Мэг

...ну, вы же сами понимаете, так нельзя, - говорит... кто говорит... ну, назовем её, например, Мэг, потому что имени как такового у неё нет, ей не положено, но надо же её как-то назвать, так почему бы не Мэг. Ну, вы же сами понимаете, говорит Мэг, мы, конечно, рады вас видеть, как без этого, наш городок всегда рад гостям, только вы же понимаете, что вы... ну... как бы это сказать... Ну, вы меня понимаете, вы понимаете, что я имела в виду и не сказала, о таких вещах не говорят, но такие вещи все понимают, вы понимаете?

Вилма

Вилма все понимает, даже снисходительно кивает, когда её называют на местный манер – У-и-и-льма, - допивает кофе, хороший кофе с ароматом подступающего октября и ушедшего лета – кивает, да-да-да, все понимаю, вы не волнуйтесь, я осторожно, я тихонечко, я совсем чуть-чуть.

Чаш оф чи

Все так говорят, не соглашается Мэг, вот все-все до единого, кто из ваших приходил в эти края, все они до единого так говорили. А что потом, спрашивает Мэг, а что было потом? Вот где сейчас фкисы? Сейчас уже и не вспомнит никто, что были какие-то фкисы. А парсы? А ремы? А руги? Вот вы сейчас на меня так смотрите, будто я все эти имена выдумываю, а я, надо сказать вам, ничегошеньки не выдумываю, были эти народы, еще как были, только сейчас уже и не помнит никто, что они были, никтошеньки-никто не помнит. А все почему? Почему, спрашивает Мэг, и многозначительно смотрит на Вилму, ну вы же видите, я многозначительно на вас смотрю, вы же понимаете, да? Нет, вы поймите, мы против вас ничего не имеем, мы очень даже рады вам, вы мне даже нравитесь, честное слово. Но вы же сами понимаете, что так нельзя, что мы боимся, вот я, например, сегодня назвала чашку не кап, а чаш, вы представляете? Чаш! А что дальше будет? Сегодня вместо кап – чаш, завтра не хаус, а домус, а там, глядишь, и вместо ти – чи, вы представляете? Чаш оф чи! Немыслимо! Так что вы же понимаете...

Коктейли из сентябрей

Вилма кивает, да-да-да, я сию минуту, я сейчас же, я только еще чуть-чуть, я тихонечко, я осторожно, я шепотом-шепотом на цыпочках. Вы же понимаете, я всю жизнь мечтала, вот этот ваш город, вот эти дома, эти улицы, эти дома на мостах и мосты на домах, эти августовские вечера, запеченные с черникой, эти коктейли из сентябрей, эти чашки горячего ноября в теплых свитерах и шапочках... Вы же понимаете, я всю жизнь хотела увидеть, это же мечта... Мэг кивает, Уи-и-и-льма, я все понимаю, но и вы же все понимаете, мы друг друга очень хорошо понимаем.

Кофе без ничего

Мэг пьет чаш кофе, кофе без ничего – как в тот вечер, когда все началось, Пэгги долго не может выбрать кофе, наконец, просит Ше выбрать что-нибудь, да неважно, что, на его усмотрение. Ше перебирает варианты, преобразовать в массив, присвоить индексы, выбрать случайное значение, проверить по индексту – пожалуйста, кофе без ничего. Пэгги не понимает, как это без ничего, чашку воды, что ли, ну ты и заказал, умник хренов. Ше разводит... нет, не руками, рук у Ше нет, ну чем-то там разводит, лапами, что ли, что у него там есть. Делать нечего, Пэгги пьет кофе без ничего, это было в тот вечер, когда... да нет, в тот вечер еще ничего такого примечательного не случилось, вечер как вечер.

Ше

Около половины одиннадцатого Ше чувствует проблему в квартале отсюда, нет, невелика проблема, но все-таки. Веди, говорит Пэгги, хочет допить кофе, который не кофе, не допивает – черт с ним, и за это такие деньжищи, за стакан воды, совсем охренели креативщики. Пэгги торопится за Ше, с трудом поспевает, Ше все-таки быстрый, ловкий, на четырех гибких лапах. Наконец, Ше сжаливается над Пэгги, прыгает ей на плечо, поводи длинными стальными усами, прижимает стальные уши, вспыхивают узкие глаза янтарно-желтым сиянием.

- Здесь, показывает Ше, здесь, - шипит, фыркает, почти как настоящий кот.

Часовка

Пэгги смотрит, что здесь, не сразу понимает, что видит, маленький домишко, зажатый между роскошными постройками, уютная веранда, человек неопределенных лет, но кажется, все-таки немолодой, рядом с его плетеным креслом что-то вроде старинных часов...

- И... и что? – не понимает Пэгги.

- Да ты посмотри.... ты сама посмотри...

Пэгги сердится, - мало того, что заставил пить не пойми что, это ж надо же было выбрать кофе без кофе – так теперь еще и Пэгги сама смотреть должна, а Ше тогда на что, в металлолом его или вон, прием сотовых телефонов б/у, даром, что Ше и близко не сотовый телефон, хотя позвонить по нему можно. Пэгги присматривается, в упор ничего не видит, да что тут можно видеть, только человек в кресле, и все, ну не серый же мотылек на стекле...

Да часы же... – шипит и фыркает Ше, - часы...

Пэт смотрит на часы, да не на свои, а на эти, напольные, вот черт, а верно, искусно сделано, Пэгги так и не может понять, что видит, то ли девушку, то ли часы, то ли часовую девушку, то ли девушковые часы, то ли...

Сенсометр

Пэг смотрит на сенсометр на голове у Ше, присвистывает, ого, вот это ничего себе значение, она думла, так и не бывает. Снова смотрит на часовку, как мысленно окрестила про себя девушку, ну ладно, часовушку, прикидывает, вежливо откашливается:

- Вечер добрый. Часы ваши... можно взглянуть?

Человек бледнеет так, что становится почти прозрачным, сглатывает, с трудом пытается выдавить из себя слова, наконец, хрипит:

- Это... это же просто... просто часы... это...

- Разрешите взглянуть... как... как вы объясните это? – Пэг показывает на сенсометр, доходящий почти до одиннадцати.

- Э... гхм... это она, она все, она!

- Вы что, на полном серьезе полагаете, что у часовых механизмов есть чувства?

- Нет, но... да... послушайте, я её починю, я её обязательно починю, я все... все исправлю...

- Боюсь, тут уже ничего нельзя исправить, только ликвиди...

- Не надо! не... не... пожалуйста, не надо, не-е-ет!

- Да не беспокойтесь вы, я говорю о ликвидации чувства, а не...

- Нет! Я не позволю! Не смейте даже! Не смейте!

Полупрозрачный человек хватается за часовушку, вернее, за что-то между ним и часовушкой, пытается закрыть, спрятать, не дать, - падает, пронзенный смертоносным лучом, сверху сыплются остатки часового механизма ча... как бы её назвать, чтобы часы и девушка, и чтобы не было ничего совиного, ну не часучка же, не частерва же, а вот... часестрица. Часупруга, вот-вот, в точку.

Босс

Пег делает знак Ше, Ше включает связь, босс отвечает не сразу, такое впечатление, что босс вообще не хочет отвечать, наконец, нехотя спрашивает, ну что у вас там?

- Еще один ликвидирован.

- А что там было?

- Да псих какой-то влюбился в девушку с часовым механизмом.

- Ну что поделать, больных людей везде полно... он-то как теперь?

- Он погиб, когда чувство свое защищал...

Шеф откашливается:

- Пэгги, я вам сколько раз говорил, вы казните эмоции, а не людей! Не людей, ясно вам?

Пэгги хочет взорваться, а вы бы сами попробовали вот так по городу побегать, вот посмотрела бы я на вас. Не взрывается, заставляет себя успокоиться, вдох-выдох, вдох-выдох, сейчас бы кофе, только настоящего кофе, а не этого, который Ше выдумал, ну не выдумал, ну нанардо... надрано... на-ран-до-ми-зи-ро-вал, вот-вот, еле выговорила. Когда слышат Ше, все время представляют себе что-то китайское, неважно, что, но китайское – а Ше вовсе не китайский, он французский, ну почти, ну чуть-чуть, потому что ля ше это вроде как кошка, или что-то такое, вот Пэгги и назвала поисковик – Ше.

- А почему у вас поисковик   в виде кота?

Так Пэгги никто никогда не спрашивал.

А если бы спросили, она бы просто пожала плечами, ну какая разница, ну вот у одного поисковик в виде самолета, у другого вертолет, у третьего еще что, а у меня вот, в виде Ше, ну он не совсем кот, ну, в общем-то кот, да... а нет, менять не собираюсь, ну да, старовата модель, ну устраивает, ну да...

Ыра

Вы осторожнее с ней, говорит Ыра, на самом деле она Ырымбика, только Ырымбика, это слишком длинно, поэтому Ыра, так вот Ыра говорит Вилме, Вилма, вы поосторожнее с ней, с Мэг с этой, вы же понимаете, что она делает... А, так вы не знаете, ну, конечно, вы не знаете, вы же вся в своих мыслях, вся в своей любви к городку, - а вы хоть знаете, что Мэг смотрит на ваши чувства к городку? Вы хоть знаете, что она их уже проверяла, чувства ваши, там на шкале пятнадцать высветилось, пятнадцать, вы представляете? И ходит вокруг да около, и смотрит на любовь вашу к городу, понимаете? А норма какая? – спрашивает Вилма. Да вроде бы не то ноль семьдесят пять, не то ноль пятьдесят, что-то такое. Так что вы сами-то подумайте, сами подумайте, что она с вами сделает!

Проколотые мозги

Не трогайте Вилму (Уи-и-ильму), не трогайте, говорю я вам – говорит Мэг, пьет свой неизменный кофе без ничего в память о чем-то там – я же видела, как вы за ней увивались, Ыра, не надо из меня дуру делать, я же все вижу. Вы хотите её сделать такой же... такой же, как вы сами, вы посмотрите, до чего вы себя довели! Нет, я понимаю все эти молодежные веяния, я по молодости себе тоже нос проколола, мама орала, как потерпевшая, мозги себе проколи, и проколю, да тебе и прокалывать там нечего. Только то, что вы сделали, это уже ни в какие ворота не лезет, это ж надо ж было так себя изуродовать. Нет, я понимаю, люди там ринопластику делают или еще что, если с ними что-то не так, но вы-то зачем все это себе устроили? Деньги девать было некуда, или что? Нет, вы-то ладно, что хотите, то и творите, но остальных-то зачем во все в это ввязывать, вы мне скажите на милость, остальных-то зачем? Идущий в ад ищет попутчиков, так, что ли? Так что мне даже не предлагайте заморочки все свои эти, и Вилму оставьте в покое, отстаньте от неё, я вам говорю, слышите?

Семь лет

Мэг ловит себя на том, что говорить не слышите, а чудите, и снова держит не кап, а чаш, и даже ест теперь не кейк, а клеб, вот ведь черт, нет, надо от этой Вилмы (Уи-и-ильмы) подальше держаться... Мэг задумывается, пьет кофе без ничего, накануне того дня она тоже пила кофе без ничего, а потом был тот день, а потом был босс, боссу сколько-то там лет, у босса есть жена, он в ней души не чает. Пэгги, говорит босс, а что если вам взять модель поновее? Пэгги вздрагивает, настораживается, мнется, не знает, что ответить, ну нельзя же просто так сказать – нет. Бормочет что-то, что её всё устраивает, ну правда, все-все, вы не беспокойтесь, пожалуйста, Ше хоть уже семь лет мне служит, но он правда очень хороший, честное слово. Пэгги, говорит босс, вы же понимаете, Пэгги, что это-то и плохо, это-то и настораживает, что-то сильно вы его хорошим считать начали, вы не находите? Нет, я вас давно знаю, Пэгги, я-то понимаю, что вы у нас девушка благоразумная, ни на какие такие глупости не поведетесь, это не про вас, Пэгги. Только вы бы развеялись, нашли бы себе какого-нибудь... ну, я не знаю... вот у моего знакомого сын есть, вроде, хороший парень, вы бы с ним встретились, поболтали, посидели бы где-нибудь не знаю, где. Нет, вы поймите, я ж с вас ничего не требую, это уже как пойдет, еще не хватало, я в чужую судьбу вмешиваться буду – только честное слово, это для вас самой лучше будет, хоть отвлечетесь от этого Ше, а то правда что, мало ли что.

В зеркале

Тем же вечером поступает очередной вызов, улица какая-то, дом какой-то – странно, что вызов от шефа, обычно шеф не говорит, что делать, обычно Пэгги сама ищет, что делать. А тут – улица такая-то, дом такой-то. Пэгги уже спешит, и Ше уже спешит, Пэгги с трудом за ним поспевает, кричит, я тебя в следующий раз на поводок возьму, понял ты? Пэгги спешит, подбегает к дому, оторопело останавливается, почему это её дом, что за черт. Еще не хватало, чтобы в наш дом кто-то забрался, говорит Пэгги. Еще не хватало, шипит Ше, Пэгги уже думает переименовать его в Ши. Пэгги распахивает дверь, руки вверх, вы окружены, и все такое – тут же оторопело останавливается, а почему никого нет, а как так. А ну-ка проверь, просит Пэгги у Ше – Ше проверяет, сканирует, вот это да, целых тринадцать. Пэгги как всегда не задумывается, чего именно тринадцать, Пэгги приходит в ужас, вот ведь черт, это уже зашкаливает. Искать, искать, шепчет Пэгги, найти их любой ценой, где они, эти, Пэгги не знает, кто, - дурочка какая-нибудь влюбленная, которая по уши втрескалась в какого-нибудь персонажа нарисованного, или псих какой-нибудь гиканутый, влюбленный в какую-нибудь там программу или программный код, или там подросток какой-нибудь собаку свою любит до помешательства...

...никого нет.

Пэгги не понимает, растерянно оглядывается, как никого нет, почему никого нет, должен же кто-то быть, от кого эти эмоции, должен же...

- Не понимаешь? – усмехается Ше.

- Да помолчи ты уже... стой... раз такой умный, так сказал бы, где они прячутся!

- А ты бы в зеркало посмотрела...

Пэгги смотрит в зеркало, долго-долго ищет там что-то, сама не знает, что именно, где же, где же, что же, что же... нет, ничего... комната как комната, в зеркале не отражается ничего особенного...

- Ше?

- В зеркало, говорю, в зеркало!

- Ше, ну хватит уже загадками говорить!

- Да какими загадками, куда яснее-то – в зеркало!

Пэгги не понимает, злится на себя, что не понимает, - спохватывается уже слишком поздно, когда окно разлетается от выстрела, Пэгги в последнюю секунду догадывается, что стреляют в неё, вернее, не в неё, и не в Ше, в а то, что между ними двумя, в то, чего не должно быть...

Пэгги бежит за ускользающим Ше, хорош, друхок, ничего не скажешь, бросил Пэгги, бросил, сам только так по крышам порхает, а нет, спихивает с крыши что-то гипсовое на головы преследователей, молодчина...

Так вы Пэгги?

....так вы Пэгги, спрашивает Вилма, вы Пэгги, да? Вилма пьет по глотку долгие осенние вечера в городе мечты, смакует по каплям, Пэгги боится, как бы она не выпила до дна весь город, и что тогда останется, что тогда останется, я спрашиваю. А Вилма спрашивает – так вы, значит, Пэгги, да? Нет-нет, уважаемая Вилма, я не Пэгги, вы ошиблись. Но как же так, ведь не можете же вы быть Ше, не можете же, правда? Почему не могу, посмеивается Мэг. Ну, потому что... вы на двух ногах, а не на четырех, и на кошку вы не похожи, ну, похожи, но только чуть-чуть. Мэг загадочно улыбается, Мэг посмеивается.

Дружить

Ну что я наделала, что я наделала, плачет Вилма, я же не хотела, я же тихонечко-тихонечко, я же шепотом-шепотом, я же осторожно, на цыпочках, я же только... а оно рассыпалось все, и где был Букбург, уже Буград, думающий, не стать ли ему Книградом, и где было кофе с первым дождем октября, теперь что-то яблочно-пряное,  и строгий черно-бурый замок ощеривается вычурными узорами и расцветает пестрыми красками. Ну, я же не хотела, плачет Вилма, я же только... я же... Ну, вот видите, Вилма, вот видите, я же вас предупреждала, говорит Мэг, вы же сами все видите и все понимаете.

А вы-то почему, спрашивает Вилма, вы-то почему сразу не бежали от меня, как черт от ладана, здесь что-то не так, говорит Вилма, что вы задумали? Мэг еще пытается что-то соврать, понимает, что не получится, отмахивается – ну ладно, ладно, вы же сами видите, вы же сами все-все видите. То есть, вы видите, но не понимаете, то есть, вы понимаете, но не хотите верить, что такое возможно, что я и есть... ну, можете называть меня эмоцией. Чувством. Нет-нет, простите, я не люблю это слово – Любовь, это не то, это не объяснить, это почувствовать надо. Вы меня извините, Вилма (Уи-и-ильма), вы же меня совершенно не интересуете, ну вот нисколечко, я же не с вами подружилась, а с вашим чувством к городу, оно такое... такое... необыкновенное. Ну а как вы хотели, люди с людьми дружат ведь, дружат, правда ведь? Так почему же одно чувство не может подружиться с другим чувством? Почему одна любовь не может подружиться с другой любовью? Вы бы хотели всю жизнь прожить в гордом одиночестве? Ну, вы, может, и хотели бы, а я вот нисколечко, мне знаете, как здорово с другими любовями поговорить? Так что уж извините... я не с вами... я с чувством вашим...

Стойбл в доуме

Мэг спускается в маленькую гостиную, проходит мимо столика – вместо тэйбл получается какой-то стойбл, вместо ливинг рум какой-то гостинг рум, тьфу ты, черт. На столике лежит газета, последние новости, мир гибнет, земля рушится, куда и почему – непонятно, скоро человечеству придется искать новые места обитания где-то в космосе. Мэг расстилает газету на стойбле, чистит на ней октябри и сентябрьские вечера, думает, добавляет чуть-чуть ноябрьских поздних рассветов – бросает газету с очистками в мусор, ставит очищенное и нарезанное на огонь, будет делать осень. Какого черта она вообще пустила их в свой дом, этих вот, эту вот, которая Уи-и-и-льма, из-за которой теперь не хоум а доум и не кап, а чаш, и не ти, а чи. И эту, которая Ыра, как это вообще выговорить, чтобы произнести её имя, нужно что есть силы ударить себя в солнечное сплетение, не меньше. И ладно бы только Ыра, но что она делает, что она делает, спрашивает себя Мэг, это же ни в какие ворота не лезет, как она себя изуродовала. И ладно бы только себя, так ведь каждый день ходит по городу, ищет себе последователей, рассказывает им что-то, и появляется в городе все больше таких... таких... даже не сказать, каких. Нет, Мэг все понимает, Мэг сама себе нос проколола еще бесконечно давно, но то нос проколоть, цепочку себе провести от уха к носу или еще как, а тут... это же вообще какой-то кошмар, просто кошмар, не меньше. И все клеится, клеится Ыра то к Мэг, то к Уи-и-ильме, Мэг только и успевает напоминать Ыре этой, чтобы близко даже не подходила, и не вздумайте даже, и вообще...

Запеченные сны

Последний раз Мэг была такая злая, когда Ше не услышал, как кто-то крался по закоулкам к убежищу Пэгги, которое они с Ше облюбовали, чтобы не убили то, что между ними. Какого черта Ше не услышал, почему Пэгги должна слушать и слышать, делать чужую работу. Пэгги командует Ше – цельсь, пли, откуда-то из недр Ше выдвигаются пушки, Ше уже готов выстрелить в крадущуюся тень, когда тень отскакивает, окликает голосом бывшего босса, да что вы в самом деле уже в людей стреляете, совсем уже. Ну как вы ту обустроились вообще, поужинать-то вам есть чем, а то я принес на всякий случай запеченных снов, а то мало ли. Да не бойтесь, не отравлю, что вы от меня как черти от ладана шарахаетесь. Перекантоваться-то у вас тут можно? Да я сам в шоке, что так случилось... я вот до сих пор в себя прийти не могу, честное слово... вы же понимаете, я всю жизнь со своей благоверной душа в душу, души в ней не чаю, и нате вам... А что такое, спрашивает Пэгги, Пэгги не понимает, что тут может быть не так, черт возьми, ну даже если босс где-то себе любовницу выискал, ну и что, нет такого закона, что любовницу нельзя... Вы же понимаете, продолжает бывший босс, этого же вообще никто не понимает, сенсометры эти ваши, что они там напоказывали, что я люблю жену как-то неправильно, нельзя так сильно обожать свою супругу после десяти лет брака, или что-то в этом роде... Так вы теперь тоже в розыске, догадывается Пэгги, вот ведь не повезло... Пэгги нехотя открывает дверь, ахнуть не успевает, когда выстрел разбивает её голову, Ше бросается наперерез, разлетается микросхемами, винтами и гайками...

Эпплоко

...так они погибли, а вы остались, спрашивает Ыра, сочувственно качает головой. Мэг хочет ответить, не отвечает, спохватывается, а где вилма (Уи-и-и-ильма), а Вилмы нет. Уехала, отвечает Ыра – Мэг чует неладное, что-то здесь не так, как уехала, я же вроде с ней разговаривала, или нет, это я не с ней разговаривала, это я разговаривала с её чувством. А куда она уехала, спрашивает Мэг, домой, что ли? Нет, она... Ыра показывает фото, вот Ыра, вот Вилма, вернее, то, что было Ырой и Вилмой, а теперь вообще ужас какой-то, Ыра, Ыра, причитает Мэг, что ты с собой сделала, так ладно бы с собой, что ты с Вилмой сделала. Ыра полулежит на софе, раскинув щупальца, смеется булькающим нечеловеческим смехом, взмывает прочь, в распахнутое окно, в ледяное безоблачное небо, дальше, в космическую пустоту, оставляя умирающий город под гаснущим солнцем. Мэг не знает, что делать, заваривает себе чаш оф кофе без кофе, надкусывает хрустящее эпплоко, смотрит на опустевший город. Спохватывается, ищет по дому... нет, не Вилму, а мечту Вилмы о городе, уж мечта-то явно осталась здесь, в Таймбурге, вот она, в большом зале (гостинг рум), - пошинкуем сентябри, приправим октябрьскими вечерами и щепоткой ноябрьских рассветов, запечем осень, поедим на веранде с видом на город...