Алидора и Джаррас

[Здесь должно быть оживление Алидоры, но я категорически запуталась, что, кроме розы, ещё для этого нужно, как происходит сам обряд и кто его проводит. Может, тот, кто в теме, напишет отдельный кусочек “оживление Алидоры”?]
 

Статуя вздрогнула – по камню пробежала едва уловимая рябь, будто на гладкую поверхность озера упал один единственный лист. Однако через мгновение бесчисленные трещинки опутали фигуру святой. Все почувствовали волну энергии, источником которой служила Алидора. Снова всплеск энергии – святая оказалась окутана плотной завесой пыли. Многие зажмурились. Послышалось едва уловимое мелодичное пение, похожее на молитву:

Средь твоих мирских сует,

Я тебе тихонько расскажу,

Как струится вечный свет

И сияет то, чему служу.
Когда голос смолк и облако немного рассеялось, все увидели, что на постаменте стояла женщина чудесной красоты. Живая.
– Вот и пришло время исполниться предсказанию! – молвила она и с легкостью спрыгнула на землю. – Джаррасу Белому придётся вступить в самую жестокую битву. Готовьтесь, он уже близко.

 
[Тут можно дать описание начала батальной сцены, если хотите. Все сражаются с демоном. Я сейчас не знаю, кто в ней участвует, так как кого-то уже хотели убить, поэтому оставляю эту напоминалку. Будет лучше, когда кто-то напишет о сражении и пожертвует сюда начало текста. Но я не навязываюсь. Это просто предложение] 
Поодаль остались только Алидора, лицо которой сохраняло каменную строгость, и Михаэль, словно вросший в иссушенную землю. Он был не в силах оторвать взор от битвы. Сдвинув брови, святая внимательно посмотрела на него:
– А почему ты не с ними?
– Я чувствую, что нужнее здесь.

Святая смерила его взглядом.

– А кто ты?

– Зельевар.

– О, так ты из смертных, которые приручили чудеса?
– Алидора, я не смею надеяться, что они когда-нибудь полностью будут мне подвластны, но кое-чему меня обучили.
– Из-за таких, как ты, народ отвернулся от святынь! – воскликнула она.
– Но… но… – стал заикаться Михаэль, настолько неожиданны были гневные речи из уст Алидоры.
Святая погрузилась в печальную задумчивость и спустя миг, кивнув принятому решению, произнесла:– Зельевар, мне надо выговориться, ты мне поможешь?

Михаэль кивнул.
– Тогда я расскажу тебе правдивую историю, почему мы с Джаррасом оказались заперты в статуе.
Очень давно я странствовала, помогая людям. Страждущие, узнав, что я приближаюсь к селу или городу, всегда встречали меня. Мне искренне радовались не только болящие, но и здоровые. Весной и летом дарили много цветов, иногда в мою честь устраивали праздники.

Но в Гуттенбурге встретили меня почти равнодушно, хотя я чувствовала, что там есть те, кто нуждается в помощи. Жители объяснили, что, конечно, рады появлению святой, но им ничего не надо. В тот день я впервые заплакала не от счастья, а от горя. Горожане не отрицали, что я исцеляю, но не могли же они ждать, пока я приду, тем самым подвергая опасности близких, поэтому обращались к магам для защиты от хворей и злых духов. Они привыкли жить без меня. То же самое случилось и в Равении, и в Даркбридже. А в деревне Дарель меня едва не закидали камнями, когда я хотела помочь девочке, упавшей с крыши сарая.

Помню, от обиды всякий раз сжимолость сердце, словно привязали к позорному столбу и высекли. А потом бросили в пустыню, среди безжизненных песков которой меня никто не найдёт. Никогда прежде не испытывала я таких чувств.

Я скрылась в монастыре. Там ни о чём не спрашивали, что было мне по душе. Утром я пошла в лес, окружавший обитель. Блуждая среди размеренно шумящих кронами деревьев, я надеялась найти мир для опечаленной души. Птахи пели невинную трель.

Неожиданно я увидела молодого охотника. Золотые кудри его сияли в лучах солнца, обрамляя благородное лицо. Он тоже заметил меня и помахал свободной рукой, в другой он держал копьё, служившее посохом.
– Я вас не напугал? Здесь нечасто можно встретить человека, – одаривая  мягким взглядом голубых глаз, обеспокоенно спросил он.
– Нет. А вы любите одиночество?
– Да. С тех пор, как умерла сестра.

Дрожащим от скорби голосом он поведал историю, от которой по щекам заструились слёзы.

В дороге его сестра захворала, и в городе Гуттенбурге, том самом, где отвергли меня, обратились к магу-целителю. Тот лишь бессильно развёл руками. Как же молодой охотник корил себя, что не попытался отыскать святую Алидору, которая странствовала в этих землях ("Здесь моё сердце заколотилось невыносимо быстро," – призналась она зельвару). Его сестра угасла в страшных мучениях за несколько дней: на кладбище унесли туго обтянутый пожёлтевшей кожей беззубый скелет.
Охотник, едва сдерживая слёзы, закусил губу и продолжил:

– Алидора  спасла бы её! – чуть ли не выкрикнул убитый горем юноша. – На всём белом свете нет более доброй и могущественной целительницы. От одного её касания останавливалась кровь, бьющая из раны воина, а кожа прокажённых очищалась. Такая великая святая ни с кем не сравнится.

Речи охотника так сладко отзывались в моей душе! Но я не решалась признаться, что та, которою он искал, стоит перед ним. От страха, что он не поверит, отнимались ноги. Но тут мы услышали шум: сквозь заросли кустарника продирался медведь. Огромный хозяин леса жутко рычал, разрывая ветки острыми когтями. Охотник уже собирался броситься в атаку, но я воскликнула:

– Нет, не трогай его.

Зверь внимательно посмотрел на меня, подошёл и сел рядом.

– Я слышал, что святые умеют усмирять диких животных, а Алидора когда-то спасла крестьянских детей от медведя. Неужели Вы и есть та святая?

Я решила – глупо отрицать правду.

– Милая Алидора, знай: в порыве изменить людскую суть, мы с сестрой пришли из иного, лучшего, мира. Успеха, увы, не достигли, и когда она скончалась, я погрузился в отчаянье. Теперь же, если ты поможешь, у человечества будет шанс к исправлению.

Я искренне поверила ему. Его красота очаровала меня, как и благородные устремления. В тот день в душе моей зародилась нежная мелодия, звучавшая в унисон пению птиц. Я полюбила молодого охотника.

Ссутулившись, Алидора спрятала лицо в ладонях, но быстро совладала с собой. Осанка вновь приобрела горделивую прямоту, а лицо – каменную бесстрастность. Святая продолжила:

– Мы поселились в его мире. То было царство безмятежного покоя и ослепительной белизны. И солнце... Зельевар, ощущал ли ты, как свет проникает сквозь тебя, успокаивая печали? Там светило именно такое. Я думала, что счастлива. Возлюбленный раскрыл мне глаза на людскую суть, и я поняла, насколько они жестоки да неблагодарны. Я погрузилась в печаль, и он произнёс слова утешения, что знает, как всё исправить: надо научить их бескорыстно, благородно любить, но для этого ему потребуется поддержка. Я согласилась.

После смерти сестры он стал одинок – от чужака все отвернулись. Теперь, вместе со мной, такой же отвергнутой мелочными, глупыми, но такими беспомощными людьми, всё должно измениться. Я как дура ему слепо верила.

Позже возлюбленный предложил совершить ритуал по соединению душ во единое целое.

– Будет небольно, – уговаривал он. – Тревога, уныние, печаль навсегда покинут твою чудесную душу, и никто нас уже не разлучит.

Я согласилась. Воодушевлению не было предела, белоснежный мир засиял мириадами радужных искр. Возлюбленный долго шептал заклинания. Явившийся взору хоровод ярких огней унёс душу за горизонт, и я задремала, проснувшись же, никого рядом не обнаружила. С того дня он всё чаще и чаще стал пропадать. Когда возвращался, то объяснял отсутствие тем, что творил благо людям, которые, к сожалению, этого совсем не достойны.

Как-то раз он снова исчез, и я внезапно почувствовала, что кому-то очень больно да страшно и необходима помощь. Когда я странствовала по землям людей, такое случалось неоднократно, и ощущения эти никогда не подводили. Я напридумывала страшного, жутко испугалась за возлюбленного и, проклиная смертных, бросилась на зов боли.

Сама не знаю как, но я очутилась на околице горящего села. В нос ударил удушливый резкий запах, над одним из строений в небо взвивался чёрный столб дыма – внутренне ощущая мощный поток страдания, я, терзаемая страшными предчувствиями, поспешила, как тогда думала, на выручку к любимому.

Крестьяне, тщетно пытавшиеся затушить пылавший дом, меня узнали, и, попадав на колени, принялись умолять, дабы я спасла тех, кто всё ещё был внутри. В тот момент одна из стен с треском обрушилась, и сквозь пламя я заметила движение. Думая, что смогу спасти возлюбленного и остальных несчастных, я бросилась внутрь.

Алидора, зажмурившись, смолкла, на лбу образовались морщинки, пухлые губы скорбно скривились. Михаэль, не выдержав, оторвал взгляд от гримасы скорби, омрачившей прекрасное лицо и глянул на битву. Бесчисленные Джаррасы атаковали.  Демоны теснили Гарпилиуса и остальных.

Алидора, придя в себя, глухим голосом продолжила:
– Внутри бушевал огненный вихрь – в нём кружился возлюбленный. Но лицо златокудрого красавца не исказилось от боли, из груди не вырывались предсмертные хрипы – нет, он ликовал.

Одежды были словно сотканы из пламени, а кожа ярко мерцала. Он, упиваясь муками людей, корчившихся в углу комнаты, хохотал. Проклятый пожар, добираясь до самых костей, уже догладывал почерневшие тела – я опоздала. Несмотря на нестерпимый жар и вонь сгоревшей плоти, я зарыдала от невыносимой горечи, рухнув возле останков. Огонь не причинял мне вреда, хотя как тогда хотелось умереть в том пожаре. 
Тот, кого я любила, увлёкшись зверством, меня не замечал. Сдерживая рыдания, с голыми руками и молитвой на устах я, прорываясь сквозь потоки огня, бросилась на ставшего ненавистным возлюбленного. Мы встретились лицом к лицу, и он опешил, но всё равно оказался быстрее. Мерзавец сдавил моё горло и, смакуя каждое слово, с глумливой улыбкой прошептал:

– Дура, неужели ты думала, что я тебя люблю? Ха! Ты была нужна как источник энергии – всё! Обряд стал просто подарком, за счёт него твоя сила стала чернеть. Не веришь? Тогда загляни в наши неразлучно скреплённые души, и увидишь тьму...

Он говорил тогда правду: моя душа, погрязшая в гордыне, стала отвратительна, а его ослепила чистым сиянием, но оно не обмануло меня: благодаря обряду, соединившему наши души, я разглядела ужасающий мрак, скрывающийся за снежной белизной.

– Кто ты? – задыхаясь не столько от сжимавших горло пальцев, сколько от охватившего сознание кошмара, спросила я.

Он выплюнул прямо в лицо:

– Джаррас Белый, сильнейший демон, будущий повелитель миров. Твоя сила стала моей, и пришло время расстаться. Кто защитит тебя, а? Думаешь, в монастыре ты кому-то нужна?

Он взмахнул образовавшимися из потов огня крыльями, и в одно мгновение мы перенеслись в обитель, а пламя погасло. Демон приволок меня к чудесной старинной статуе, глаза которой меняли цвет. Я пригляделась и поняла, как же та похожа на меня.

– Ну, узнаёшь? Когда я только родился из хаоса, мне было дано предсказание – гибель моя произойдёт от смертной по имени Алидора. То же пророчество гласило – лишь заточение врага в хладный камень обезопасит меня. Ты не первая из Алидор: сил хватало лишь на то, чтобы удерживать в плену душу только тысячу лет. Потом она умирала и где-то возрождалась в той, которой суждено меня погубить. Охота возобновлялась, азарт загонщика – с ним мало что может сравниться. Всякий раз я находил свою жертву, играл с ней, доставляя ей побольше страданий.

Думаешь, жители сами тебя прогоняли?.. Встреча в лесу – случай?.. Ручной медведь – был настоящим?.. Нет, дорогая, то была лишь игра!

Вначале статуя представляла собой просто глыбу, лишь спустя века она сама по себе приобрела человеческие очертания. Жалкие людишки, что-то пронюхав, выстроили рядом капище. Сюда потянулись паломники. Я заливался смехом, наблюдая, её агонию, вернее, твою агонию, Алидора, когда ты всякий раз  расходовала последние силы на никчёмных человечишек, медленно умирая в камне. На этот раз мне пришла изумительная идея: соединить наши души, чтобы ты зря не тратила энергию на людишек, а черпал её единственно я.

Что ж, сегодня ты останешься здесь. Так было и будет.

Демон, увлекая и меня за собой, запрыгнул на постамент. Он, вдавливая моё тело в статую, принялся шептать заклинания. Камень постепенно стал мягким, как первый снег, и я почти погрузилась в него, но в последний момент, превозмогая жуткую боль, я поцеловала мучителя. И мы оказались там вместе. Наверное, так случилось всё из-за обряда по соединению душ.

Очутившись внутри камня, я вспомнила все прошлые жизни. Рождаясь среди людей я неизменно их забывала. Демон вновь не обманул: я и была каждой из Алидор.

В этот раз долгие годы длилась борьба. Джаррас, имея со мной одну душу, был бессилен что-либо сделать. Чтобы уберечь богомольцев, я беспрерывно читала молитвы, хотя демону иногда удавалось меня отвлечь, и тогда он делал с людьми, что хотел. Как же я ненавижу его!

Алидора громко зарыдала. В этот момент земли монастыря задрожали, широкие расщелины с оглушительным грохотом изрубили ландшафт. Джаррасы, одерживая верх, вторя звукам разверзающейся земли, зловеще расхохотались.

Михаэль бросился на колени перед святой и выпалил:
– Алидора, сейчас всё зависит от вас.

Она, исступленно повторяя, что ненавидит демона, не обращала на это внимание, словно зельевара и не существовало.

– Пожалуйста, – протягивая ей фляжку, твёрже произнёс Михаэль, – выпейте зелье прощения, если злость усмирить, ваши души очистятся, и Джаррас ослабнет. Это шанс его победить!

– Не буду. Оставьте меня!

Разломы на поле боя разверзлись ещё сильнее, а воздух над ними затрепетал. Михаэль, заглянув в ближний провал, быстро отпрянул: со дна стремительно поднималась раскалённая лава.

– Пей! – потеряв терпение, крикнул зельевар.

Алидора медлила.

– Пей!

Ответив ему взглядом взбешенной фурии, она наконец сделала глоток.
Разломы со стоном сомкнулись...