною рукою,

И в руку мне положит пресвятой Грааль

И снова я сижу в высоком старом замке

С холодных сумерек до снежного утра,

Один я, без людей, без чаши  и без ангела,

Все собираю чашу – и не могу собрать.