ОСЕНЬ ДЛЯ ПУШКИНА

Осень — не для меня.           

Осень — для Пушкина.

Я, конечно, не говорю, что это какая-то там полная фигня,—

у меня всегда ушки на макушке! — но

осень — это пора унылости! очарования очей!

И когда меня рифмами начинает пучить,

я тоже могу чего-нибудь отче-

бучить.

Осень по-английски «autumn».

Мы, украинцы, говорим: «ота́м».

— «Отам — що там?»

— «Отам — універсам!»

Універсам! Універсум!

Разложенная по полочкам вселенная быта.

Процессора скольких там тыщ мегагерцев,

суповые наборы — рога и копыта.

Одежда поношенная

— кожа сброшенная —

second hand из третьих рук.

Фильм — «11 друзей Оушена»,

«12 стульев» — book.

Телевизоры — smart, телефоны — smart.

Экраны — уже не темнеют.

А я жду, когда наступит месяц март

и когда люди — поумнеют.

— «А сам-то — хорош!»

— «Скатился, как еж».

— «Сам-то ты у́мен?» —

раздается, как выстрел в затылок.

— «Я не ведомый,— отвечаю,— и не игумен,

но я помню все, что было,

и знаю все, что будет.

Поэтому люди

так часто подходят ко мне на улице

и задают вопросы, как лауреату Пулитцера».

Сбежались на меня, как на пожарище,—

кричат: — «Поэту слово!»

— «Поэта просим!»

— «Товарищи!

Может быть, это и не ново,

но я хочу сказать — про осень.

Осень —

скотская пора.

Лечь бы спать часов в восемь

и спать до утра.

Осень — не для меня.

Осень — для патриарха.

А я — хочу в теплые края,

наподобие бабочки монарха,—

не хочу такой судьбы».

Голоса из толпы:

— «Что это у него стих так странно сложен?»

— «Это у него стих какой — акцентный?»

Я говорю: — «Я никому ничего не должен

и не живу на проценты.

Называйте — как хотите,

только, прошу вас, не подходите:

не заступайте за ленту!

Это — ценные экспонаты,

их руками нельзя трогать!

Дорогие критики и фанаты,

не будьте строги!

Вы же не борзые и не мопсы:

не суйте нос в чужие стихи!

Вы напишите для начала собственных —

хотя бы четыре строки.

И тогда мы сможем на равных

друг друга облизывать,

друг другу зализывать раны,

дружить истово.

Я это все говорю из того,

что меня часто попрекают,

мол, не люблю я этого, не люблю того

и всех собратьев по перу распекаю.

Вы, говорят мне, хуже пирата.

А я честно считаю, что это неправильно —

любить ближнего своего любовью брата,

некаинавельно».

— «С твоего пера так и капает желчь!»

— «Видно, с тобой что-то неладно…»

— «Спасибо за заботу,— говорю: — мелочь,

а приятно!»

Все-таки Пушкин был прав,

толпу поправ.

Мира свет пропускай сквозь собственные призмы —

разлагай на афоризмы,

чтоб попёрли

пёрлы.

Чувствую себя устрицей

на сносях,—

не Кустурицей,

но и не мечущим бисер в поросят.

Хотя вы правы, похоже:

я — странно сложен

(только пишется через дефис).

Вот вам мой новый девиз:

Адью, адью, и не нужно помнить

обо́ мне.