Милан торопится, Милан боится не успеть, Милан в Милане всего один день, а ведь нужно добраться до центра самого себя, увидеть Собор.

Милан не пускает самого себя, Милан устраивает эстафету, чтобы обогнать самого себя, Милан перекрывает свои улицы, и сам тщетно пытается прорваться через перекрытия, беспомощно колесит по городу. Милан подрезает сам себя на трассах, отчаянно сигналит, ругается сам с собой, показывает сам себе неприличные жесты. Милан отчаянно ищет, где ему пробраться к Собору, уже подумывает о том, чтобы выбраться из машины и пойти пешком, или проехать на трамвае, ну и что, что денег нет, пока Милан бежит эстафету, Милан не будет проверять самого себя, кто едет зайцем, а кто трамваем.

Наконец, Милан просачивается в центр, где Собор уже нетерпеливо посматривает на часы, бросается навстречу Милану, обнимает город. Город затихает, восторженно смотрит на Собор, на крест, парящий в пустоте – и старается не замечать держащих его тонких нитей.

Вечером Милан подбирается к гостиницам, смотрит в незанавешенные окна ванных комнат, надеясь что-нибудь увидеть, чего видеть нельзя...

Верона не такая, Верона никуда не спешит, неторопливо прогуливается по улицам самой себя, смотрит со стен потертыми от времени фресками, изгибается арками арены, как бы между прочим замечает, что арена древнее римской. Римская арена приходит в ярость, вызывает Верону на бой, - Верона прячет под доспехами пузырь с бычьей кровью, Рим делает то же самое – чтобы на самом деле не уничтожить друг друга.

 

Верона ступает по кладбищам, которые когда-то были за городом, а теперь в городе, неспешно идет к дому Ромео, рассказывает всем и каждому, что да, все это было, именно так, вы в летописях посмотрите, да никакая не выдумка, ну что вы, в самом-то деле. А потом так же неторопливо идет к дому Джульетты, повторяя, что так оно все и было, да-да-да, именно так... и тут же подскакивает в гневе, а-а-а, да как вы сме-е-ете, опять за свое-е-е-е, - а ведь и правда опять за своё, любовные письма заполонили всю стену в арке, и хотят пробраться во двор Джульетты, откуда Верона никак не может их выгнать.

 

Верона развешивает венецианские маски, - ну и что, что она Верона, а не Венеция, а все равно развешивает маски, Джокера, Чумного Доктора, Луны, Солнца, а вы торгуйтесь, торгуйтесь, что ж вы стоите, прячьтесь под маской, пока вас не узнали.

 

 

И поторопитесь, поторопитесь, вас ждет Венеция, скорее спешите, пока она не утонула. Венеция покачивается на гондолах, теряется в узких улицах, проплывает под мостом и одновременно бежит по мосту, поднимается на деревянные помосты, чтобы не замочить ноги. Венеции лень подниматься на этажи, она строит высокую лестницу, по которой можно забраться верхом на коне. Снимает маски – одну, другую, третью, ищет свое лицо, не может найти. Пускает на набережную стальных бабочек, которые звенят от ветра. Присаживается на минутку выпить чашечку кофе, тут же несет себе счет, тут же возмущается, это еще что, почему чашечка стоит как крыло от Боинга, что значит, я должна заплатить за прекрасный вид, да что вы себе позволяете. Венеция подает в суд на Венецию и выигрывает.

 

Когда-нибудь Венеция станет Атлантидой, будет надевать акваланг, нырять к самой себе на дно. А может, сядет в гондолу и уплывет куда-то в ту сторону, где восходит луна, причалит к луне и раскинется там своими домами и улицами, в который раз заблудится в самой себе...