Sawyer · Библиотека

Мой самый, прямо САМЫЙ, первый рассказ)

Ангел, пойманный в ловушку,

В человеке спрятал слепо

От назойливой старушки

Запасной кусочек неба...

В бледном зареве сияния

Многолюдной суеты

Просят боги покаяния

Этой дерзкой бедноты...

Благодаря Ромеро и Ко зомби из феномена, известного узкому кругу этнографов, превратилось в прочную составляющую современной поп-культуры. И кинопродукты так или иначе связанные с темой зомби регулярно собирают толпы зрителей перед экранами как в кинотеатрах так и в домашней обстановке.
Но что, если то, что мы имеем сейчас – это всего лишь ранний этап в истории экранизаций сюжетов о зомби? Не дай Бог мы доживём до того времени, когда предстоит смотреть документальные видеозаписи об этих нелюдях…
Но пока фабрика грёз предлагает несколько иную судьбу жанра. А всё из-за фанатично преданных адептов зомби-культа. Послушайте историю актрисы Меган – и вы узнаете, что случилось с миром…

«Нет, молодой человек, - прохрипел бродяга, - это тебе надо!» Он ловко высвободился от натиска мужчины, что Делакруа даже поразился силе немощного на вид старика. Костлявой рукой из-под полы драного плаща он достал какой-то предмет. И, когда на него упал свет, Поль чуть не лишился чувств. Это была она — ее скрипка. Сомнения быть не могло, что это именно тот инструмент. Ведь мужчина помнил каждую царапинку, каждую зазубрину на скрипке своей возлюбленной — на скрипке, которую положили рядом с Софи в гроб...

Безлунная ночь. Кое-где лишь горели фонари, да в лужах отражались звезды. Она шла по мокрому тротуару, босыми ногами наступая на мелкие камни, а иногда на осколки, но совсем не ощущала боли. Осенняя прохлада уже ворвалась на улицы. Люди больше не оставляли настежь открытые окна. Ее изорванное платье лишь слегка прикрывало наготу, но она не чувствовала холода. Глубокая ночь накрыла город. В окошках домов погас свет — все окунулись в сон. Она прошла последние фонари, выйдя на окраину, где царил мрак. Но ее глаза прекрасно видели сквозь тьму очертания любого предмета. Девушка не могла вспомнить, что с ней произошло, где находится, даже кем была. Только имя. Кажется, Дженни. Лишь одно прежде неизведанное чувство не покидало ее. Голод...

Серый рассвет покрывал сонные улицы. В воздухе, пропитанным прохладой, витали частички давно ушедшего времени, когда мир еще не осунулся, не превратился в покойного старца, а на лицах мелькали живые улыбки, и грело солнце. Сейчас мир в его тепле не нуждался. Зачем, когда он превратился в морг, где тела только умели ходить, разговаривать и еще, пожалуй, курить и выпивать, но только не чувствовать? Небеса набухли пепельными облаками, скоро должен пойти дождь — бесполезные слезы по никчемной вечности. И вот он заморосил, раскрылись зонты, а Виталию оставалось удивляться: почему мертвые боятся промокнуть?

Она вернулась в дом. И в своей черно-белой комнате, которая несколько часов назад блистала палитрами ночи, нашла такой же черно-белый снимок и, вставив в рамку, повесила над камином. С тех пор милое лицо женщина видела только на сером портрете и никогда в цветном мире. Очаг камина больше не согревался огнем, но навсегда сохранил в себе тепло двух сердец — тепло, подарившее новую жизнь...

Персефона поднялась и еще раз хотела обойти ночной цветущий луг, как неподалеку в зарослях услышала чье-то дыхание. Сначала она насторожилась, решив, что кто-то подглядывает за ней, но ничто не могло надолго смутить супругу самого страшного бога, единственного, которому не строили храмы, а в жертву приносили людей.

Прекрасная богиня, которую ласкали цветы, превратилась в эринию, готовую растерзать наглеца...

В любом случае он придет и, как всегда, хлопнет дверью. Потом он начнет греметь бутылками, доставая из минибара графин со скотчем, будто и так мало «накачался» за вечер. Но если графин опустеет прежде, чем ему удастся утолить жажду, то он в ярости зашвырнет его в противоположный угол гостиной. Поднимаясь по лестнице, он начнет горланить мотив пошлой песни и распахнет дверь в спальню. Если раньше она, еще не свыкшись с жалкой участью, начинала проявлять какое-либо негодование, то теперь боялась даже вдохнуть...