...город просыпается, открывает ставни, греется на еще прохладном солнышке, с площадей вспархивают стайками колокола, летят на башни, во всю мочь звонят на все голоса. Вывожу из загона часы – раз, два, три, десять, двенадцать, тринадцатый – часовенок с хромой минутной стрелкой – тик-тик-тик-так-так-так – бегут вверх по склонам, выше, выше в Ульпы, до самых утренних звезд. Часовенок отстает, хромает, тихонько подгоняю его, чтобы показывал правильное время. Тик-тик-тик-так-так-так, грызут часы сыр на склонах Ульп, впиваются острыми зубами.

Тянутся вдалеке склоны Ульп, теперь они совсем поредели, все больше и больше вырезают горы, режут и режут сыр, везут и везут вагонами, составами, в Воспариж, в Снегрим, в Декабрюссель, в Изумилан, больше, больше, больше. Скоро и сюда приедут ненасытные бульдозеры, вгрызутся в сырные склоны, где я тогда буду пасти свои двенадцать часов и тринадцатого часовенка. Старый Цючек ворчит, пора бы уже часовенка этого на шестеренки разобрать, отмахиваюсь, успею, успею, уже который год отмахиваюсь, год за годом, тик-тик-тик...

Щелкаю хлыстом, зорко караулю часы, чтобы не разбежались, за ними глаз да глаз нужен, так и норовят ускакать куда-то в никуда, далеко в Ульпы, на ту сторону, за край света, куда уходит солнце, куда уходит луна, где бежит вольное время, не скованное стрелками и шестеренками, извивается в ущельях, падает времяпадами. Помнят часы свое прошлое, и будущее свое помнят, рвутся на волю...

Настораживаюсь, прислушиваюсь, где-то далеко в городке тревожно звенят колокола, вспархивают, кружатся над крышами. Начинает завывать ветер, сильнее, сильнее, понимаю, что пора поворачивать назад. Созываю часы, тик-тик-тик, часы перепугано блеют, ветер треплет их белоснежную шерсть. Спускаемся по тропочкам над пропастью, тропочки все как назло ведут вверх, вверх, выше, выше, до самых звезд, которые ветер горстями срывает с неба. Ш-ш-шух-х-х – новый ураганный порыв подхватывает часовое стадо, вихрем уносит куда-то в никуда, еще пытаюсь подхватить часовенка с хромой минутной стрелкой, не успеваю. Вертится, вертится беспощадное время, уже непонятно, где минувшая минута, где грядущая, где было, где будет, вижу самого себя, еще идущего в горы, вижу себя, лежащего мертвым на сырных тропах, припорошенного временем. Пытаюсь брести куда-то сквозь временные потоки, то проваливаюсь в бесконечно далекое прошлое, то оказываюсь где-то в конце времен, то стремительно перемещаюсь в веках, то застываю на миллионы лет...

...тик-тик-тик...

...просыпаюсь, если это можно назвать «просыпаюсь», пытаюсь пошевельнуться, тело меня не слушается, ну давай же, давай... Кое-как выволакиваю себя из кучи времени, тело не слушается, хочется тащить самого себя за шиворот. Кто-то или что-то наклоняется надо мной, только сейчас понимаю, от чего я очнулся – тик-тик-тик, циферблат наклоняется надо мной, топорщит стрелки. С трудом разглядываю огромные напольные часы из тех, какие ходят по горам в самые сильные бури, ищут заплутавших путников. Дрожащими руками снимаю с часов бочонок времени, выпиваю залпом, времени много, лет пятьдесят, мне хватит. Сжимаю стенки часов, поднимаюсь, заставляю себя идти по сырному склону, шаг, другой, по узкой тропинке над пропастью, по шатким висячим мостикам, которые непонятно как не разрушило время...

...к вечеру добираемся до города, когда уже спускаются сиреневые сумерки, я вхожу в городские ворота, на которых висит колокол, сейчас он застыл, словно подхваченный ветром. В окнах замерли занавески, над улицей висит охапка осенних листьев, так и не долетевших до земли. Понимаю – время ушло из города, убежало с часами по ту сторону гор, бесконечно далеко, куда уходит луна и солнце. Город застыл – на века, на миллиарды лет, случайный прохожий под фонарем так и не перейдет на другую сторону улицы, где его дом.

Я остаюсь в пустом городе со старыми часами, которые часами греются на солнышке, положив седую морду на большие лапы. Часы идут медленно, так медленно, что я не замечаю течения времени, кленовый лист на перекрестке опускается чуть ниже, или мне это только кажется...

Через пару дней буря в горах утихает – понимаю, что должен идти туда, должен искать кого-то, как будто еще можно кого-то найти в заметенных временем горах. Старые часы ковыляют за мной, хватают за подол, тащат назад, не хотят отпускать. Вырываюсь, поднимаюсь по узким тропам, выше, выше, где время подтаивает на склонах и ручейками стекает вниз – дикое, необузданное время, которое собирается бурными реками, реками времен, несущими лодки викингов, бригантины мореплавателей, стальные субмарины, подводные города будущего. Поднимаюсь по сырным склонам, наклоняюсь, чтобы отщипнуть немного бри, а где-то угадываю запах камбоцолы...

...когда начинает темнеть, ни с чем поворачиваю назад, тороплюсь, пока дорога не скрылась во мраке. Что-то шевелится и позвякивает в темноте, что-то подкрадывается ко мне – проклинаю себя, что не взял ружье, а ведь оно тоже хотело пойти со мной, виляло хвостом...

Что-то бросается на меня из темноты, отталкиваю локтем, что-то отлетает с жалобным звоном, только сейчас понимаю, что там во мраке, бросаюсь в темноту, подхватываю часовенка, тик-тик-тик, набрасываю уздечку, веду по узким тропинкам, часовенок прихрамывает, старается угнаться за мной.

Старые часы придирчиво обнюхивают часовенка, фыркают, часовенок прыгает вокруг часов. Время в городе медленно сдвигается, неуклюже катится – то еле ползет, то скачет, как ошпаренное, то отскакивает в прошлое, то замирает на месте, то отступает с дороги, проваливается в другие варианты реальности.

Приходят люди, просят дать им немного времени, подобострастно бормочут, ну ваше время считается лучшим в мире, вы же понимаете... я расфасовываю время по часам, продаю по столько-то цифранков, как учили. Я не говорю людям, что случилось, что часы показывают ненастоящее время – иначе нашему городку придет конец, да и есть ли оно, настоящее время? Только сейчас спохватываюсь, с чего мы считали настоящим время, которое отмеряли в часах с точностью до миллисекунды?

Когда-нибудь бурная река времен ворвется в наш городок, перемешает эпохи, и на средневековых улочках появятся порталы, а крылатые автомобили будут парить над лесом тех времен, когда городка еще не было. Когда-нибудь – я верю в это – дикие, вольные часы вернутся в городок, окончательно смешав все времена. Но еще не сейчас, не сейчас, пока еще часовенок с хромой стрелкой то подгоняет время, то отгоняет его, старые часы дремлют, положив седую голову на лапы, а я расфасовываю время по часам-луковицам по столько-то цифранков за штуку...