И разрушает гнёзда птиц незваный гость

Дед мой был лесничим. Можно сказать, вырос в лесу, впрочем, как и я. Мне было шесть лет, когда умерла мать. Помню, сидел на полу, возле кровати, сжимая её руку, холодную и чужую, что бездушно свисала с края, словно застыв в воздухе. Затем пришла соседка, долго кричала - громко и однотонно, будто привидение увидела. Позже меня забрали мужчины в форме и отвезли в лес, к нему. Хмурый, неразговорчивый, порой грубый, он и тогда встретил меня резкой угрюмостью. 

Поразительно, насколько старик любил птиц, и не жаловал людей.  Так как я относился к последним, то в число любимцев никак не попадал. Я был незваным гостем, которого, как и должно быть, не жалуют. Причем сразу, с порога.

Однажды дед привязал меня к дереву и оставил на пару часов, благо погода была теплая и не сырая. Правда, комары на погоду внимания не обратили, зато практически сразу приметили меня. Ситуацию осложняло и то, что места укусов нещадно зудели, а с завязанными руками почесать их было ну никак нельзя. Больше я не брал хлеб без спроса. Никогда. И гречку с тушенкой, которую дед частенько готовил, тоже.

«Человек в лесу – незваный гость», - часто говорил старик.  «Рыбный филин, которого и так остались единицы, уникальная птица, часами способная выжидать добычу, безмолвно расположившись на ветке дерева, заглядывая в речную глубь. А мимо проплывает человек с ружьем, не понимая, отчего он не должен стрелять в эту редкую птицу», - вздыхал дед, разглядывая труп филина, подстреленного охотником. В такие моменты его глаза смотрели иначе: наполнялись грустью, сочувствием и болью. Он оглядывал лес так, словно мог видеть сквозь деревья, на многие километры вдаль – этот взгляд я запомнил навсегда.

Больше всего дед любил осень, когда лес обнажал душу – тогда даже я мог заглянуть в глубину, не так далеко, как старик, но достаточно, чтобы считать, что смогу однажды, как он.

Дед был умным: отучился в институте в своё время, даже преподавал – в лесничестве к нему относились с особым уважением, а бывшие ученики не забывали.  В город он выбирался по надобности: закупить продукты и лекарства. Изредка привозил стопку новых книг – они становились частью его лесной библиотеки и расставлялись строго по порядку. Дед любил читать, вдумчиво и не торопясь, а по вечерам писал что-то в толстой тетради. Когда тетрадь заканчивалась, доставал новую. Позже я узнал, что он пишет книгу, но дотрагиваться до рукописи мне было запрещено. Я не нарушал правил, зная, что дед суров в наказании.

«Выучиться тебе надо, человеком стать, а то спрятался в лесу, словно беглый преступник», - сказал он однажды, оттягивая рукав пиджака. Было заметно, что ему неудобно в одежде, которую я видел на нём впервые. Затем он уехал в город, оставив на столе еще горячую гречку с тушенкой, которой мне хватило на пару дней. По утрам я бродил по лесу, осторожно, чтобы не попасться никому на глаза, всматривался в воздух, прислушивался к звукам, изучая происходящее вокруг, воображая себя настоящим лесником, подражая повадкам деда, не понимая, зачем он всё это делает.

«Андрей, придётся уладить несколько дел - бумажная возня предстоит. Поедешь со мной в город», - произнес он, вернувшись. Тогда старик впервые назвал меня по имени, и мне показалось, улыбнулся сквозь нахмуренные брови. Я бросился к нему, ощущая, как к горлу подобрался тяжелый ком, едва сдерживая слёзы, прижался, вдыхая незнакомый запах города.  «Собирайся», - произнёс он, отодвигая меня, отворачиваясь, шмыгая носом. Не описать, с каким волнением я ожидал поездки, и с каким разочарованием встретил грязный воздух, суету и гул столицы. Мне сразу захотелось вернуться в домик лесничего. Дед, заметив мои переживания, с одобрением похлопал по плечу – думаю, мы поняли друг друга в тот момент. 

Учился я дома, так как возможности отводить в школу у деда не было, а желания, оставить лес и уехать в город, не возникло ни у одного из нас. Дед благодушно выделил небольшой шкаф под учебники и тетради, которые привозил из города.  Расписание уроков было составлено им со всей щепетильностью, что была присуща хмурой натуре.  Он никогда не проверял мои тетради, хотя изредка перелистывал, довольно кивая – это было что-то вроде похвалы для меня, стоявшего на ведре, с замиранием сердца наблюдавшим его ухмылку. Дед знал, что я подглядываю за ним в окно, а я - что он хранил мои исписанные тетради в сарае, хоть и говорил, что выбрасывает. 

Так я совмещал школьную программу с лесными уроками, которые задавал мне старик. Аттестацию, проводимую ежегодно для определения соответствия знаний стандартам образования, я проходил успешно. Сложнее дело обстояло с экзаменами старика – их сдавал «на троечку», как говорил дед, недовольно фыркая каждый раз, когда я путал следы животных или не мог сходу определить, с какой стороны леса раздается крик филина.

В детстве всегда есть место фантазии, к которой взрослый человек относится с недоверием. Но именно в лесу воображение разыгрывается, как нигде: неважно, сколько лет тому, кто оказался посреди высоких деревьев. Дед знал много лесных историй и рассказывал их словно невзначай, порой останавливаясь на самом волнительном моменте, оглядывая подходящее место для саженцев. Я терпеливо ждал продолжения несколько дней или недель, не торопил рассказчика. Истории старика всегда отличались непредсказуемым, удивительным финалом.

Вчера ближе к вечеру дед умер, наказав мне беречь лес от незваных гостей. «И себя береги, сынок», - произнёс он, закрывая глаза. Я просидел возле него всю ночь, перебирая в голове воспоминания. Как оказалось, дед занимал большую их часть.

Ближе к утру приехали сотрудники «скорой помощи» и участковый.

 - Могу я увидеть ваши документы? – произнес мужчина, до этого в полном молчании наблюдавший за тем, как санитары кладут тело деда на носилки, затем выносят, облачив в безымянный мешок.

 - Конечно, - ответил я, направляясь к шкафу.

 - Это ваш отец?

 - Дед.

Протянув мужчине документ, я вернулся к открытому ящику. Руки потянулись к рукописи старика.

 - Андрей Николаевич Григорьев, - прочитал мужчина вслух.

 - Да, это я, - произнес, достав тяжелую пачку из ящика. «Незваный гость» - значилось большими буквами на титульном листе.

Бывший студент, изредка навещавший деда перенес записи старика на компьютер, а затем распечатал на белых листах, которые были аккуратно сшиты и даже покрыты прозрачным плотным листом сверху.  Дед разрешал ему читать рукопись.

 - Незваный гость, - прочел я вслух.

 - Что? – спросил мужчина, устремив на меня удивленный взгляд.

 - Человек. В лесу он незваный гость.

 - Почему?

 - Так дед говорил.

 - Ясно, - прошептал, отвернувшись.

По дороге в город я всё думал, что мне известно о старике, с которым провел пятнадцать лет жизни? Оказалось, не так уж и много. Семья переехала на окраину леса, когда ему было пять лет, поэтому свое детство мальчишка провел среди деревьев, размахивая палкой, гоняя злодеев, играя в индейцев, изучая следы лесных обитателей, прокладывая лыжню зимой.  Затем - школа, университет. Еще студентом женился, но брак продлился недолго: развелись по обоюдному согласию. «Любовь – штука сложная», - говорил он. «Особенно если речь идет о людях», - добавлял вздыхая.  О моей матери, приходившейся ему внучкой, никогда не рассказывал, словно её и не было.

Лесники не жалуют людей, возможно, потому, что видят в них губителей. Разве будет человек испытывать теплые чувства к обидчику своих любимых?  Безусловно, нет. Вот и дед не испытывал, ведь лес был его любовью, делом жизни, если не самой жизнью.

Многие путают лесника с лесничим, порой объединяя эти слова, не догадываясь о различности их смысла. К первым можно отнести и обладателя лесной хижины – однако, это неправильно, и совсем далеко от истины. Лесник охраняет лес, а лесничий отвечает за его жизнь. Это разные профессии. Дед не обижался, если его называли лесником, считая, что суть остается неизменной.

- Я тут подумал, - внезапно произнес мужчина, что сидел рядом со мной, выдернув меня из потока мыслей. – А не страшно вам жить в лесу, среди всех этих зверей?

Мне вдруг захотелось заплакать, в голос, навзрыд. Однажды у деда брали интервью для одной из газет. Молоденькая журналистка, каблуки которой всё время проваливались в мягкую землю, задала тот же вопрос, слово в слово. Тогда дед замолчал, но не призадумался. «Страшно жить среди людей», - ответил через некоторое время.

 - Нет, не страшно, - произнёс я, глядя в окно.

Мужчина больше не задавал вопросов, а я погрузился в пучину воспоминаний. «Дед, а когда я стану лесником?» – спросил однажды старика. «Когда помру, тогда и станешь», - ответил он, разглядывая трухлявую часть ствола. Выходит, сегодня я стал лесником.

Мы подъехали к отделению морга, и я вышел из машины. Аромат весны, которым был пропитан лес, едва ощущался сквозь грязный городской воздух.

Весной у птиц начинается период гнездования, поэтому лес требует особой тишины. Потревожишь птицу – она покинет гнездо. Возможно, навсегда. Душа человека весной, напротив, выходит из зимнего безмолвия, требуя песни и шума, с которыми он врывается в лесное пространство.

Человек считает лес своим по праву, забывая, что дремучий существовал задолго до него. Однако лес - на своей территории, где человек лишь незваный гость.

Лестер, старый пёс деда, залаял. Не хотелось оставлять его одного на привязи - взял с собой. Старик любил английских писателей, особенно Диккенса, занимавшего целую полку в шкафу, поэтому имена лесным постояльцам выбирал из числа популярных в Англии. К примеру, лису, ослепшую на один глаз, он звал Поппи, а филина, любившего высокое дуплистое дерево посреди леса – Оливер. Меня забавляло, с какой вдумчивостью он подбирал клички, словно это было важно. Позже я понял, что это были имена, самые настоящие, выбранные с любовью.

В морге сказали, привезти светлую рубашку и темный костюм, а так же закрытую обувь. Предстояла «бумажная возня», как сказал бы дед, умело решавший вопросы с документами, не требовавший помощи в заполнении бланков и анкет. Старик не носил очки – зрение у него было соколиное.

Домой мы с Лестером вернулись к вечеру, уставшие и разбитые. На столе стояла кастрюля с гречкой и алюминиевая кружка деда. Несмотря на давнюю дружбу, псу запрещалось входить в дом и тем более оставаться на ночь – пришлось нарушить правило старика. Лестер устроился подле кресла, свернувшись калачиком, и сразу уснул. Я же погрузился в рукопись деда, не в силах оторваться от заветных строчек – иногда читал вслух.

Лес – это не только деревья и животные, как кажется несведущему человеку. Это целая система, в которой каждая деталь – на своём месте. Бактерии, грибы, лишайники так же являются частью огромного комплекса.

Принимать лес за скопище деревьев неверно. Могучий живёт по своим законам, нуждается в уходе и заботе.

Чтобы стать лесничим мало получить соответствующее образование - необходимо любить свой лес и постоянно им заниматься, изучая потребности и особенности живой системы. Дед был трудолюбивым, много читал, ежедневно проходил десятки километров, осматривая дорогие душе деревья, растения, изучая повадки животных, всматриваясь в следы, оставленные на мягкой земле.

Весна – время первоцветов. Важно не опоздать, чтобы увидеть, ведь время цветения ограничено. Главное, успеть насладиться невероятной красотой, возникшей после зимнего холода. Не успеет распуститься листва на деревьях, как первоцветы отцветут.

Старик просыпался на рассвете, заваривал чай и выходил на крыльцо, где в ожидании утренней прогулки весело вилял хвостом верный друг Лестер. Я наблюдал в окно, как они медленно идут по тропинке, ведущей к забору, затем скрываются в гуще леса. После возвращался в постель, зная, что у меня есть два часа, прежде чем они вернутся, и старик войдет в дом, громко топая и нарочито скрипя дверью, оповещая меня о времени подъема.

Неизменный на первый взгляд, лес находится в непрерывном развитии, постоянно меняется. Важно уметь наблюдать, замечать и видеть.

Лестер залаял, и я проснулся. Наступил рассвет – не первый и не последний в лесу, но впервые - без старика, любившего его, свой могучий лес, всем сердцем.

Я вышел на крыльцо, не закрывая дверь, разрешив туману, что подобрался к самым ногам, войти в дом. Вчера я стал лесником. Мне предстоит еще многому научиться, чтобы стать лесничим.

Лестер ждал возле калитки, молча виляя хвостом – нам предстоял утренний обход. Заперев дверь, спустившись по скрипучей лестнице, я медленно пошел по тропинке, будучи уверенным, что старик – где бы он ни был сейчас – улыбнулся и довольно кивнул. Мне хватало и его ухмылки, и улыбки, сокрытой в уголках серых глаз.

Даже многолетние деревья однажды погибают – не важно, от старости или болезни, пожара или стихийных бедствий – покидают систему. Однако лес продолжает своё существование. Вне времени.