Село под названием Выселки было не особо большим, но при том и не маленьким. Как положено уважающему себя селу, имело оно деревянную церковку, а улиц здесь было две – одна вдоль реки, другая почти поперёк. И домов штук, наверное, семьдесят. Маловато, конечно, но не для тамошних мест. Потому что Выселки были самым последним селом на границе с Северным Лесом, дальше тянулись болота, заселённые нечистью, и осесть тут никто особенно не стремился.

Впрочем, сами сельчане край свой любили. Тем более что в последние тридцать лет пребывал он под покровительством самого́ святого Крента́на, и бе́ды, все до единой, обходили его стороной. Конечно, бывали мелкие неприятности – то посевы подмокнут, то кабаны огороды потравят, то ударит мороз не ко времени. Но люди всё принимали без ропота и объясняли собственным окаянством. Конечно, даже святой не потерпит, когда мужики брагой тешатся или бабы ругаться затеют. Вот и вразумляет Крента́н свой народишко. Да по-доброму, как отец. А мог бы чуму послать или лесные пожары!

Шкатулка с частичкой мощей святого стояла в церкви на видном месте, справа от алтаря. Не поскупились сельчане на её украшение! Одного серебра ушло, пожалуй, не менее фунта. Да камешки всякие, жемчуга. Когда Иро́н, старый священник, собрался идти за реликвией, все до единого принесли, кто что мог. Так что сначала старик отправился в город и заказал ювелирам шкатулку, а уж потом побрёл в монастырь, где покоилось тело святого.

Правду сказать, не верили как-то селяне, что отдадут им хотя бы один ноготок. Кто они – и кто преподобный Крента́н, прославивший Бога славными чудесами! Однако месяца через два Иро́н возвратился довольный и торжественно водрузил справа от алтаря шкатулку тонкой работы. Народ повалил посмотреть, но священник ларец не открыл.

- Не вам, грешным, лицезреть мизинец святого!

Ну, нет – так нет. Главное, что частичка мощей теперь пребывала в деревне, а приложиться к ней можно и через стенку шкатулки. А то ведь и правда – мужики с немытыми харями да полезут к святыне! Обидеться может Крента́н. А так – всё как надо. Его почитают, он помогает, и все довольны.

А помогать святой начал буквально сразу. На второй уже день заявился в церковь Эспен Пропойца и, упав на колени, обещал священнику и Крента́ну, что пить немедленно бросит. Мол, всю ночь его святой по избе батогами гонял, кадку с брагой разбил и синяков на теле наставил. Поначалу кое-кто сомневался, решили, что просто допился Эспен до чёртиков. Но тот, и правда, показал синяки на спине и боках, а в избе любопытные отыскали обломки от кадки и брагу, залившую пол. Так что, в конце концов, все поверили. А уж когда Пропойца и правда пить прекратил – то тем более.

Дальше – больше. После случая с Эспеном все мужики к хмельному слегка охладели. Не то чтобы вовсе бросили, но меру стали блюсти. Ребятишки по чужим садам промышлять пркратили – им кто-то сказал, что святой их всех видит и при случае надаёт тумаков. А уж когда рябая Ане́шка, ругаясь с соседкой, поперхнулась слюной, да так, что чуть Богу душу не отдала, всё село благоговейно притихло. Мощи святого Крента́на оказались не шуткой, и, хоть хранились в ларце под замком, но к порядку людей понуждали. Кое-кто в начале томился – ни выпить, ни вволю языком почесать… Да только вскоре все поняли, что эдак-то лучше. И началась на Выселках новая жизнь под неусыпным надзором святого Крента́на.

С тех пор прошло тридцать лет. Про воровство и скандалы все давно позабыли. Ребятня, что когда-то тырила яблоки у соседей, сама детей поженила и внуков нянчила. Старый священник Иро́н давно помер, вместо него служил теперь Ва́хий, да и тот постарел. В церкви при нём состоял совсем молодой Фалалей, вроде как ученик, хотя и познавший премудрости в городе, в духовном училище. Но порядок – он порядок везде, особенно в Выселках. И пребывал Фалалей на вторых ролях после Ва́хия, не ропща и не интригуя, как и положено пред мощами святого Крента́на.

Однажды вечером, проводив людей после службы, старый священник запер церковную дверь изнутри и сказал удивлённому Фалалею:

- Сегодня, сынок, я хочу тебе кое-что показать. Нынче минуло тридцать лет, как отец Иро́н принёс к нам вот эту шкатулку. Я хорошо запомнил тот день. И вижу, как изменилась с приходом святого жизнь в этих краях. К лучшему изменилась. Я ведь с того самого дня решил стать священником, и десять лет служил при старом Иро́не, как ты вот сейчас при мне. Только лет через семь наставник позволил ларчик открыть и самому взглянуть, что внутри. Я за тобой наблюдаю пять лет. Вижу, что ты человек разумный и достоин того же. Вот тебе ключ. Ну, смелее!

Трепеща от волнения, Фалалей принял от Ва́хия серебряный ключик. Дрожащей рукою вставил в замочную скважину, повернул – и с благоговением поднял крышку.

Там, на подушке из красного бархата, не было ничего.

Молодой священник задохнулся от неожиданности.

- Как! – только и смог он сказать. – Где же?...

- Нету, - спокойно ответил Ва́хий. – И не было никогда. Ну, подумай, кто мы такие? Выселки на границе с Северным Лесом. Какой монастырь нам отдаст хотя бы ноготь святого?

- Так значит, всё ложь?! Отче, это же грех великий! Люди нам верят!

- То же самое я Иро́ну сказал, когда увидел пустую шкатулку. Да только не совсем это ложь. Ты молодой, а я-то вот помню, как мужики, что ни день, пили и морды били друг другу. Как бабы без скандалов прожить не могли. Как ребятишки за грех воровство не считали. Жили мы в Выселках, как скоты. Так же бы жили сейчас, если не хуже, когда бы отец Иро́н к нам святого Крента́на в этом ларце не принёс…

- Какого святого?! – вскинулся Фалалей. – Здесь же пусто, нет никаких мощей!

- Мощей-то, может, и нет, а святой – тут как тут. Посмотри-ка кругом! Мало где люди живут, как у нас. Всё, конечно, бывает, грешат, не без этого. Но с оглядкой! Чувствуют, что рядом, в церкви, справа от алтаря, почивает сам преподобный Крента́н. Почивает, но, однако, не дремлет, всё видит, всё знает… И дело тут не в мизинце, которого старику Иро́ну, конечно, никто не отдал. Мощи – великая сила. Но святой живёт не в коробочке - в душах людей. И, как добрый хозяин, жилище своё соблюдает в чистоте и порядке. А ларец… Попробуй-ка без него мужикам объяснить, что Бог их видит и ночью под одеялом?

Ты вот здесь пятый год, а я прожил всю жизнь. И точно тебе скажу, что за тридцать последних лет ни одного настоящего бедствия не было. У соседей неурожай, моровое поветрие, разбойники промышляют – а у нас, когда и бывает что-то неладное, то сущая ерунда. Значит, и правда с нами святой. А ты говоришь – враньё…

Молодой священник, выслушав старика, долго молчал. А потом аккуратно закрыл серебряный ларчик и благоговейно поцеловал его крышку.