Машина безвременья Часть 6

23

На кончике пера

...а еще громче орать нельзя, когда люди спят...

Так, стоп, это я не дома, и это не соседи за стенкой, которые каждую ночь диваны роняют штук по двадцать за ночь... А где я тогда, та-а-к, совсем хорошо на работе дрыхнуть, вроде никогда такого в ночные смены не было, наоборот после ночи заснуть не могу... Так, встать, встать, пока там все станки попередохли, да они уже попередохли, вста... нет, это не фабрика, это же...

...ну да.

Вон они все галдят, надо им про беляши сказать и про драники, а нет, сами уже догадались, сидят едят, молодцы. Ладно, хватит валяться мертвой колодой, вставай... страна огромная...

Вискули выскальзывают из-под ног, каменный пол больно бьет по затылку, чер-р-рт...

Шорох шагов, Джек наклоняется, настороженно смотрит, всё его лицо отражает одну-единственную фразу, ар ю окей... Щас, щас встану... Серый сомневается, можно ли хвататься за руку Джека, или случится что-нибудь страшное – руку прошибает чем-то вроде электрического разряда, но это ничего, это терпимо.

Хильде осторожно подносит кружку с горячим чаем, еще что-то беляшово-драниковое, чувствует, как неведомая сила пытается разорвать сердце и тело пополам. Это еще цветочки, здесь, в Белой Чаще, их встреча может быть гораздо жестче...

Серый вспоминает что-то, а, ну да... сон, который не сон, который не пойми что...

- Это уже случилось. Там... в будущем. То есть, нет никакого будущего, для времени не существует никакого будущего, оно предопределено...

- Вот уж не думал, что вы окажетесь таким фаталистом, верящим в судьбу, - Уинтер хочет улыбнуться, не улыбается, рядом с товарищем Сержем, улыбаться как-то не тянет.

- Вы... стоп... как вы вообще ожили, черт вас дери? Эм, простите, но я реально не понимаю, что за гребаная хрень тут творится!

- Вам никогда не доводилось умирать?

- Эм... товарищ Серж, я нахожу этот вопрос несколько... гхм...

- ...с вашего позволения, если вы разрешите, я скажу...

Серый поворачивается к этому Сакура-Харакири, как его там...

- Да-да, конечно.

- ...мне доводилось умирать... каждое второе сентября... и еще иногда в августе, но это если мне приходится ехать на юго-запад Хонсю... Знаете... в такие дни очень тяжело работать...

- Ага, понимаю, в такие дни только и думаешь, где на работе прилечь, только знаешь уже, что если приляжешь, то не встанешь потом...

- Да, да, вы меня понимаете...

- То есть... черт меня дери, вы хотите сказать, что каждого из нас... невозможно уничтожить?

- ...совершено верно...

- Это что теперь получается, этот гребаный конец света размажет нас всех, и мы ни черта не сможем сделать?

Серый окончательно выволакивает себя из небытия, подбирает с пола и со стола разбросанные листы бумаги, только бы не нарваться на какой-нибудь черновик договора, тогда точно или сердце остановится, или как в фильме ужасов рука отвалится или половина лица, или еще что-нибудь...

Нет, пока еще ничего не отваливается, ноги не в счет, сам виноват, нечего было полдня по Бресту таскаться, потом ехать к черту на кулички...

- Вот так... видите...

Уинтер настораживается, это еще что за абстракция в исполнении Сержа, надо бы намекнуть, что такие линии можно за тысячи долларов на аукционе продавать, только сдерживать себя придется, чтобы весь аукцион по привычке под бульдозеры не пустил...

- Это... это еще что?

- Вторая производная от интеграла.

Тэ-э-кс, не выражаться, и вообще, товарищ, вы такими темпами сатану вызовете, или без разницы, вызывайте, он нас всех увидит, вперед штанов убежит...

- Нет, а в целом... что это?

Это примерно то, что происходит с нашей реальностью. Ось времени, наши варианты, которые по идее должны были расходиться во все стороны, прочь от времени, потому что время их вытолкнуло. Но вот здесь, рядом с линией времени, находится еще что-то, какой-то массивный объект, что-то вроде черной дыры, если за пределами времени может быть черная дыра... этот объект недостаточно тяжелый, чтобы искривить время, но достаточно массивный, чтобы искривить оторванные от времени варианты истории, - так, что они снова вонзились в настоящую реальность. Вернее, еще не вонзились, они только приближаются... все больше сближаются с линией времени, реальности еще не коснулись её, но скоро это произойдет... А знаете, что самое интересное?

- Да тут, кажется, все самое интересное... А что?

- Я посмотрел это, с позволения сказать, пространство за пределами времени...

- Вы что... – Уинтер оторопело смотрит на Сержа, - вы.... вы не говорили нам, что умеете смотреть за пределы временного потока, а ведь если я еще не совсем сошел с ума, мы договаривались честно рассказывать друг другу, что мы умеем! Этот договор, правда, не имеет юридической силы, ну тут вы сами все виноваты, что меня не послушали! Так вот, Серж, если вы умеете видеть за пределами времени...

- ...не умею.

- Тогда каким образом...

- ...так вот же, - Серж снова показывает свои пятые-десятые производные от интернационала, или как он там сказал, - расчеты...

- Вы думаете, я поверю, что вот этими тайными знаками можно увидеть, что делается за пределами времени?

- Возможно, - резко чеканит Хильде, - на кончике пера...

- Какого пера?

- Астроном Леверье рассчитал существование планеты Нептун, позже его расчёты подтвердились в Берлинской обсерватории, - дочеканивает Хильде.

- Черт бы меня драл, мне с моим дипломом юриста, здесь, похоже, делать нечего! – фыркает Уинтер.

- Как знать, может, потом что-то случится, что мы без вас не справимся, - Серж пожимает плечами, видно, пытается сгладить обстановку, интересно, насколько хватит этого сглаживания, пока мы все снова друг на друга не накинемся...

- Так вот... насколько я вижу простран... нет, скорее, безвременье за пределами временного потока, здесь нет и не может быть ничего подобного.

- Откуда вы зна... то есть, вы хотите сказать, что вот этими вашими... – Джек Уинтер показывает на расчеты, - можете предугадать, что там... в том мире?

- Могу. И пока расчеты показывают только линии времени и варианты реальности, вытолкнутые временем.

- Другие  линии времени? И что будет, если другое время столкнется с нашим?

- Не столкнется. Они расходятся друг от друга... в бесконечность, - Серж подбирает со стола давно засохшие ручки, какие-то палочки, складывает из них какое-то подобие противотанкового ежа, - вот так... и они находятся не в одной плоскости, и даже не в одном временном пространстве, так сказать, они как будто... на разных уровнях, - Серж хватает пожелтевшие листки бумаги, расставляет их один над другим, чертит линии, - вот один поток времени, вот другой... и они не пересекаются, они не могут пересечься! Они пересекаются только в одной точке, в момент своего появления... Так вот, я уже не знаю, как еще считать, чтобы в этой картине мира могли появляться какие-то объекты кроме временных линий... Я не представляю себе, что это может быть, если бы мы могли убрать эту массивную...с позволения сказать, черную дыру, отторгнутые реальности выпрямились бы, и тогда временная линия не оборвется... Я бы начал с того, чтобы разобраться, что это такое, и как это убрать.

- Так... начинайте, - Уинтер показывает на пожелтевшие бумаги, - вы в этом лучше шарите!

- Нет, вы не по... гхм, это я не смог толком объяснить, да и переводчик половины слов не знает, а если я заговорю на английском, еще хуже будет, - Серж все так же торопливо набирает на смартфоне слова, - чтобы увидеть, что там такое, нужно самому отправиться туда.

- И как вы собираетесь это сделать?

- То-то и оно, что я не зна... – Серж замирает, серые глаза стекленеют, щеки вваливаются куда-то никуда, губы становятся бескровными, хорошо хоть не синеют, Уинтер и Якуб уже подставляют руки, чтобы подхватить падающего Сержа, нет, Серж не падает, Серж смотрит куда-то в прошлое, нет, не за пределы времени, а в пределах времени, не иначе как видит какие-нибудь красные знамена во все небо и величайшие стройки...

Наконец, поднимает голову, показывает куда-то в никуда, в угол, что там в углу, сломанные стулья, еще какой-то хлам, ну-у, Серж, если вы предлагаете из этого построить машину даже не времени, а какого-то безвременья, то... хотя Серж, может, и смог бы, или там под досками валяется какой-нибудь хренометр, собранный на военном заводе, в котором нужно поменять две кнопки, чтобы он превратился в машину, позволяющую выходить за пределы времени...

- Нет, здесь хренометра нет, - Серж чуть заметно улыбается, - да, мы же все иногда чувствуем мысли друг друга, можете посмотреть в переписке. Ни-икогда...

- Что никогда?

- НИИКОГДА... Научно-Исследовательский Институт Кластерной Относительности Гомогенных Долгосрочных Аберраций...

- Это значит...

- ...Долго объяснять... в общем, если я правильно понял, там пытались выбраться за пределы времени.

- Однако, как я понимаю, у них ничего не получилось, так? – нетерпеливо перебивает Уинтер.

- В девяносто первом году они уже почти завершили свою работу.

- А что потом?

- А потом случилось то, что случилось.

- Но это же полный бред, они могли бы продать свои наработки в НАСА, или...

- ...господа, боюсь, пока мы будем обсуждать возможности научного института, реальности окончательно соприкоснутся со времнем, - чеканит Хильде, опять Хильде должна за всех все решать,  Хильде должна наводить порядок, и, похоже, Хильде должна найти ту дверь, через которую можно выйти из времени, и ключи от этой двери должна найти Хильде, и все перепутанные нити реальности должна расчесать Хильде, скоро докатимся до того, что время сам не захочет двигаться вперед, и Хильде придется тащить это время на себе...

- Да, да, - кивает Серж, - это там... за пару часов мы можем доехать...

24

...three bell can I...

Какого черта вообще происходит, кто сошел с ума, мы или весь мир, или все вместе, или уже все фармкомпании мира не смогут произвести столько препаратов, чтобы рассыпать их над всей планетой... Какого черта мы все делаем, сорвались с места, как ужаленные сами знаете куда, расселись по машинам, это же сколько за такси теперь придется выложить, несколько триллионов, или еще больше, или какие там еще есть большие числа... Все семеро рассаживаются по машинам, колонка в сером вольво обрадованно начинает петь, Уинтер пытается разобрать слова, дерево, звонок, могу... three bell can I... дальше совсем что-то неприличное, нет, это не неприличное, это просто не по-английски, надо будет спросить у Сержа, что это значит, только сейчас не до того, сейчас вообще ни до кого и ни до чего...

- Стоп!

Серый вольво останавливается, сзади в него едва не врезаются еще три машины, где-то даже слышен возмущенный клаксон.

Дальше туда – Серж показывает на покрытую снегом дорогу, вернее, то, что когда-то было дорогой, а теперь безнадежно заросло, но пройти еще можно, загребая ботинками снег, кажется, кто-то в кроссовках, да не кто-то, а Якуб, сейчас ему полные кроссовки снега наметет, что с ним потом будет, сляжет с пневмонией, или на таких, как мы, никакие пневмонии не действуют, мы не простужаемся, мы не загибаемся от аппендицита, мы только сгораем заживо в когда-то разрушенных городах и бьёмся в конвульсиях в местах сражений... А ведь правда, вспоминает Уинтер, никогда ничего не было, даже гребаной простуды, даже когда этот дебилище Остин врезал мне мячом по шее, футболист хренов, я же ни черта не почувствовал, вообще ни черта, мисс Миллер сказала, что у меня должны были быть сломаны все позвонки, но у меня не было даже гребаного синяка, черт меня дери... И когда Шейла с девчонками врезалась в меня на полном ходу на своей груде металлолома, я должен был там же отправиться к апостолу Петру, не, ну я не считаю себя настолько конченным, чтобы отправиться к Люциферу, но ни к тому ни к другому я не отправился, я даже пообещал Шейле с её дурищами, что не буду писать заявление копам, ну еще бы, когда Шейла со своей бандой затащила меня в свою ржавую посудину, целовала в губы, потом стянула с меня футболку, и... чш, чш, эти все вокруг меня неплохо читают мысли, очень может быть, что кто-нибудь уже залез мне в башку и смакует подробности... а вот хрен тебе, не будет тебе никаких подробностей, понял, да?

Дорога тянется куда-то никуда, с чего Серж вообще взял, что там что-то есть, а нет, вижнеются за деревьями какая-то серая громадина, что-то есть... Здесь осталось только снять очередной второсортный ужастик, группа друзей (ха-ха, друзей!) отправилась к заброшенному дому, а там... кто там по сюжету должен погибнуть первым... а давайте разделимся, а давайте пойдем в подвал, а потом я буду от кого-то бежать, обязательно спотыкаясь и падая, без этого не считается, а какая-нибудь мертвечина будет шаркать за мной, подволакивая ногу...

- Хильде?

Хильде хватается за голову, медленно оседает на дорогу, Серж остервенело сжимает виски, скрежещет зубами, да что с вами с обоими, решили ужастик по ролям разыграть, что ли, они за нами гоняться будут, завывая и подволакивая ноги, а мы будем пятиться, спотыкаться и падать... вроде бы не к месту, и не ко времени, так и продурачимся до конца света...

- Держись... – Серж с трудом выжимает из себя слова, - сейчас везде так будет... нцу почти везде...

- Это... – Хильде сгибается пополам, снова падает коленями на снег, - это где-то... совсем рядом...

- Ничего, обойдем...

- Это... – Хильде кое-как встает на четвереньки, поводит головой, как собака, которая принюхивается, - мы идем в том направлении...

- Ну... может, не доберемся... может, это дальше... – Серж говорит, чувствуется, сам не верит, что говорит, о чем они вообще, черт их дери, что здесь между ними произошло... А, ну да, много что между ними здесь произошло, еще бы...

Хильде, наконец, встает, ковыляет, опираясь на руку Эльвиры, пытается выпрямиться, получается не очень, пытается отряхнуть пальто, получается тоже не очень, рука бессильной плетью повисает в воздухе, Эльвира торопливо смахивает снег с темного драпа...

- ...это здесь, - голос Сержа сам на себя не похож. Все семеро замирают перед жуикой серой громадиной, этого не может быть на самом деле, это какой съехавший  с катушек архитектор такое состряпал, это не дом, и не институт хрен пойми чего, это гребаный трансформер, который сейчас затрещит всеми своими этажами, башнями, фасадами, что у него еще есть, сложится в исполинского человекоподобного гиганта, который раздавит нас всех ко всем чертям, или подхватит громадными пальцами, подбросит в воздухе, или...

Серж подходит к стене, прижимается к ней ладонями, глаза Сержа опять мутнеют, закатываются, он словно бы черпает энергию из прошлого, которое затаилось здесь, пряталось ото всех столько лет. Ощупывает полуобвалившуюся мозаику, что-то на ней было, люди какие-то...

Там... – Серж показывает куда-то на третий этаж, если здесь вообще есть третий этаж, этот этаж под номером три целых, четырнадцать сотых, и дальше дробь растягивается до бесконечности. А общее количество этажей исчисляется корнем из минус единицы – они это умели, эти, которые строили эту громадину и пытались обуздать время.

Все семеро поднимаются по запыленным ступеням, под ногами хрустят обломки стен, осколки стекол, шаги гулко отдаются в огромных залах, где-то серое небо смотрит сквозь провал крыши, внизу под провалом камень позеленел не то от мха, не то от плесени, а может, так выглядит само время, которое лениво обгладывает арматуру и свёрнутые пожелтевшие плакаты, утробно урча. Время от времени Серж приостанавливается, прислушивается, его рука безвольно показывает на стальную лестницу, по которой страшно подниматься, потом в исполинский зал, уставленный чем-то электронно-вычислительным, запыленным, присыпанным временем, - Хильде уже торопливо ищет какие-то тряпки, которые когда-то были шторами, чистит пульты с кнопками, хочет набрать воды – кран над раковиной чихает, фыркает, не выплевывает даже ржавой жижи. Серый ищет розетку, интересно, если воткнуть вилку этой громадины, она просто короткое замыкание устроит или сначала всех током поубивает, или что уж мелочиться-то, полыхнет вся эта хрень от подвала до самой крыши, гори, гори ясно...

Ничего не происходит. Так, ну еще бы оно происходило, а тумблер в щитке включать не надо, что ли, где он вообще, вот по закону всемирной подлости он окажется где-нибудь в подвале... нет, вот он, родимый, так, осторожно... И снова ничего, похоже, и правда, придется обшаривать все подвалы и вообще все от и до в поисках плана здания, где у них щиток, где у них что, или...

...черт.

Ну, конечно же.

А вот самому сейчас не смешно было ждать, что в заброшенный институт кто-то исправно тридцать лет будет подавать электричество, и что-то подсказывает, что собственного движка тут нет, какие-то опоры электропередач в лесу торчали с оборванными проводами, так что дело ясное, что дело темное... Какие еще есть способы, ау, расческа есть у кого-нибудь, счас электричества из волос начешем, все-о-о заработает...

А если...

Да, больше ничего не остается. Раньше же это как-то получалось с ракетой, ну почти-почти получалось, надо настроиться на нужную волну, вернее, не надо, сознание само настраивается, проваливается куда-то в прошлое, - трещины на стенах стремительно тают, комната как будто светлеет, вспыхивают лампочки, оживают экраны...

- ...вот здесь, - Хильде торопливо перелистывает пожелтевшие страницы инструкций, переводит слова на смартфоне, - вот здесь нужно перевести в режим ожидания, а тут...

Серый берет инструкции, сейчас, разберемся, вспоминает где-то когда-то услышанную фразу, то, что один человек сделал, другой человек может освоить... ха, человек...

Хильде остервенело роется среди инструкций, Харуко так же остервенело помогает, Уинтер хлопочет возле побитого временем аппарата, бормочет, Серж, вы просто имейте в виду, прежде чем получить диплом юриста, я как проклятый корячился в автосервисе, и что я хочу сказать, эта штука, конечно, мало похожа на автомобиль, но если здесь нужно что-то приварить или приладить, то я сделаю это в два счета, вот что я хочу сказать...

- ...а дальше?

- А вот дальше у них не получилось, тогда, тридцать лет назад... вернее, были кой-какие соображения, но дальше соображений дело не пошло...

-  То есть... вы хотите сказать, ни черта не получится?

- Должно получиться... – серые глаза снова тускнеют, - должно...

Время стремительно кончается, Эльвире кажется, что она сидит в вагоне поезда, который несется к обрыву с бешеной скоростью, это еще можно переложить в музыку, еще есть время создать мелодию вагона, стремительно летящего в пропасть.

- ...давайте попробуем... – Серж осторожно смотрит на приборную панель, будто оценивает, когда все это рванет ко всем чертям.

- Думаете...

- ...должно получиться. Должно...

Уинтер садится в в кресло, сжимает подлокотники, тут же понимает, что если весь этот зал хорошенько тряхнет, он полетит вместе с этим гребаным креслом ко всем чертям, и лучше сесть на пол, и ничего, что в пыль, теперь это не имеет значения, теперь уже вообще ничего не имеет значения, Хильде тоже устраивается на полу, даже не смахивает пыль, так и устраивается в  воем пальто, которое уже никакая химчистка не спасет...

25

Машина безвременья

Ничего не происходит, прям-таки до безобразия ничего, - все облегченно выдыхают, Уинтер подбирает какие-то слова ободрения, что ничего, ничего, Эдисон пытался изобрести электрическую лампочку сто раз, только вот что там дальше было, изобрел или нет... нет, все-таки кажется, изобрел...

- Готово, - кивает Серый.

- Ч-что... готово? Вы хотите сказать, что...

- ...да.

Но ничего не изменилось...

Серый пытается возразить, понимает, что возражать нечего, он и сам не знает, что должно было произойти. Этого нет в памяти, в обеих памятях – в обычной, человеческой, и в давней памяти, которая охватывает мириады событий. Этого вообще не могло быть ни в чьей памяти, потому что никто еще здесь не бывал...

Здесь...

Так. осмотреться. Понять, что не так с облаками за запыленным окном, что не так вообще с этим миром, почему мир вокруг вот этого электронно-вычислительного не пойми чего кажется... бесконечно далеким, бесконечно отдаляющимся, хотя в то же время не движется. Эдвард Клаверинг протягивает руку к стене зала, тут же отдергивает, отступает в страхе.

- Больно? – участливо спрашивает Серж.

- Нет-нет, я бы назвал это иначе. Очень странное ощущение, как будто стены нет, или как будто она бесконечно далеко. Мне показалось... что моя собственная рука бесконечно удлиняется... нет-нет, я никому из вас не советую повторить это.

Все семеро смотрят на мир, который стал бесконечно далеким – Уинтер вспоминает, так было, когда первый раз на вечеринке попробовал то, чего пробовать нельзя, Якуб зажимает рот ладонью, старается сдержать рвотные позывы, Хильде сжимает голову, чтобы та не раскололась пополам, все смотрят... да смотрят ли? Могут ли они вообще смотреть, чтобы смотреть, нужны глаза, чтобы смотреть, нужно быть человеком, Эльвира уже не чувствует себя человеком, её сознание растекается в пространстве и во времени, растворяется в датах, в мелодиях вальсов, в дыму сражений, на прекрасном голубом Дунае, в каменных колоннах Оперы, в древних легендах про оборотней с птичьими лапами, в стремительных движениях Чардаша, в безумном переплетении культур, народов, слившихся на пятьдесят лет, чтобы рассыпаться на осколки... Проще было бы сказать – бесконечный бег от середины девятнадцатого века до начала двадцатого, и опять – по замкнутому кругу, только это не круг, это прямая линия, на которую возвращаешься снова и снова, а потом с болью и кровью вываливаешься за грань времен, не в силах вырваться из замкнутого не круга, а вообще не пойми чего. Лучше бы это было больно – перестать быть человеком, стать территорией, стать прошлым, стать временем, стать реальностью, выброшенной из времени – но это не больно, это как-то по-другому, в человеческих языках нет таких понятий.

Серж пытается ухватиться за приборную панель, чтобы не упасть, тут же понимает, что здесь невозможно упасть, вернее, все это вместе взятое и есть бесконечное падение – и в то же время нет...

- ...и как нам знать, в какую сторону двигаться? И... мы вообще можем двигаться в какую-то сторону, если здесь вообще уместно говорить о сторонах?

- Вообще-то мы сами должны приблизиться к этому объекту... он притянет нас своей гравитацией.

- И что тогда с нами будет, позвольте узнать?

- Вернее, мы уже на месте, - Серый пытается выверить координаты на экранах, не сразу понимает, что никакие экраны ему больше не нужны, здесь их можно почувствовать – как свет солнца, как направление ветра, как звук – там, на земле, в мире времени, а здесь ничего этого нет, есть только стремительное течение времени где-то рядом и нервная пульсация отторгнутых реальностей...

- Да... это здесь... Прямо здесь.

- Хотите сказать, мы что, находимся в гуще этой... – Уинтер оглядывается, пытаясь найти что-то уже не человеческим зрением, а не пойми чем, в распоряжении Уинтера самые мощные радары и телескопы, перед которыми меркнет Хаббл, - этой... штуки?

- Не совсем так... – Серж тоже смотрит куда-то нечеловеческим зрением, - мы и есть эта штука.

- То есть...

- То есть, наши реальности искривляются, возвращаются во время, там пытаются понять, что происходит, запускают, с позволения сказать, машину безвременья, и машина безвременья создает вокруг себя что-то вроде гравитационного поля, которое искривляет реальности, которые...

...которая часто ворует пшеницу в доме, который построил Джек, - мысленно договаривает Клаверинг.

Все невольно посмеиваются, даже Харуко, но тот, скорее, из вежливости, первый раз слышит эту сказку про пшеницу и синицу... нет, не слышит, тут все как-то иначе, тут уже не надо бегом-бегом набирать на смартфоне слова, шипеть про чертову автозамену, показывать что-то в переводчике, потом проклинать и переводчик тоже – все это ушло, как-то стремительно, вместе с обычными словами, а теперь это даже не телепатия, это не пойми, что...

А вот это плохо, что телепатия, как раз сейчас надо закрыться ото всех, потому что настал решающий момент, повернуть машину безвременья так, чтобы к временному потоку устремилась только одна реальность, а остальные пусть летят, куда летели, только нужно почувствовать свою реальность, вот она, совсем рядом, и направить машину безвременья к своей линии, для этого даже не нужно жать на рычаги, или что у этой чертовщины есть, теперь это можно сделать как-то иначе, не прикасаясь к машине, только нужно не дать другим повернуть машину безвременья, теперь каждый будет тянуть и выгибать реальность в свою сторону, тут волей-неволей напрашивается война всех против всех, только некогда всем против всех, тут все силы уходят на то, чтобы тянуть в свою сторону...

- ...а вы что?

- А я что?

- А вы что... не тянете в свою сторону?

- А нечего...

- То есть?