Глава 1

Пудинг из полнолуния

Эдвард Кловеринг выглядывает в окно экипажа, - за темнотой леса уже просвечивают огоньки поместья, кажется, что до него осталось не так уж и много, хотя по своему опыту Кловеринг знает, что на самом деле дорога может еще тянуться и тянуться много часов. Надо было ехать поездом, думает Кловеринг, тут же вспоминает, что поезда еще не изобрели. Эдвард хочет посмотреть на часы, но не помнит, изобрели их или еще нет. Наконец, спустя долгие часы томительного ожидания, экипаж, поскрипывая, приближается к тяжелым кованым воротам, останавливается возле крыльца, где покачивается одинокий фонарь.

Щелкает дверной замок, старый слуга почтительно кланяется Кловерингу, берет у него пальто и цилиндр, руки слуги холодны, как лёд. Кловеринг огибает извилистую лестницу и направляется в большой зал, где у очага уже сидит Оливия с книгой в руке. Кловеринг успевает заметить строчки –

«Кловеринг, тут же вспоминает, что поезда еще не изобрели. Эдвард хочет посмотреть на часы, но не помнит, изобрели их или еще нет. Наконец, спустя долгие часы томительного ожидания, экипаж, поскрипывая, приближается к тяжелым кованым воротам, останавливается возле крыльца, где покачивается одинокий фонарь...»

- Эд?  - Оливия подскакивает, книга с шумом падает на ковер, Кловеринг даже ухитряется прочитать кусочек названия «Машина безвре...»

- Оли...

Оливия не дает договорить, пронзительно кричит, шарахается в сторону:

- Ты... ты не можешь быть здесь... ты... ты умер... ты...

- Я здесь... я вернулся... я... – Кловеринг хочет сказать «живой», почему-то не может произнести это слово. Снова пытается обнять Оливию, которая шарахается от него, как от прокаженного – Эдвард хмурится, ну зачем это все, зачем устраивать сцены, Оливии следовало бы сесть за стол, как благовоспитанной леди, еще один слуга стоит возле массивного кресла, готовится отодвинуть его в любой момент, ловко разрезать куропатку, положить на тарелки. Вот слуга не удивляется, увидев Кловеринга, только чуть-чуть поворачивает голову. Он умрет через два года, он еще об этом не знает, и хорошо, что не знает.

Эдвард выходит в парк через распахнутую дверь черного хода, огибает темные силуэты облетевших деревьев, проходит мимо надгробий, на одном из которых читает свое имя, дату рождения, дату смерти. Время путается в датах, время не понимает, как дата рождения может быть на годы и века позже даты смерти, все время пытается переставить их местами, даты соскакивают, перемешиваются...

Оливия бросается в холод парка, обнимает Эдварда, всхлипывает, ну-ну, вот только этого не надо. Или это не всхлипывания, это плоть Оливии стекает с лица, оставляя голый череп с пустыми глазницами, кости рассыпаются, Эдвард пытается их поймать – на ладонях остается серый прах. Кловеринг уже понимает, что в дом можно не возвращаться, вместо дома на него мрачно смотрят поросшие мхом руины, чуть-чуть подсвеченные первыми проблесками утренних сумерек.

Эдвард Кловеринг идет по заросшей травой тропинке мимо проржавленных ворот, включает Айфон, теперь уже можно, навигатор услужливо ищет шоссе – совсем рядом, заказать такси, время ожидания...

Кловеринг делает пометки в айфоне, что на этот раз почти получилось, почти-почти-почти, но еще не совсем...

Может, попробовать в полнолуние...