Ун некогда, Ун торопится, Ун - встать, вверх, вниз, влево, вправо, вперед, назад, ана, ката, и еще сколько измерений, не счесть…

Дагман.

Иногда я прихожу туда, где Элис нет, ну и, соответственно, нет, Агаты и Лиззи. Каждый раз прохаживаюсь по старой аллее в сторону кладбища, посмотреть на могилы Элис и Агаты, принести пару букетов. Могилы Лиззи нет, Лиззи родилась у Элис уже через два года после её смерти, после того, как Элис загибалась от нестерпимых болей в груди, а я ничего не мог сделать.

Никто из нас ничего не мог сделать.

Никто.

Иногда – еще реже – я выхожу через облетевшую рощу к тому, что было нашим домом, хожу среди руин, смотрю в пустые провалы окон, крыша большого холла уже обвалилась, половицы предательски продавливаются под ногами, в очаге мертвые листья прошлой осени.

Возвращаюсь домой. По-настоящему – домой, где веселое пламя очага, где Агата поправляет рисунок Лиззи, а не бывает таких домов, где Элис журит Агату, ну чего ты, ну Лизонька маленькая еще, ну еще не понимает…

Элис не спрашивает меня, где я был.

Я сам не спрашиваю себя, где я был.

Вечером приходят они. Двое. Покорно подставляю голову. Это бывает больно. Элис только сжимает зубы, я, к стыду своему, вскрикиваю.

Двое здесь недавно, еще не знают ничего, тянутся к Лиззи и Агате, мы поспешно объясняем, дети, дети, - они с легким фырканьем отступают.

Дети не боятся.

Это хорошо.

Очень хорошо.

Ун некогда, Ун торопится, Ун - встать, вверх, вниз, влево, вправо, вперед, назад, ана, ката, и еще сколько измерений, не счесть…

Чимеса

Чимеса иногда смотрит на того, другого Чимесу.

Не понимает.

Еще бы тут у Чимесы толком нет ничего, хлеб и то не всегда бывает. А там у Чимесы и хлеб, и мясо, и такая еда, которая вообще Чимесе отродясь не снилась, а вот тут тоже есть. И одежды там всякие разноцветные у Чимесы, и такая, и сякая, и эдакая, а тут у Чимесы дерюжка есть, и то хорошо. А там чего только нету у Чимесы.

Там.

Где Ун.

Тогда почему же Чимеса прыгает в распахнутое окно – там, в том мире, где Ун, чего же не хватает Чимесе, фон, фон, какой еще фон…

…Чимеса стряхивает с себя наваждение, Чимеса спешит прочь от этого мира, где у Чимесы все есть – а счастья нет…

Снова Дагман.

Не сходится.

Ничего не сходится.

Я не мог поймать его так легко. Вот так. В два счета. Он должен был прятаться до последнего, он не должен был рисковать собой, хотя кто его знает, может, настолько безумен, что вот так собственным примером вдохновлял дичалых…

Его зовут Арпад.

Я знаю.

Его зовут Арпад.

Направляю на него кольт, говорю, как можно резче:

- Брось оружие!

Не бросит. Знаю. Не бросит. Выстрелит в меня. думаю, успеют Ун спасти меня или нет. Что-то подсказывает мне, что на этот раз они не станут вмешиваться, хотя стоило бы вмешаться, когда еще, как не сейчас…

Мне никогда не понять Ун.

Никогда.

Арпад чуть отводит руку с кольтом.

Рявкаю:

- Брось!

Не верю себе, когда кольт Арпада летит в траву, еще успеваю заметить, что в нашей реальности трава еще живая, зеленая, а в той заморозки пришли раньше, трава подернута инеем.

Руки вверх!

Это снова я. Арпад поднимает руки. Как в тумане. Не верю себе, что взял его вот так. просто.

Думаю, сколько мне дадут за живого Арпада.

Командую:

Вперед.

Арпад покорно идет мимо убитых, много арпадового войска полегло, кто-то еще шевелится, кого-то еще можно спасти, наклоняюсь к раненому, - сигнал от Ун тут же одергивает меня, торопись, торопись. Умирающий плюет мне вслед кровавой слюной, тут же догадываюсь – не мне, вслед Арпаду.

Ун некогда, Ун торопится, Ун - встать, вверх, вниз, влево, вправо, вперед, назад, ана, ката, и еще сколько измерений, не счесть…

Арпад

Делаю вдох.

Задерживаю дыхание, как перед прыжком в воду.

Шагаю в зал.

Выдох.

Ожидал увидеть здесь что-то другое, грандиозное, помпезное что-то, колонны какие-то, мраморные плиты, ступени, пирамиды – обязательно пирамиды, застывшие в воздухе.

Ничего подобного.

Голые стены.

Думаю, как на меня сейчас будут смотреть. Кто. Да все. Как. Злорадно. Насмешливо. Аг-га, и тебя пробрало, аг-га, и кто больше всех орал, что никогда, ни за что, ни в жизнь…

Никто не смотрит, в зале никого нет, кроме нескольких этих, они тоже не смотрят на меня, они ждут, когда я заговорю первым.

Говорю первым:

- Э-э-э… здрассьте.

Доброго, - отвечают они.

Они всегда так говорят:

Доброго.

- Я… это…

Один из них устраивается возле меня, я его не вижу, но чувствую.

Они всегда так делают.

Спрашивает:

- Что умеете?

- Солдат. Профессиональный.

Подробно перечисляю, что я умею, тут же спохватываюсь, спрашиваю, а вы такое оружие знаете, тут же снова спохватываюсь, ну еще бы, нет такого оружия, которого бы они не знали, в смысле, вы сами лично знаете, или нет, или у них там коллективный разум какой-нибудь, что один знает, то  и все знают…

Он отдает мне приказ.

Вот так. Моментально.

Касается моего сознания.

Мне не больно.

Я слышал такое, бывают такое люди, которым не больно, когда Ун.

Молчать. Молчать. Не показывать свое сознание до конца.

Молиться, чтобы не поняли, не прослышали.

Отступает.

Я так и не понял, услышал он меня или нет.

Он отдает приказ. Вот так. Молча. Сразу.  Разворачивается, уходит, еще на несколько мгновений замирает, смотрит на меня, идите, выполняйте, что непонятно-то?

Все понятно.

Даже слишком.

Даже где брать оружие – понятно.

Вот так.

Просто.

Брать оружие.

В который раз мне хочется заглянуть туда, в тот вариант, где я…

…где я что?

Не знаю.

И не хочу знать.

Ближе к вечеру просыпается иная реальность, ненадолго, на полчаса, не больше. На башнях высвечиваются знаки земли вместо эмблемы Ун, исчезает город, рвущийся в облака, мосты пропадают в тумане, из которого проступает нетронутая природа, по радио передают предупреждения, чтобы не выходили из домов, а то мало ли куда попадете.

Патрулирую улицы.

Смотрю, чтобы никто не сбежал на ту сторону, короткими окриками останавливаю  тех, кто хочет просочиться в туман, на ту сторону, где…

- Стоять!

Вскидываю автомат, бегущий человек замирает, оторопело смотрит на меня.

Стоять… - повторяю, сам не знаю, зачем.

Чимека узнает меня.

Я тоже узнаю Чимеку.

- Арпад? Ты?

Чимека больше ничего не говорит, бросается в туман. Стреляю. Я должен выстрелить. Мимо. Вижу, как пуля задевает плечо Чимеки, даже отсюда, издалека, вижу кровь.

Чимека бросается в туман, оступается на широкой лестнице, которая есть здесь, в одном мире, и которой нет в другом.

Падает.

Отсюда не вижу, разбился, нет, и даже нельзя подойти, посмотреть, некогда мне.

Караулю.

Окриками, окриками гоню, чтобы в ту реальность не шли.

В который раз хочу посмотреть, что было бы со мной там.

В который раз не смотрю.

Больно сжимается сердце, когда в очередной раз слышу от очередного перебежчика:

- Арпад… ты?

Я.

И я не могу им объяснить, почему я здесь, почему я стреляю в тех, кто еще вчера были моими друзьями…

Ун некогда, Ун торопится, Ун - встать, вверх, вниз, влево, вправо, вперед, назад, ана, ката, и еще сколько измерений, не счесть…

Эцель

К вечеру цитадель падет.

Эцель знает – к вечеру цитадель падет.

Его зовут Арпад.

Эцель знает – его зовут Арпад.

Этого.

Который охраняет цитадель, отстреливает орды и орды диких, оборачивается, смотрит на Эцеля, срывается на крик:

- Блоки прячь! Блоки!

Эцель не понимает, Эцель оторопело смотрит на Арпада, какие блоки, что за блоки…

- Книги! Книги тащи, идиот!

- Ку… ку… куда…

Эцель спохватывается, Эцель, наконец, понимает, ну, конечно же, блоки, блоки надо прятать, уносить блоки из залов, пока туда не ворвались дичалые.

А ведь ворвутся.

Уже штурмуют цитадель – потому что ненавидят все то, что связано с Ун.

Эцель таскает блоки, по многу, по многу, только бы не растерять, не уронить, Эцель даже не знает, что будет, если уронить.

Стреляют.

Там, наверху.

Эцель замирает на винтовой лестнице, смотрит в головокружительную пустоту ночного неба,  прислушивается, причувствывается, не приближаются ли Ун. Пытается понять, правда ли нет Ун, или он просто не слышит.

Нет.

Правда, нет.

У Эцеля кружится голова, у Эцеля всегда кружится голова, когда он смотрит вврх или стоит на лестнице, Эцель прижимается к стене, чтобы не упасть.

Выжидает.

Блоки, блоки, сколько их, Эцель не успеет спасти все. Блоки манят, блоки зовут, блоки сигналят, Эцель не выдерживает, открывает блок, поток информации обрушивается на сознание Эцеля, человек замирает…

- Бло-оки, м-м-мать твою!

Эцель пытается вырвать свое сознание из блока, не может, это дичалые, прорвались-таки в цитадель, пусти-пусти-пусти, кто-то хлопает по щекам, Эцель узнает Арпа… а-а-а, нет, это не Арпад, это Дагман, пришло-таки подкрепление, пришло….

Эцель спешно кивает Дагману, Эцель ищет Ун, здесь должны быть Ун, просто обязаны. Ун есть, вот они, трое, Эцель бросается к Ун, показывает какие-то свои расчёты, чего-то он там не понимает, - один из Ун вонзается в сознание Эцеля, Эцель сжимает зубы, все-таки не выдерживает, кричит от боли…

…начинает понимать.

Это всегда больно.

Понимать.

Арпад

Смотрю на пустошь, усеянную выжженными останками. Останками моей армии. Которую я сжег дотла.

Смотрю на цитадель, которая устояла. Которую я сберег. Которую я ненавижу. Хочу проверить, что там с Эцелем, а нет, не надо, вот он, Эцель, лежит на мраморном полу, сжимая голову, скулит от боли, крепко ему досталось, сам виноват, сам кинулся к Ун что-то спрашивать…

Меня коробит.

Здесь, главное, не подать виду, что меня коробит.

- Чего ты?

Дагман хватает за плечо, смотрит мне в глаза.

- Чего ты? Хорошо всё?

Киваю:

- Ага… норм…

- Это ничего, с непривычки бывает…

- Да с какой непривычки, я себя без автомата не помню уже… как в четырнадцать лет…

- Стой, ты же, вроде, это… с дичалыми раньше?

- Было дело…

Хочу добавить – было, быльем поросло, Дагман ничего не спрашивает.

Смотрю на выжженную пустошь.

Я убил их всех.

Свою армию.

Что-то екает в сердце, начинаю понимать – они приходили сюда не для того, чтобы разруштиь цитадель.

Они приходили сюда, чтобы убить меня.

…общественность до сих пор не понимает, как так получилось, что Артур Арпад оставил свою армию дичалых и присоединился к Ун. Никто не может поверить, что ярый борец за независимость человечества мог так легко предпочесть спокойную сытую жизнь. Есть подозрение, что Арпад проник в стан своих бывших врагов с коварными планами, но проверка со стороны Ун показала, что повода для опасений нет.

Эцель

Эцель смотрит на расчеты.

Начинает понимать.

Это здорово бывает, когда начинаешь понимать сам, без Ун.

Но редко.

Эцель ложится спать.

Как всегда перед тем, как заснуть, смотрит туда, на ту сторону, в безунную реальность.

Он так называет – безунная реальность.

Без Ун.

Эцэль смотрит на свои последние минуты жизни, когда поднимается на крышу высотки, расправляет крылья, которых нет, стремительно летит вниз.

Почему-то это наваждение из того мира помогает Эцелю уснуть.

Эцель сам не знает, почему.

Арпад просыпается, трясет головой, черт, все-таки заснул, заснул, а ведь приказывал себе, не спать, не спать, не спать.

Выбирается из постели в холодок ночи, ночью в Цитадели специально так прохладно, чтобы людям спалось лучше, умеют Ун заботиться о людях.

Эцель не спит. Арпад думает, спит вообще когда-нибудь Эцель или нет.

- Эцель… э-э-э… Эцель, верно?

Эцель оборачивается, глаза горят на изможденном лице.

- А это… ты же… на ты можно?

Эцель хмурится, с трудом вытаскивает себя откуда-то из потоков информации, с трудом понимает, что от него хотят.

- А… ну… да…

- А это… а покажешь, как тут у них все….

- Что всё?

- Да это… меня же солдатом поставили… я же оружие все знать должен…

Эцель сомневается.

- А… а Ун разрешили?

- Да они не разрешили, они тебе повелели… ну… чтобы ты мне показал…

Эцель кивает, Эцель встает, поскрипывая суставами, Арпад думает, сколько лет может быть Эцелю, выглядит лет на шестьдесят, а на деле может оказаться и двадцать, потрепали его Ун, потрепали, еще бы, он от них не отходит вообще…

Эцель не понимает, почему его послали, нет, тут что-то не так, не могли его, Эцеля, послать, кого-нибудь другого погнали бы, потому что то – другой, а то – Эцель,  Эцель, он же… он же Эцель.

- Ну, вот… здесь…

- Кто идет?

Это Дагман. Эцель зажимает уши, не любит, когда Дагман орет – кто идет.

Эцель откашливается:

- Нам велели…

Дагман пропускает. Дагману хочется, чтобы Арпад сейчас что-нибудь натворил, такое… такое… за что его можно юбудет застрелить, прямо здесь, на месте, ну пусть Арпад установку какую направит на саму Цитадель, или на Ун, а Дагман выстрелит, Дагмана к награде какой-нибудь приставят, как будто Ун приставляют кого-то к награде, ну, все равно что-нибудь да и дадут…

Арпад оглядывает установку, прицокивает языком, прищелкивает пальцами, поворачивает, направляет на Цитадель…

Дагман

Спускаю крючок.

Арпад замирает, не понимаю, попал, не попал, думаю, выстрелить еще раз, - Арпад мягко оседает на пол, цепенеющая рука безвольно царапает стену.

Думаю, сколько получу за мертвого Арпада.

Арпад

….

(нет сигнала)

…застрелен при попытке уничтожить Цитадель…

- А папа машину купил.

Это Элис.

- Папа машину купил.

Это Агата.

Лиззи маленькая, Лиззи не понимает еще ничего.

А не купил, говорит Дагман. А это мне дали…

…люди любят машины, говорит Ун. Ну, не говорит, ну как-то иначе.

Любят, - соглашается Ун.

Надо машину дать, - говорит Ун. Ну, не говорит, ну, по-другому как-то.

А какую машину, не понимает Ун.

А что, разные бывают, не понимает Ун.

Разные-разные.

А у человека спросить.

А поедем, говорит Агата.

А поедем, говорит Лиззи.

А поедем, говорит Элис.

В Торговый Центр собираются.

Дагман за рулем, Дагман давно не ездил, ну ничего, справится,  Дагман выворачивает на проспект, тут поворот должен быть, должен-должен-должен, поворот-поворот-поворот, а-а-а-а-а, тормози-тормози-тор…

….крупная авария возле Торгового Центра унесла жизни четырех человек, в машине разбился мужчина, его жена, двое детей…

Дагман читает новости, смотрит на место аварии, поддакивает, нда-а-а, не повезло кому-то, а ведь и мы могли бы так же, хорошо, тормоза не подкачали…

Что-то не сходится, думает Дагман.

Уже ночью думает.

Что-то не сходится, у Арпада в руках оружие было, Арпад бы Дагмана в два счета ухлопал, а ведь не ухлопал, стоял и ждал, пока Дагман выстрелит, смотрел куда-то, похоже, в другую реальность…

Что-то видел…

Что-то…

Дагман осторожно выбирается из постели, чтобы не разбудить жену, выходит в закуток, там кабинет у Дагмана, там можно штору отдернуть, а в спальне шторы закрыты наглухо, чтобы фонари под окнами спать не мешали.

Дагман смотрит в пустоту ночи, как назло, ни одного кусочка другой реальности, ни одного осколочка…

Что он там увидел, думает Дагман, что он там углядел, что дал себя убить….

…пытается разглядеть свет за пеленой метели, не видит, только темнота в пустых холодных хатах, только бесконечный снег…

Дагман (начало)

- А та-ма кто?

Агата показывает в пустоту комнаты, Дагман горячий лоб Агаты.

- А никого.

Агата не соглашается:

- А та-ма кто?

Дагман смиряется, припоминает каких-нибудь сказочных персонажей, никто не вспоминается, кого там современные дети выдумывают…

- А-а-а… пони.

Дагман напрягает память, вспомнить бы еще, какие бывают пони, ничего не вспоминается…

- А не пони! Не пони!

Дагман капитулирующе поднимает руки:

- Сдаюсь.

- А та-ма Ун…

Дагман отчаянно пытается вспомнить, что за Ун, ничего не вспоминает, спрашивает:

- А какие уши у Ун?

- А не уши…

- А глаза?

- А не глаза!

Дагман волнуется, хлопочет, нельзя Агате волноваться, так врачи сказали, надо соглашаться с Агатой…

- А хорошо, хорошо… Ун…

Агата тянет изможденную ручонку в пустоту.

- У-у-у-н…

- Они… каждый вечер… приходят…

Дагман оборачивается, оторопело смотрит на Элис, ей же врачи сказали не вставать, куда она вскочила-то…

А вот вскочила, смотрит на пустоту в закуток, где кабинет у Дагмана, говорит:

Они каждый вечер приходят…

Дагману не по себе:

- К-кто?

- Да Ун же…

- Как-то так все началось…

- …или нет…

Эцель

…отчаянно пытается представить себе пятое измерение, не может. Это где-то там, это чт-то там, за пределами человеческого разума, что-то, что-то…

Эцель выбирается из жаркой постели, бешено колотится сердце, запотели ладони, так часто бывает, сам виноват, нечего сидеть до трех ночи, все равно ничего не высидишь…

Картина складывается.

Вся.

Разом.

Оказывается, это больно, когда складывается картина.

Вот так.

Вся разом.

Эцель прижимает ладони к груди, да не колотись ты, окаянное, Эцель пытается удержаться равновесие, не может, падает на линолеум, чувствует – здесь, рядом, кто-то есть.

Кто-то…

…или что-то.

Здесь надо прислушаться, причувствоваться, только так будет еще больнее, это как нельзя смотреть на слишком яркий свет, можно ослепнуть, так нельзя смотреть на поток сознания оттуда… оттуда…

…откуда?

Эцель причувстывается – осторожно-осторожно, чуточку-чуточку – что-то больно обжигает сознание, жалит сильно-сильно, человек сжимается в комок, выдыхает со стоном, рот открывается, закрывается сам собой:

- У-у-у-у-у-н-н-н-нн-н….

Вот поэтому – Ун.

Дагман

Понимаю, что ошибся.

Ну, еще бы не ошибся, после такого трудно не ошибиться, Ун не позволяют людям сутки работать, это из-за Арпада все так получилось.

Конечно, ошибся. Вошел не в ту реальность, такое случается. Вошел туда, где руины дома, снег падает через проломленную крышу, предательски скрипят сгнившие половицы, прошлогодние листья в пустом очаге…

Перехожу  в другую реальность, вижу то же самое, понимаю, что ошибся как-то слишком сильно.

Ошибся…

Дергаюсь из реальности в реальность, ищу свой дом, не нахожу.

Руины.

Руины.

Руи…

…стоп.

Понимаю, что два мира все-таки чем-то неуловимо отличаются, если здесь я вижу заброшенный дом, то в другой реальности я вижу свой дом, уничтоженный воздействием, совсем недавним, и…

Ёкает сердце.

Бросаюсь в дом, на второй этаж, интуиция подсказывает мне – на второй этаж, где спальни, наша с Элис, и дочерей комната, вот они, комнаты, подверженные воздействию, пепел, обломки, обугленные кости, Элис, Лиззи, Агата, светлые волосы Агаты уцелли, почему, почему…

Почему, почему, - спрашиваю у Ун.

Они не отвечают, у них какие-то свои планы, у Ун, только теперь понимаю, что им до нас…

Поднимаюсь в Цитадель, сам не знаю, зачем, там Эцель, там всегда Эцель, длинный, тощий, ссутуленный, рассчитывает какие-то искривления пространств…

- Там… там…

Понимаю, что даже не могу выговорить, что там.

Эцель кивает, на секунду отрывается от расчетов:

- Ага… воздействие.

- Так ты… ты знал?

Эцель пожимает плечами, бормочет что-то, ну да, они сегодня планировали…

- Что… черт тебя дери, что планировали?

- Воздействие…

Отмахивается, мол, больше не знаю ничего, так вообще можно мозги себе спалить…

- Да ты… ты…

…уничтожен при попытке убить известного ученого…

Ун

Ун думает.

Ун смотрит.

Ну, не по-нашему, по-своему смотрит.

И думает по-своему.

Ун смотрит сюда, где Ун, где – встать, вверх, вниз, влево, вправо, вперед, назад, ана, ката, и еще сколько измерений, не счесть…

Ун смотрит туда. Ун тоже могут сюда смотреть, а могут туда.

Туда.

Где нет - встать, вверх, вниз, влево, вправо, вперед, назад, ана, ката, и еще сколько измерений, не счесть…

Где есть – серая пустыня насколько хватает глаз, бесконечно далекие звезды, чуть подернутые голубоватым туманом.

Хрустально-серебряные шары, с которых можно обгладывать пыльцу.

Далекие звезды, на которые можно смотреть.

Серая пустыня, над которой можно парить.

И все.

И никаких - встать, вверх, вниз, влево, вправо, вперед, назад, ана, ката, и еще сколько измерений, не счесть…

Ун делает переход.

Не переход – перепрыг.

Где можно парить над серой пустыней.

И хрустально-серебряные шары…

Чимека

Цитадель плохо.

Цитадели нет.

Ун плохо.

Ун нет.

Эцэль плохо.

Эцэль есть…

Эцель

Они окружают. Шаг за шагом, со всех сторон, люди, люди, Эцель почему-то никогда не считал их людьми.

Эцель отступает, Эцель поднимается на последнюю ступеньку того, что было Цитаделью.

Расправляет крылья, которых нет.

Стремительно летит вниз.

Чимека

- Цитадель, - говорит Чимека своему сыну.

Показывает на руины.

- Ци… ци… - сын хочет сказать «Цитадель», не может.

И не надо.

Просто.

Пусть знает.

Была Цитадель.

Потому что были Ун.

А вот.

Ун.

Чимека говорит  сыну:

Ун.

Сын говорит:

- Ун.

Были Ун.

И нет Ун.

Еще много чего сказать хочется, про Эцеля, и про Дагмана, и про Арпада, во-от, про Арпада особенно.

Ладно.

Еще успеется.

Зима в этом году лютая, суровая зима, вон, сколько народу полегло…

Ничего.

Переживем.

Как всегда переживали.

Сын с хрипом падает в снег, кашляет кровью.

Чимека опускает голову.

Сына зима прибрала.

Много кого зима прибрала.

Зима такая выдалась.

Чимека идет к деревне, пытается разглядеть свет за пеленой метели, не видит, только темнота в пустых холодных хатах, только бесконечный снег…