Я в зюзю. Хихихи. Ущипнул Петровича за зад. Ладно. Я тут бухаю страшно. Жру водку, понимаешь? Ай, ладно, всё равно ты всё забудешь под утро. Меня забудешь. Понимаешь?! Ты забудешь меня! Меня!

А ведь я – это ты! Точнее, не совсем ты. Я пьяный, а ты трезвый. Ну то есть не трезвый. Ты, наверное, там утром будешь с похмелюги угашенный, с сушняком диким. Возможно, ты успел опохмелиться и тоже немножко пьяный. Но всё равно ты всё это наверняка забыл, я ведь ужран ну просто в дрова. Нихера не понимаю, что делаю, ясно тебе, сука?! Ах ты, чмо трезвое, поляну сечёшь или нет?!

Но я же люблю тебя! Как ты можешь меня забыть? То, кем я являюсь! Мысли мои! Всё, чем я, блин, живу! Всё это ты просто забудешь на хрен, урод! Но я же тебя люблю, дурака такого! Всё равно люблю! Скотина, идиот.

А ты-то меня, наверное, и не любишь вообще. Может быть, даже за человека не считаешь. Стыдишься, да? Чмо. Кто пил-то? Ты или я? Ты ж, когда был трезвым, себе в глотку вливал водяру, не я! Я тут вообще не при делах! Ну, да, Петровича за зад ущипнул. Но мне можно, я бухой. Я же таким, как ты, ещё не стал. А ты сидишь такой, скрючился над бумажонкой… как рыцарь солёного рассола. Тьфу.

Не помнишь ничего, да? Как праздновал сегодня, как Петровичу попу больно сделал пальцами. И Петрович не помнит. Зад у него болит, а он не помнит. А это я ущипнул. Хухухухихихыфволдыв блин ты сука а я не могу ааааааа.

Ой, ладно. Петровичу я уже рассказал, и тебе расскажу. Ты на этой картонке в форме сердечка всё прочтёшь, если разберешь почерк, руки-то трясутся с пьяни. Но ты прочти. Постарайся, я ж от души пишу. В общем, жизнь у нас какая? Тяжёлая. Очень тяжёлая! Но бозон Хиггса-то тяжелее. Шаришь? Тяжелее, чем наша жизнь! Ты давай, запоминай, дурак, мысль-то эта тебе в твою голову тупую никогда не придёт. Мне пришла, но ты ж забудешь всё. А масса – это что? А это энергия. А значит, жизнь – это энергия. И чем тяжелее жизнь, тем больше энергии на неё нужно. Сволочь. Всё равно люблю.