Щенок посмотрел мне прямо в глаза. Это было неприятно. Неприятно, потому что вызывало жалость. И хоть старый Пётр, наш шаман, и говорит, что у животных нет души, я не верю. Вот тоже - пушистый комочек с когтями. А туда же. Осуждает.
    Я поправил косулю, которую нёс на спине и дёрнул верёвку из прочной пеньки, обвязанную вокруг шеи детёныша снежного барса.
    Это было очень опасно - похитить ребёнка у царя зверей! Пещера, в которую я заглянул сегодня на охоте, оказалась не пуста. Я и раньше здесь бывал нередко. Пережидал непогоду, отдыхал. Скалистые Горы не очень-то приветливы к людям. Иногда такой буран ни с того, ни с сего налетит - только держись! Пещера спасала. Да и до деревни отсюда было уже недалеко. Не более дня пути.
    Там, за Скалистыми Горами, было очень опасно.Что-то случилось плохое много лет назад. Пётр говорит: "Это Боги воевали. Землю делили. На плохих и хороших. Да только не вышло у них. Поубивали друг друга и всё. Да Землю покалечили". У нас в Светлояре мерзлота. Да тундра. На пять километров мха одно деревце кривое растёт. Не нужны мы никому. Вот и забыли Боги про нас. Говорят, только наша деревенька-то на Земле и осталась.
    Я взглянул на небо, плотно затянутое серыми тучами. Так плотно, что светлый день у нас случался только раз в году. На Солнцеворот. Почему-то тучи расходились, растекались по горизонту, и мы видели небо. Бездонное и высокое. Тёмно-голубое, почти фиолетовое, небо. Шаман Пётр говорит: "Это Боги на нас смотрят". А только не верю я ему. Какие Боги? Они поубивали друг друга давно. Вон сколько уже поколений сменилось. И где они? Те Боги? Не верю я.
    Щенок заскулил и стал дёргать верёвку.
    - Экой ты прыткий, - я наклонился проверить не натёрло ли ему шею. А тот присел, грозно оскалился, растопырив усы (у щенков это получается не страшно, а смешно), и, выставив вперёд пушистую лапу с розовыми подушечками и очень не игрушечными когтями, попытался меня поцарапать.
    Я поправил бечеву и опять взглянул тому в глаза. Щенок тихо зарычал. "Пугает, - подумал я, - смелый парень". 
    Его мамка - самка снежного барса приползла в эту пещеру умирать. А щенка в зубах притащила. Живого. Я когда её в пещере увидал, решил всё, конец мой пришёл. Кто ж в здравом уме со снежным барсом воевать будет? Замер я у входа, где камень с жёлтыми прожилками, и смотрю на неё. "Бежать, думаю? Или потихоньку пятиться?"
    А она, зараза, мне прямо в глаза глядит. И не моргает. Тяжёлый был у неё взгляд. Ох, тяжёлый. Даже сейчас, как вспомню, до мурашек пробирает. А потом в глазах у неё, вроде, как дымка или поволока, случилась, она голову-то опустила и на живот себе смотрит. Легче мне стало от того что она взгляд отвела. Да и любопытство разобрало. Раз сразу не кинулась, самка то, с ребёнком!, значит будем жить. Пригляделся в сумраке, а у неё под животом комочек пушистый шевелится. А та, лизнула его своим широким розовым языком, голову подняла и опять мне в глаза смотрит.
    И тут я увидел, как что-то изменилось в её взгляде. Такое ощущение, что она меня с ног до головы раздела, наизнанку вывернула и опять собрала, да на место поставила. Аж дыхание в зобу спёрло! А она смотрит и смотрит. И не шевелится. Только капелька блеснула у левого глаза. Или мне показалось? В темноте пещеры толком не разглядишь.
    Вышел я из-за камня. Сам не знаю, как смелости хватило. И кошка не шевелится. В глаза глядит. Только иначе глядит. Не со злом. Я это хорошо почувствовал, всем телом. Кожей, можно сказать.
    Ну я это, сделал шаг. Та не шевелится. Сделал ещё один. Ничего.
    И тут, что на меня нашло - не знаю. А только подошёл я к ней и наклонился над брюхом.
    А у неё, видать, силы-то последние были. Ну так вот и кончились. Положила она голову на землю, да так, что шея её полностью передо мной обнажилась. Это она показывает, мол, что полностью в мою власть отдаётся. Ну я сначала рукой её тронул. Потом погладил по спине. Шерсть у барса удивительная. Красивая и длинная. Но в отличие от козьей или, скажем, бараньей, мягкая и тёплая, как мамина рука. Увидел я щенка-то её. Совсем он несмышлёныш был ещё. Да брать не стал. Подошёл к задним лапам самки и осмотрел.
    Она видать из-за Скалистых Гор пришла. Чего её туда чёрт понёс? Там и человек-то не всегда пройдёт. А уж животному и часа не прожить. Один белый морок чего стоит. Это я знаю, что смотреть надо на тропинку, а наступать в пропасть. Обман такой. И глаз обман и других чувств. Только головой можно понять куда идти, чтоб не убиться. А животному разве объяснишь? Душа-то может у них и есть. А вот с мозгами не очень дело хорошо обстоит. Вот и попалась она на зелёную путанку. Мерзкая штуковина. Прицепится к ноге ли, к шерсти ли, и не отцепишь. Только вместе с ногой. А коли ногу пожалеешь - всё тело пропадёт. Снаружи-то и незаметно ничего. Только силы тают понемногу. А коли разрежешь зверюгу такую - внутри у неё мяса нет. Одна проволока зелёная вся перепутанная, как мочалка.
    Вот и у самочки этой на задней лапе моток зелёной путанки и прилепился. А судя по тому, что головы она поднять уже не могла - недолго ей осталось. Ох, не от хорошей жизни она в тех местах спрятаться решила, ох, не от хорошей!
    Я взглянул на пушистый комок. Она заметила мой взгляд и застонала. Да, не зарычала, не заскулила, а, именно, застонала. Что было в этом звуке? То ли она просила меня сберечь малыша, то ли переживала, что я с ним плохое сделаю, не знаю. А только взял я его на руки и к выходу пошёл. У камня на входе оглянулся. Она смотрела на меня. Не моргая.
    И опять меня словно наизнанку вывернуло. А та муркнула коротко, глаза закрыла и голову опустила. Да больше уже и не поднимала.
    Вот и тащусь я теперь с косулей на спине да щенком на верёвке. Что мне Пётр скажет? Это ж сейчас Снежок маленький. А вырастет в снежного барса - что тогда? Он ведь зверь. Порвёт всех да в лес убежит. Ох, вот задача то! И убить я его не могу. Малыша такого славного. И бросить было бы нечестно. Не выживет он в наших местах. Лето-то на исходе. Недели две ещё и зима. На долгих восемь месяцев. Нет, не выжить ему.
    Пока шёл по деревне - собаки, как сумасшедшие кидались. Зверя почуяли. А Снежок плёлся за мной на верёвке, путаясь в лапах, и даже не смотрел в их сторону. Надо же! Такой малыш, а наших волкодавов не испугался. Гордый, видать. Вот и площадь. Бабы собрались, дети бегают, ущипнуть Снежка норовят. Ну, привязал я его к столбу, да детишек шуганул, чтоб не баловали. Не ровен час, поцарапает, аль укусит. Когти-то у него совсем не игрушечные.
    Сидит он, бедолага, у столба, усики свои ощетинил, клыки оскалил. А какие там клыки? Так, чёрточки молочные...
    А я косулю бросил наземь. Да на бревна, что вокруг кострища нашего, присел. Достал траву сушёную от синей реки, помолол в руках да трубку набил.
    Бабы засуетились, сразу косулю оттащили в сторону и давай её разделывать. Смех, гомон. Хороший ужин сегодня будет. Знатный.
    Пришёл и Пётр, шаман наш. Он у нас в деревне самый мудрый. Как что, у кого вопрос какой, так все к нему идут. Они, Сологудовичи, отродясь, с Богами якшаются. Уже несколько поколений. Всё знает! И когда зерно сеять, и когда урожай собирать. За благословением на брак опять же к нему молодёжь идёт. И последний обряд только он справляет. Чтобы всё хорошо "там" было. Слова он знает тайные. Шаман, короче, он и есть шаман. Подошёл к женщинам, выбрал кишки и печень, сел рядом, бросив внутренности себе под ноги.
    Я курил и смотрел на Снежка. А Пётр внимательно изучал получившийся из кишок рисунок. А снежок увидел требуху и опять на меня посмотрел. Прямо в глаза!
    "Ну что пялишься, - подумал я про себя, - вот так вот жизнь устроена. Кушать нам надо, понимаешь? Ничего, подрастёшь, сам всё поймёшь. Голод - не тётка. И тебя за косулями бегать по Скалистым Горам заставит."
    - Что с щенком делать будешь? - спросил Пётр и нахмурился.
    - Не знаю. А ты что посоветуешь? Что Боги говорят?
    - Убить его надо.
    - Не могу я. Я слово дал.
    Пётр долго и внимательно на меня посмотрел.
    - Кому?
    - Мамке его.
    - Кошке?! Ты сам-то слышишь, что говоришь? Ты у нас что, уже с животными разговариваешь? Часом, воды из красного ручья не пил? Дурман-траву не курил? Убить его надо. Чтобы не мучился. Так я тебе скажу. Твоя жалость его мучить будет. Не доброта это. Слабость человеческая. Приучишь ты его к теплу - он в степи зимой замёрзнет и тебя из хижины выгонит. Приучишь к еде вкусной - он тебя же и съест. Животное он. Нет у него души.
    Повисла долгая пауза.
    Пётр, он, конечно, у нас самый главный. Как скажет, так и будет. Да только и я не лыком шит. Лучший охотник! Лучший воин! Да вот от разногласий наших мира в деревне не будет. А от этого всем плохо будет. Заставить он меня, конечно, не сможет. Это ясно. Но и я слушаться его не намерен. Ну не могу я этого котёнка убить! В душе больно.
    - Есть у него душа.
    Пётр опять взглянул долгим протяжным взглядом из-под седых ресниц. Он тоже понимал, что это разлад.
    - Подумай о людях нашей деревни. Сколько я знал поселений, в которых вожди ссорились. Несть числа! Все исчезли. Все. До единого. Только мы вот и остались. Может быть, последние на Земле. В мире нам надо жить. В мире. Вон Боги поссорились, хотели как лучше сделать. А как лучше? Кто знает? Одни так считают, другие - иначе. Вот и начали они споры оружием решать. Кто сильнее, тот и прав. А кто слабее, говорили - а за нами правда! Мы победим! Не победили. Никто не победил. Сами померли да Землю нашу Святую испоганили. А я дело говорю. Зверь это. Опасный зверь. И никто не знает, что у него на уме. И когда в нём дружба и верность голодом сменится. И посмотрит он на тебя не как на хозяина, а как на кусок мяса свежего. Не можешь сам это сделать - отвернись. Я всё сделаю сам.
    - Нет!
    - Я понимаю тебя. Тебе трудно. Но пойми, мы с тобой в ответе за всех жителей. Мы должны забыть свои хотелки и делать так, как лучше для всех. Да что там "лучше". Нам бы выжить. Тебе что, трудностей мало? Ты рискуешь здоровьем и жизнью всех жителей деревни! И ради чего? Ради куска мяса в мягкой шерсти. Я знаю, ты сильный воин. Ты сможешь.
    Он встал и похлопал меня по плечу.
    - Ты сможешь.
    - Я требую Совета!
    Сделав пять шагов по направлению к хижине, шаман замер, как вкопанный. Потом повернулся и зло взглянул мне в лицо.
    - Ради этого щенка?!
    - Я требую Совета племени.
    Пётр повёл головой и, уткнувшись взглядом в землю, прошептал: "Собирай".
    Вечером вся деревня собралась у костра. Уютно расселись на брёвнах, из которых был выложен большой многоугольник, символизирующий единство и разнообразие нашего мира. Женщины принесли еду. Горячая похлёбка с мясом после недельного вегетарианского меню здорово поднимала настроение. Мужчины, размеренно поглощая похлёбку, обсуждали текущие проблемы. Зима была уже на носу, а запасов сделано недостаточно. Охота уже не приносит столько мяса. "Надо менять стойбище", - говорили одни. А другие им возражали: "От добра добра не ищут. Здесь жили наши предки, а на новом месте может быть не лучше, а очень даже хуже!" Да и идти им, по большому счёту, было некуда. Впереди - Арктика, морозы и снега. Позади, за Скалистыми Горами - мёртвая земля с её ловушками и опасностями.
    Совсем стемнело. Подул нудный пронизывающий насквозь ночной ветер -"тягун". Звёзд и луны не было. Их скрывали серые облака. С бревна поднялся шаман Пётр и облокотился двумя руками о длинный, сучковатый посох. Все притихли.
    - Братья, - он замолчал на несколько секунд и было слышно, как жужжат мухи над потрохами косули.
    - Братья,- повторил он,- нам надо решить один небольшой вопрос.
    - Двое селян запалили факелы, и все увидели привязанного к столбу Снежка, сына снежного барса. Он спал, свернувшись калачиком и жадно облизывая свою лапу. По поляне прошёл гул умиления.
    Пётр кашлянул.
    - Это щенок снежного барса. Вы знаете, что такое этот мощный и сильный зверь, проклятие Скалистых Гор? Одним ударом лапы он разрывает косулю на две части. И более страшного зверя в наших краях не найти. Это сейчас он умильный кутёнок. Встретив взрослого снежного барса, вы вряд ли останетесь живы. Оставить его в деревне - значит подвергать угрозе наших женщин и детей.
    - Жалко убивать такую красоту, - раздалось откуда-то слева.
    - Мы не будем его убивать. Мы выпустим его в горы. Пусть Боги распорядятся его судьбой! - шаман воздел обе руки к небу.
    - Боги богами, а только он не выживет в горах, - сказала старуха справа. Она встала и подошла к Снежку. Достала скрученный в жгут платок, окунула его в кувшин с молоком и сунула в пасть барса. Тот засопел и зачмокал. Люди улыбнулись. Показалось, что у костра стало теплее. И даже противный ночной "тягун" стал дуть тише.
    - Наивные глупцы! Вы сами вскармливаете свою смерть! Вспомните, кто разорвал два года тому назад охотника Семёна?
    Я встал и громко произнёс. Так, чтобы слышали все.
    - Семён убил его щенка. В то время был большой голод. Семён был стар и уже плохо видел. Однажды он встретил гуляющего вокруг норы щенка. Он забил его камнем и хотел съесть. На беду вернулся их отец. Как бы вы поступили на его месте?
    Долгая пауза. Даже Пётр не решался её прервать.
    Я охочусь уже больше двадцати трёх лун. Я много видел. И поверьте, звери никогда, вы слышите, никогда не нападают на людей. Даже Снежный Барс, почуяв человека, просто уходит. И это не от страха. Нет. Они просто нас презирают. Спросите себя - кто самое лживое и трусливое животное на земле? Человек. От рождения он гол и слаб. И поэтому люди собираются в стаи и убивают зверей. Люди умны и придумали много орудий убийств, недоступных для животных. Это правда. У животных нет такого разума, как у нас. И это правда.
    Но у животных есть душа! Чистая душа. И они никогда не станут убивать ради удовольствия. Только человек может обидеть слабого, чтобы утешить своё самолюбие. Только человек может застрелить сто косуль, хотя ему надо для еды две. Только человек отстреливает волков вместе с их детёнышами, хотя даже не употребляет их в пищу. Да, животные сильны и опасны. Но это не они, а мы приходим на их землю. И, как правило, приходим чтобы убивать. Что им остаётся? Только защищаться. Но и при этом, они никогда не нападут первыми. Если человек соблюдает правила, если он не посягает на границы угодий, завоёванные в честном бою, если он не убивает их детей - его никогда никто из животных не тронет.
    Вы испугались этого детёныша? Стыдитесь! Он не обидит даже малыша. Или вы хотите смерти ради смерти? Или вы хотите свалить ответственность за убийство на каких-то никем не виданных Богов? Оставив кутёнка замерзать в горах. Без еды и воды. Сами-то вы выжили бы в таких условиях? Я вам так скажу. Сколько бы ты ни молился, Боги тебе еды не пошлют. Пока ты не встанешь и сам, слышите, сам не добудешь её себе!
    - Что же нам делать с этим щенком? - услышал я голос воина сзади.
    - Я выхожу его в своём доме. А когда он подрастёт, отведу его в горы.
    - Он вернётся, - сжав зубы, проскрежетал Пётр. - Вернётся и всех вас сожрёт! Тем более, он знает дорогу.
    - Пётр. Зачем тебе его душа? Ты же даже не веришь, что она у него есть? Откуда в тебе эта жестокость?
    - Это не жестокость, это безопасность! Забота о селянах! О наших женщинах и детях!
    - О наших женщинах позаботятся их мужья. А о наших детях прекрасно позаботятся их матери. А ты...
    Мне кажется, ты заботишься только о себе. И о своей власти.
    Знаешь что...
    Будет хорошо, если ты будешь жить отдельно от нас, людей. Мы будем приходить к тебе за прогнозом на урожай и за лечением. Но жить ты будешь один. Хотя, почему один? Ты будешь жить со своими Богами. Пусть они тебе помогут.
    А мы - люди! И мы будем надеяться только на помощь людей!
    Я подошёл к столбу и отвязал Снежка. 
    - Мы будем жить вместе! Вы не против?
    Вся деревня одобрительно загудела.
    - Я подращу его немного, и он уйдёт в горы. А пока... а пока, мы идем спать. Завтра будет удачная охота. У нас будет еда.
    Люди стали потихоньку расходиться. Кто-то ворчал, кто-то одобрительно соглашался. Такие разные люди. В центре поляны стояла сгорбленная тень жестокого старика.
    Ко мне подошла Тетра. Красивая девушка. Дочь нашего портного. Я давно за ней наблюдал. Ещё недавно она была совсем юной девчонкой и вот, надо же, такая красавица выросла.
    - Завтра ты уйдёшь на охоту.
    - Да.
    - На целый день.
    - Да.
    - Я буду его кормить. Я ...
    - Приходи, Тетра. Приходи. Я не против. 
    - Я не хочу "приходить".
    - Не понял, - я посмотрел в её глаза.
    - Я хочу жить с тобой. В одном доме.
    Я обнял её крепко-крепко.
    
    
    Под утро я вышел на поляну. В красноватом свете тлеющих углей костра был виден силуэт старика с котомкой на плечах и посохом в руке, который медленно поднимался по тропинке в гору, туда, где была пещера Снежка.