Мой сосед, дядя Ваня, огородник заядлый. Ему уж за восемьдесят, а с весны и до осени целыми днями в грядках копается – дай Бог молодому. На пару с женой, тётей Машей. Только та больше всё по цветам, а он овощи любит. И чего у него в огороде нет! Иной раз заглянешь через забор – только диву даёшься. Помидоры – в три кулака. Огурцы – с кабачок, кабачки – с поросёнка! А то вообще такое чего-то вырастит, что и названья не знаешь. Семена ему со всей страны присылают.

Вот, как-то раз, уже в мае, гляжу – дядя Ваня грядку копает.

- Здоро́во, - кричу, - сосед! Что сажаешь?

- Да вот, - говорит, - репу прислали. Особый сорт, крупноплодная. Всего-то три семечка. Посмотрю, что получится…

Ну, поболтали ещё немножко. Посмотрел я, как дед семена крохотульные в землю закапывал, да и на́прочь забыл. Эка невидаль – репа!

Только где-то в июле зовёт меня дядя Ваня к себе. Ну, махнул я через забор – в обход-то длиннее.

- Чего? – говорю.

А он ведёт меня к давешней грядке и пальцем тыкает:

- Погляди!

И вижу я такую картину. Из земли, друг от друга сантиметрах так в сорока, прут из земли три охапки реповых листьев. Высотой уже где-то с полметра, а в обхвате такие, что друг дружку теснят. Отогнул я ботву-то – батюшки светы! Под нею три репки размером едва не с арбуз, боками соприкасаются.

- Ни фига себе, репка! – говорю я соседу.

А он печально так отвечает:

- Что делать – не знаю! Они ж друг друга заглушат! А так охота полный размер посмотреть!

- Тоже – проблема! – смеюсь я в ответ. – Выдерни две, оставь ту, которая в середине!

- И то, - согласился дед, - так и придётся…

Репа, надо сказать, на вкус получилась отменная – сочная, сладкая, в меру острая. Тётя Маша только печалилась, что рано мы её дёрнули, на семена хотела оставить. Ну, да мы её успокоили – одна-то осталась.

С тех пор я нет-нет, да через забор к соседу поглядывал. Реповый куст рос и ширился с каждым днём, и ботва вознеслась в скором времени в рост человека.

- Репка на славу, - говорил дядя Ваня, - только вот всё вокруг заглушила. Не будет, похоже, у нас ни моркови, ни свёклы…

- Зато репа будет, как в сказке! – утешал я его.

В августе, рано утром, сосед постучал в окно и пожаловался:

- Не знаю, что делать! Эта шальная репа у жены все цветы задавила, яблоню погубила, а теперь ломает забор!

Я побежал посмотреть. Мамочка ро́дная! За какую-то пару дней жёлтый шар корнеплода занял у дяди Вани едва ли не весь огород. Сверкая боками, удивительный овощ выпирал из земли метра на полтора, снося всё вокруг, как бульдозер.

- Давай, помогай выкапывать! – суетился сосед. – Ну её к лешему! Скоро до избы доберётся!

Мы схватили лопаты и приступили к работе. Однако, как оказалось, репка вознесла над землёю лишь малую часть своего рекордного тела. Даже когда к нам на помощь пришла тётя Маша, мы сумели лишь убедиться, что на глубине пары метров корнеплод не кончается.

- У нас внучка за трактористом замужем, - утирая потный лоб рукавом, сообщил дядя Ваня. – Может, им позвонить?

- Да где он тут с трактором развернётся!? – запричитала его супруга. – Точно, весь дом разнесёт!

Сочувствуя ей, печально завыла собака Жучка, которая тоже копала землю рядом с хозяином. А Мурка, полосатая кошка, отдыхавшая посреди ботвы, лениво открыла глаза и зевнула.

- Ну, тогда осталось динамитом взрывать… - попробовал я пошутить, но прикусил язык под яростным взглядом соседки.

- Так, всё отставить, - решительно заявил дядя Ваня. – Динамит, трактор, лопаты… Сентябрь на носу. Думаю, это чудо больше не вырастет. А ежели что – лишнее топориком обрублю…

На том и решили. Соседу, и, правда, пришлось поработать топором и пилой, я ему помогал. Только репа уже загрубела и была не особенно вкусной, а то бы мы её, может, и всю изрубили.

Потом, как всегда незаметно, наступила зима. Репку засыпало снегом, и под его пушистым покровом покоилась она до весны. А когда снег растаял, на месте гигантского овоща осталась только огромная яма – за зиму мыши слопали весь корнеплод. Так что семян от него, слава Богу, не получилось. И мыши, зимуя в тепле и сытости, никого в окру́ге не донимали.

Теперь дядя Ваня репу сажать перестал.

- Ну её к лешему, - говорит. – На всю жизнь наелся!