Мой дом начал уходить в сумеречье – медленно-медленно, по сколько-то сантиметров в год, как уходят все дома. И все бы ничего, сумеречье мне даже нравилось – если бы за ним не начиналась Ночь.

…понимаю, что рано или поздно дом уйдет в Ночь. Насовсем.

Сегодня в Ночь ушёл дом Ле. Ушёл окончательно, бесповоротно. Не то, чтобы мне сильно нравился Ле – скорее, наоборот – но все-таки нанес ему визит в закрытом экипаже – прямо в Ночь, приглашал к себе в гости. Ле отказался, Ле насторожился, Ле не поверил мне. И вроде бы ездил я в закрытом экипаже, а все равно соседи поглядывали на меня косо, да не я ли хаживал в самую Ночь. Я понял, что они догадались – когда меня не пригласили на вечерний чай.

…в мой дом пришел Ле – продрогший, какой-то сам не свой, я сготовил ужин на двоих и положил на стол праздничную скатерть. Ле пару раз пытался сравнить мой скромный дом и свои богатые хоромы, но поспешно замолкал под моим взглядом – он понимал, что я могу и передумать, да и вообще даже должен передумать, где это видано, чтобы вот так, в чужой дом, у каждого свой дом, нечего по чужим домам…

…нечего…

Теперь соседи смотрели на меня не просто косо, а подозрительно – хотя никто вроде не видел, как в мой дом входил Ле, ведь он приехал в закрытом экипаже. Кэ в разговоре с Цу даже обронил фразу, что нет большего позора, чем жить не в своем доме…

…мой дом ушел в сумеречье – как уходили все дома до него. Ушел с садом и одиноким деревом, которое теперь облетело и умерло. Иногда мы с Ле кутались в пледы, выбирались на балкон, выходящий на Ночь, смотрели в непроглядную темноту, чуть подсвеченную звездами и одинокими огнями. Если в Сумеречье был хоть какой-то свет – шел снегопад, земля была белой от снега – то Ночь отличалась мертвой чернотой….

…мой дом ушел в Ночь. Ушел плавно, как все дома: сначала в ночи оказалась спальня, потом будничная гостиная, потом праздничная гостиная, потом библиотека, кухня, ванная, просторный холл и прихожая со стойкой для зонтиков. Так же постепенно в Ночь ушел сад возле дома и одинокое дерево.

Пару раз я выходил в Сумеречье и дальше, в День, на полуденную ярмарку – увидев меня, Цу демонстративно закрыл ворота, пробормотав известную не то поговорку, не то оберег, что кто в  Ночь ушел, тот в День не возвращается. Я и сам знал эту поговорку, выучил её, кажется, раньше, чем научился говорить – но никогда не думал, что в этом обереге говорится обо мне…

…я еще не верил, не понимал, я еще надеялся на что-то, я даже пришел на ежевечерний чай – хотя меня никто не звал. Более того – они смотрели на меня, как на покойника, а когда я как ни в чем не бывало, вошел в главный холл, все как один похватали мечи, которые по обычаю лежали в стороне у входа, в знак того, что гости не причинят друг другу вреда.

Вот это я хорошо запомнил.

Мечи, направленные на меня.

Нет, ежевечерние чаи я тоже помнил, как мы собирались под светом люстры или под сенью жасмина, подставляли ладони к источнику, пили чай.

Мой дом уходил в темноту ночи – все дальше и дальше, медленно-медленно, как уходили все дома. Ли вернулся к себе – как будто застыдился того, что чуть не бросил свой богатый замок – но наведывался время от времени, чтобы пить чай, которого не было, потому что чай застыл…

…мы научились выходить в ночь – подсвечивать себе путь фонарями, мы научились искать во мраке ночи мертвые деревья, ломать ветви, рубить стволы, чтобы разжечь очаг в доме и сделать масло для фонарей. Мы чувствовали себя отважными первооткрывателями, которые уходят в ночь вслед за своими домами, чтобы увидеть то, что еще никто не видел…

…злорадство, когда увидел, что дома моих соседей оказались в сумеречье – и медленно, шаг за шагом уходили в ночь. Я вспоминал ежевечерние чаепития под жасмином – и хотел зайти в гости и научить разводить огонь, я вспоминал обнаженные мечи – уходил в свой дом и закрывал двери.

…когда я увидел выкорчеванные пни в самой глубине ночи, я понял, что мы не одни. Ле еще пытался уверить меня, что это могут быть особенности почвы, но я чувствовал – кто-то был здесь, кто-то вычистил этот лес до основания.

Кто-то…

…кто?

…сегодня в домах соседей погасли огни. Мы с Ле пили поминальный чай, говорили про Кэ, про Цу, про Ре, про Мо, - которых больше не было.

Думали, кто будет поминать нас, когда распилим последнее дерево.

Он назвал себя Бы.

Вот так – Бы.

Я ожидал, что он достанет меч, но почему-то здесь ходили без мечей. Да и не надо было против меня меч, я сам тут же ушел из рощицы, как только понял, что зашел на чужую землю.

А потом Бы спросил меня, зачем я жгу деревья вместо того, чтобы их углить.

Пообещал научить углить.

Углить меня научил Ыц. Углить оказалось проще, чем я думал, и правда, одного дерева хватило бы надолго.

Потом мы пили ежевечерний чай.

…они верили в новое Сумеречье.

Ыц показывал мне самую глубину ночи, и говорил, что где-то там есть день.

Я не верил ему, но что-то подсказывало мне, что нужно делать вид, что я верю. То же самое я сказал Ле, - но Ле не согласился со мной, смеялся и говорил, что жители ночи нарочно придумали эту легенду, чтобы утешить себя.

…я понимал, что настанет тот час, когда Ле поссорится с жителями Ночи, и что-то подсказывало мне, что ссора закончится чем-то более серьезным, чем неприглашением Ле на ежевечерний чай.

…ссоры так и не случилось, - я нашел Ле умершим в его богатом доме. Сначала мне подумалось, что так жители ночи расправляются с неверными, но на ежевечернем чае поминали умерших жителей Ночи – а умерло немало.

Что ты хочешь, Ночь уносит народ….  – сказал мне Бы.

…меня назначили Хранителем.

Раньше Хранителем был Ыц, но его унесла Ночь, как уносила многих.

Хранителем назначили меня. Сначала не хотели назначать, кто-то припоминал, что я не верил в новый День, хотя я никогда ничего подобного не говорил. Я даже начал подозревать, что они читают мысли, - или на моем лице легко отражалось все, что я думаю…

Меня назначили Хранителем. Я был так смущен, что даже не спросил, Хранителем чего. Тогда, на церемонии, так и не спросил, а когда через пару дней пришел к Бы, чтобы узнать свою миссию – Бы уже забрала Ночь.

Я разучился говорить – умер.

Я научился говорить – забрала Ночь.

…ходил туда, откуда приходили в Ночь дома, встречал тех, чьи дома ушли в Ночь совсем недавно. Учил их углить деревья, рассказывал сказку про новый День где-то там, там. Мне не верили – но делали вид, что верят, из вежливости, из благодарности, что научил углить.

…

…

…

…сегодня ходил в глубину Ночи. В самую глубину – где не было ничего кроме развороченной земли, из которой выкорчевали все корни, опустевших мертвых домов и могил перед ними. Сам не знаю, зачем я пошел туда, - странные сказки про День не желали уходить из моей памяти.

А потом я  увидел День.

Нет, конечно, еще не День, еще только далекие-далекие проблески Сумеречья, которое можно увидеть только если подняться на высокий холм. И тем не менее, там было Сумеречье.

И новый День.

…рассказать другим, но рассказывать уже было некому, от края до края Ночи я видел только мертвые дома и могильные холмы перед ними…

…спрашивал себя, почему мы говорим «ежевечерний Чай», «на следующий день», «день за днем», откуда это пошло…

…разбирал надписи на каменных стенах, почему я не успел спросить про эти надписи, что такое скорость вращения, что такое скорость замедления, что за пророчество Вечной Ночи…

…ходил в Сумеречье, по тем домам, которые уже вышли в Сумеречье. Поднимался в покои умерших, смотрел на высохшие мумии, вынимал из груди у каждого орех, выносил в сад, зарывал в землю, смотрел, как пробиваются ростки…

…приветствовал Бы и Ыц, чуть позже – Ле: мир вам. Отвечали мне, - и тебе мир, но как-то настороженно. Я почуял неладное, я осторожно попросился на ежевечерний чай – мне уклончиво ответили, что как-нибудь обязательно позовут…

Я догадался, что когда-нибудь означает – когда мой дом выйдет из Ночи.

Когда…

…замедление вращения…

…понимаю, что мой дом не сдвинулся ни на йоту в сторону Сумеречья…

…дом подкрался к самому Сумеречью и замер на границе….

…Ле осторожно пригласил меня в гости – только обязательно в закрытом экипаже, потому что, ну ты же понимаешь, тут такое дело…

…я понимал.

Я приехал к ним на ежевечерний чай.

В открытом экипаже.

Меня приветствовали, мне дали кресло возле чайного фонтана, налили чай.

…Ночь остановилась.

И День тоже.

…собрались все, от и до.

Решали, что делать с теми, кого Ночь не отпустила.

…забрать у Ночи…

…оставить Ночи…

…ежевечерний чай…

…обнаженные клинки…

Я сказал – оставить.

Восемьсот из тысячи сказали –

Оставить.

…иногда мне казалось, что если я вернусь в ночь, в дома соседей, поднимусь в спальни, возьму из груди мумий окаменевшее сердце-орех, посажу в землю – мой дом сдвинется в Сумеречье. Так я думал до тех пор, пока в Сумеречье сама собой не ушла спальня, потом будничная гостиная, потом праздничная гостиная, потом библиотека, кухня, ванная, просторный холл и прихожая со стойкой для зонтиков…

…но даже когда мой дом вышел в День, соседи хмурились, когда я говорил – День, потому что это был еще не совсем день. Наконец, я выискал древнее, надолго забытое слово, и начал говорить его, когда спрашивали, где мой дом:

Утром.