«Красотка Пе» была старой субмариной и ранее носила название «Королева Елизавета». Салливан утверждал, что «Красоткой» её нарекла команда. Поэтому старое название было сбито молотками, от него остались только силуэты букв, а новое выбито заклепками.

Мощная паровая турбина вместе с резервуарами угля, водяными и воздушными занимала треть корпуса. Как это ни парадоксально, но и под водой субмарина шла на паровом двигателе. Весь дым выдувался из турбины потоком воздуха и проходил через ряд фильтров. Таким образом, на корабле не чувствовалась гарь. Точнее, должна была не чувствоваться, но воздушные фильтры на «Красотке» давно не менялись и легкий запах гари уже въелся в корпус. Водяные фильтры, очищающие забортную воду для турбины, справлялись лучше. Во всяком случае, субмарина медленно, но уверенно шла вперед. Удивительно, но экипаж состоял исключительно из Салливана. Он один постоянно бегал по субмарине, проверяя турбину, насосы, фильтры, наличие течи и корректируя курс. Ночью он спит всего по несколько часов, но свою «Красотку Пе» ведет уверенно.

Под водой «Красотка» могла находиться лишь сутки, после чего ей надо было всплыть, проветрить помещения и наполнить резервуары с воздухом. На это уходило двенадцать часов. Затем снова сутки под водой.

Единственным минусом была жара. Когда турбина работает, субмарина превращается в настоящий филиал ада на земле. Температура на борту поднималась до ста десяти градусов по Фаренгейту[1]. Вынести такую жару было тяжело. И самое обидно было то, что на Атлантике разразился сильнейший шторм, не прекращающийся уже третьи сутки. Выйти на палубу и хоть немного отдохнуть было невозможным. Поэтому оставалось только одно, сидеть в раскаленной субмарине. Граймс и Гил позволили себе раздеться по пояс. Диана и Мияко так не могли. Хотя Мияко и так разделась до рубашки и исподнего, чем сильно удивила Диану, но девушка заявила, что лучше она постыдиться немного, нежели будет париться в штанах.

– Может, ты хоть что-то накинешь? – раскинувшись на койке, спросила Диана у Мияко, которая сидела в одной рубашке и нижнем белье на своей койке. Диана была в штанах и рубашке.

– Жарко… – жалобно протянула Мияко, пытаясь разогнать горячий воздух взмахами хвоста.

– Я понимаю, но если зайдет Гилберт или мистер Граймс? – спросила Диана. И в дверь каюты как раз постучали.

– Прикройся! – прошипела на Мияко Диана, бросив ей свою куртку. – Да, войдите! – громко произнесла она.

– Можно? – приоткрыв дверь, поинтересовался Гил.

– Да, конечно, – бросив взгляд на Мияко, которая прикрылась курткой, ответила Диана.

– Мияко, ты бы не могла выйти? – спросил Гил. – Мистер Граймс сейчас на мостике, следит за приборами навигации, они последнее время стали борохлить, а мистер Салливан копается у турбины. Так что ты можешь пока посидеть в нашей каюте, мне надо поговорить с леди Дианой.

Кают было несколько. Экипаж субмарины составлял всего семнадцать человек, включая капитана. У капитана была отдельная каюта, а остальным членам экипажа приходилось ютиться в четырех каютах, каждая из которых рассчитана на четырех матросов. Конечно, сейчас каждый мог поселиться в своей каюте, но Диана не рискнула оставлять каждого одного. Верхние койки можно было снять, что и было сделано для большего удобства.

– Да, конечно, хозяин, – произнесла Мияко и вышла из каюты. Гил проводил ей взглядом.

– Что-то серьезное, мистер Марлоу? – спросила Диана, присаживаясь на койке. Жестом она указала на койку Мияко, разрешая Гилу присесть.

– Благодарю, – ответил тот, присаживаясь. – Я по поводу экспедиции. Как я понял, она завершена? След вел в Новую Британию, но теперь нам путь туда заказан.

– Как вам сказать, – начал Диана, – сейчас наша задача доставить документы в Британию, а экспедиция пока откладывается.

– Простите, леди Диана, – начал Гил, – но свою цель я достиг, и если мы вернемся в Лондон, мы с Мияко не будем продолжать экспедицию. Посмею себе напомнить слова мистера Камерона: мы нанимались до Тибета, а сейчас мы бежим из Новой Британии.

– Я понимаю, что теперь вы обладаете живым оружием и именно это помогло нам бежать как из дворца графа Меллони, так и из Пендрагона, но… – она замялась. – Я надеялась, что эта экспедиция увенчается успехом. Время уходит, мистер Марлоу, понимаете? – Гил молча кивнул.

– Я вас понимаю, – ответил парень, – но искать вслепую. Новая Британия была нашей последней зацепкой. Призрачной зацепкой. Я не против вам помочь, но я не знаю как. Вы потратили пять лет своей жизни на поиски спасения для него. Вы даже не знаете, поможет ли это, и все равно ищите. Это достойно уважения, но надо знать, где искать, а сейчас…

Он замолчал, понимая, что начинает перегибать палку. Диана все это знала и понимала, что время уходит, если не ушло уже. Поэтому поиски надо продолжать. На Кубе должны быть архивы, можно порыться в них, поискать упоминания. Да, призрачная надежа, но у неё ничего другого не остается.

– Когда-то вы спросили, что ждет Мияко после того, как я получу живое оружие, – произнес Гил. – Сейчас мы в бегах и ей угрожает опасность. Простите, но я хочу закончить экспедицию на Кубе, и вернутся в Лондон. Вместе с Мияко. Вернуться к Маргарет.

Он замолчал. Да, сейчас им вел эгоизм. Он обещал Диане помочь с поисками божественного оружия, но поиски зашли в тупик. И не просто в тупик, они завели их на арену политических игр. На арену, откуда мало кому удавалось уйти живыми. Особенно, если ты, лишь песчинка под колесами локомотива истории. А Гил не хотел ни для себя, ни для Мияко участи песчинки. Оставить все на волю сильных мира сего, вернуться в Шотландию, забрать Маргарет, жениться на ней и построить два дома в пригороде Лондона. Для себя и Мияко. Мияко многое натерпелась, она заслужила тихой и счастливой жизни. Гил хотел просто реализовать все свои мечты. К тому же, с деньгами, подаренными Стефаном, это труда не составит. Стефан. А ведь Гил даже и не дрогнул, убив его. И кто он теперь для него? Враг или благодетель?

– Маргарет, – тихо повторила про себя Диана и вспомнила про письмо. Ведь он ей обещал.

– Мистер Марлоу, – начала она, – я должна вам кое-что сообщить.

– Что? – удивился парень.

– Еще когда мы были в плену на Кодокуна сенши, – произнесла Диана, – мистер Граймс привез из Лондона одно письмо. Это письмо Маргарет адресовала вам.

– Мне? – переспросил Гил. – Но почему вы его мне не отдали?

– Потому что я прочла его, – ответила Диана.

– Что, простите? – недоуменно переспросил Гил. – Я думал, в высшем обществе учат, что читать чужие письма, как минимум, не вежливо!

– Тогда были иные обстоятельства! – строго ответила Диана.

– Я помню, какие тогда были обстоятельства, – парировал Гил, – но это не дает вам право читать мои письма!

– Как руководитель экспедиции, я имею право читать любую корреспонденцию. Любую! – ответила Гилу Диана. – К тому же, – замявшись, начала она, – содержание письма вам не понравиться, – она достала письмо из своего дневника и протянула его Гилу. Тот открыл конверт и принялся читать.

«Дорогой Гилберт!

Не знаю с чего и начать. Я люблю тебя. Люблю всем сердцем! Мне отрадно было читать про твою жизнь в Лондоне и о твоей любви ко мне. Сейчас ты идешь к своей мечте вместе с баронессой Штанмайер. Надеюсь, ты достигнешь её»

Прочитав эти строки, Гил невольно улыбнулся. Ровный и красивый почерк Маргерет, как же он соскучился по ней. Он представил, как она сидит за столом и выводит слова на бумаге, зачесав волосы за одно ухо.

«А я… отец каждый день становиться все несносней. Милый Гилберт, как же я сожалею, что не бежала с тобой. Что тогда решила остаться и ждать тебя. Как же я ошиблась! Жить в отцовском доме все эти годы было невыносимо тяжело! Пусть бы мы с тобой жили в съемной комнате, но мы были бы вместе! Быть может, тепло домашнего очага притупило твое желание обладать живым оружие»

Желание обладать… Кто знает, возможно, размеренная жизнь с Маргарет в Лондоне действительно притупила бы это желание и они просто были бы вместе. Гил иногда думал об этом, но она сама отказалась ехать с ним, и ему ничего другого не оставалось, как продолжать поиски.

«Ты так красиво описывал детей своей хозяйки, что я невольно стала задумываться о наши детях. Какими бы они были? Я мечтала о девочке и мальчике. И чтобы мальчик был старшим! Он бы заботился о младшей сестре, любил её»

«Дети у нас будут» – подумал Гил, читая эти строки. Дети от любимой женщины, что может быть лучше? Браки заключаются по разным причинам. Корысть, нужда, воля родителей. Гил это понимал, он знал, что такие семьи несчастны, хоть и имеют детей. Но он всегда вспоминал хозяев, у которых снимал комнату в Лондоне. Они любили друг друга и своих детей. О такой же семье мечтал и Гил. Любящая Маргарет, воспитывающая их детей в их доме. До этой мечты осталось всего немного, совсем чуть-чуть.

«Милый Глиберт, прости меня. Мне больно говорить тебе об этом, но ты уже заметил, что я говорю о нас в прошедшем времени. Это неспроста. Отец выдает меня замуж»

У Гила поплыло перед глазами, пошатываясь, он опустился на пол.

– Мистер Марлоу, с вами все в порядке? – взволновано спросила Диана, бросившись к Гилу.

– Все нормально, – сдавлено произнес Гил, и посмотрел на лист бумаги. Буквы все еще расплывались. Нет, Маргарет не могла это написать. Она выходит замуж. Абсурд! Нет, её выдают! Да, её собираются выдать! Значит, она сбежала. Да, она сбежала и сейчас ждет его в Лондоне! Да, все именно так!

Он снова принялся читать.

«Это сын фабриканта из Уэльса. Отец когда-то спас его отцу жизнь и теперь, в благодарность, меня отдают за него замуж. Я была в отчаянии и готова была бежать в Лондон, к тебе. Но встретив его, не смогла. Он такой же заложник своих родителей, как и я. Я готова была встретить ненависть в его глазах, но встретила понимание и сожаление. Я не смогла оставить его наедине с горем. Прости и пойми. Я буду любить тебя всю жизнь. Мечта о небольшой лондонской комнате, ставшей нашим домом, останется лишь мечтой. Наши дети не родятся и мне больно от этого. Прости меня, я вынуждена выйти замуж за другого. Нет, не так. Я должна поддержать его в нашем общем горе.

Уже не твоя Маргарет. Клянусь, я буду тебя любить»

Дочитав письмо, Гил с трудом поднялся с пола.

– С вами все хорошо? – спросила Диана. – Я понимаю, ваша невеста поступила неправильно, она должна была…

Диана все еще что-то говорила, но Гил её уже не слышал. Ему не показалось, это действительно написала Маргарет.

– Нет, со мной все в порядке, – произнес Гил, и свои собственные слова он слышал как сквозь вату. – Мне просто надо побыть наедине, немного.

Просто побыть в одиночестве. Ведь все его мечты рухнули, развалились. Мечты о доме, о женитьбе на Маргарет, их детях. Все это ничего не стоит. Этого не будет. Нет смысла возвращаться в Лондон, строить дом для себя и Мияко. Ведь Мияко больше никогда не станет нянькой его… их детей. Их детей не будет! Возможно, она уже ждет ребенка от этого «сына фабриканта из Уэльса». Не от него, так любящего её, а от того, кто стал такой же разменной монетой в отношениях двух семей. Как так? Почему? Гил задавал себе эти вопросы, по пути в свою каюту. Но был ли смысла в ответах на них? Его мечты были скомканы как это письмо, превращены в кусок мятой бумаги и погружены в формалин. В формалин помещают мертвечину, чтобы сохранилась. Так и его мечты. Они сохраняться в памяти, будут резать душу, но они мертвы. И их место в формалине.

– Хозяин? – взволновано спросила Мияко, видя изменившегося Гила.

– А, Мияко, – с трудом произнес он. – Я и забыл, что отправил тебя сюда.

Девушка поднялась навстречу парню. Он подошел и крепко обнял её.

– С вами все хорошо, хозяин? – спросила Мияко. Ему не хотелось отвечать. Он просто прижался к ней, чувствовал жар её тела. В этом пекле её тело было не просто теплым, а горячим.

Он слегка отстранился и посмотрел на неё. Вот она, любящая его. Не Маргарет, но Маргарет предала его.

– Хозя… – начала Мияко, но Гил перебил её, поцеловав. Сначала скромно, просто прислонившись своими губами к её. Потом требовательней, с напором. Она и не сопротивлялась, обняв своего хозяина за талию. А он уже ласкал её тело, водя руками по талии, бедрам, спине.

Отстранившись, он снова посмотрел на неё. Мияко стояла перед ним, приоткрыв рот и слегка прищурив глаза. Девушка залилась краской от возбуждения. Она испытывала подобные чувства впервые. Еще не один мужчина не целовал и не обнимал её. В рабстве она была товаром, а товар можно только рассматривать. Она чувствовала приятное будоражащее чувство внизу живота и легкий зной на губах, талии, бедрах. Его вызывали прикосновения Гила. Девушка обливалась потом, то ли от жары, то ли от ласк парня.

– Я люблю вас, хозяин, – произнесла она.

– Я знаю, – ответил Гил, присаживаясь на койку. Мияко как завороженная следила за ним, держа его руку в своей. Всего лишь на кончиках пальцев, но этого было достаточно, чтобы чувствовать Гила.

Он потянул её к себе, откинувшись назад. Мияко легла на него, и он снова её поцеловал. Страстно, требовательно. Она положила руки на его плечи, а он принялся неторопливо расстегивать её рубашку. В блаженстве Мияко закрыла глаза и стала махать своим пушистым хвостом. Чувствовала его всем телом, каждой клеточкой, чувствовала биение его сердца, горячие руки на своем теле.

Она отстранилась от него, чтобы снять рубашку. Она отбросила её сторону, оставшись сидеть на Гиле в одном нижнем белье: бюстгальтере и трусиках. Он залюбовался её стройным телом. Он уже видел её практически голой, тогда, на рынке работорговцев. Но тогда это вызвало у него лишь одно: прикрыть её наготу. Сейчас же вид её стройного тела вызывал в нем желание. Почему сейчас? Почему Мияко? Она любит его, но не из-за ли одной благодарности за спасение? Она действительно любит его? Но Маргарет тоже его любила. Любила… «Клянусь, я буду тебя любить». Ложь! Гнусная ложь! Если бы любила, не отпустила. Не стояла бы тогда молча и не слушала его наивные слова общения вернуться, а пошла за ним. Хоть в Лондон, хоть на край света.

Мияко слегка наклонилась и начал расстегивать рубашку Гила.

– Сними, – с улыбкой попросил Гил, указывая на бюстгальтер. Свою рубашку он стал расстегивать сам. Мияко, конечно, хотела сделать это сама, но слово хозяина закон.

Мияко сняла бюстгальтер, и Гил припал к её груди, лаская каждую клеточку. Его прикосновения, поцелуи, покусывания, все это приводило Мияко в экстаз. Она прижала его голову к своей груди и стала тяжело дышать. Парень с трудом отстранился, и она вопросительно посмотрела на него. А он молча взял её и перевернул на спину, сам оказавшись сверху.

– Хозяин, – тихо произнесла она.

– Называй меня Гилберт, – ответил он, раздевая девушку окончательно.

– Как скажите… как скажешь, Гилберт, – произнесла она. Он улыбнулся и молча опустился к ней.

* * *

– Почему она так поступила? – спросила Мияко, обняв Гила. Они лежали на койке, мокрые и уставшие. Было жарко. Очень жарко. Жар тел разгорячал еще сильнее, но сил даже отринуть друг от друга у них не было. Они лежали на боку и смотрели друг на друга. Мияко не могла поверить, что хозяин... Гилберт, разделил ложе с ней. Она была счастлива.

– Если бы я знал, – ответил Гил. Дурная отговорка, что её новый жених заложник обстоятельств. Ну и что?! Она же любила его! Почему? Почему? Почему?! Гил продолжал задавать этот вопрос себе. Лаская Мияко, целуя её, он задавал себе этот вопрос. Почему Маргарет предала его?

– Хоз… – начала Мияко, но запнулась.

– Гилберт, – поправил её Гил. – Хватит называть меня хозяином. Я Гилберт.

 – Гилберт, – тихо произнесла она. – Вы… ты со мной только из-за того, что Маргарет тебя предала? Я понимаю, что сейчас не время...

– Да, – честно ответил Гил. – Я с тобой потому, что Маргарет меня предала.

– Понятно, – печально ответила Мияко.

– Только… – начал Гил, – с Маргарет мы не были так близки.

– Так, в смысле, вы не занимались любовью? – спросила Мияко.

– Нет, – ответил Гил, – в Шотландии не принято заниматься любовью до свадьбы. Если бы я совратил Маргарет, то её отец меня точно бы убил. Он меня и так недолюбливал. Удивительно, что он не сразу решил выдать её замуж, как я уехал из Шотландии.

– Строго у вас, – произнесла Мияко, – у людей.

– У нескотов не так? – спросил Гил.

– Нет, – покачала головой Мияко. – У нас нет браков. Просто адепты выбирают себе партнерш на ночь, а потом они рожают детей, которые воспитываются всем племенем на равных. Поэтому я не знаю, кто моя мама и мои сестры. Для меня все племя сестры.

– Племя, сестры? – удивленно спросил Гил. – То есть эти мужчины, адепты, живут отдельно от племени?

– Ну… – замялась Мияко, – они не совсем мужчины. Точнее, не мужчины в понимании человека.

– Как это? – спросил Гил.

– Это тяжело объяснить, – ответила Мияко. – Это надо видеть, понимаешь? Жаль, адепты не покидают племен, я бы при встрече тебе показала их.

– Покажешь, – улыбнулся Гил, и поцеловал Мияко. – Как закончится экспедиция, мы отправимся с тобой в путешествие. На твою родину. Ты не против?

Да, отправиться в путешествие, пока их дом строиться. И вернуться в новый, родной дом, но уже не с Маргарет, а с Мияко. Плевать, что она нескот! Плевать, что о них подумают! Сейчас она та, кто любит его больше всего на свете.

– Нет, – покачала головой Мияко. Гилберт хочет путешествовать с ней? После экспедиции? То есть, он хочет быть с ней?

– Ты не вернешься в Шотландию? – спросила она. – Не попытаешься вернуть Маргарет?

– Вернуть? – спросил он. – Нет, её уже не вернуть. Она смирилась со своей судьбой. Возможно, если бы я тогда взял её с собой…

Он замолчал, не став развивать мысль. Что изменилось бы? Они поселились бы в Лондоне. Возможно, он отказался бы от поисков живого оружия.

– Бред! – тряхнул он головой, поднимаясь с койки. – Бред! – повторил он. – Все произошло так, как должно было произойти. Я оставил её в Шотландии и отправился на поиски живого оружия в Лондон, отправился с Дианой в экспедицию, встретил тебя на том рынке. Сколько мы вместе прошли? Азиатские колонии, Кодокуна сенши, Пендрагон. И ты всегда была рядом. Не бежала, хотя могла. Могла уйти еще тогда, в Османской республике, могла и после Кодокуна сенши, получив подарок от Стефана.

– Не могла, – ответила Мияко, обняв свой пушистый хвост. – Я полюбила тебя еще тогда. Помнишь Дик сказал колкость при побеге Свейна? То ли собачкой меня посчитал, то ли, я уже не помню точно, но ты заступился за меня. Потом ты купил мне одежду, делился едой.

Она замолчала, он тоже не произнес ни слова. Делился едой. Тогда он считал это само собой разумеющимся. Он спас Мияко и обязан был за ней следить, ухаживать, обеспечивать. Кто знает, был ли его поступок лишь прихотью или же знаком судьбы.

– Заешь, о чем я мечтал? – спросил Гил, и, не дожидаясь ответа, продолжил. – Я мечтал о жизни в пригороде Лондона. Что мы построим два дома по соседству. В одном бы жили мы с Маргарет, а в соседнем ты. И ты бы воспитывала наших детей, – он замолчал, не зная как продолжить.

– Ты говорил, я помню, в том доме, где мы документы похитили, – плача ответила Мияко. – И знаешь что… – она замолчала, и резко выпалила. – И я бы воспитывала! Воспитывала бы детей любимого мужчины. У нас не принято любить. Ну, как вы люди любите. Страстно, неистово, отдаваясь до последнего. Конечно, мы все любим адептов, но их не много, в отличие от нас. Они нас тоже любят, но не так. К тому же к ним допускают только тех, кто прошел вольное путешествие и вернулся, а таких не много.

Гил не знал, что такое «вольное путешествие», лишь предполагал, но он понял Мияко.

– Понятно, – усмехнулся Гил. – Но знай, я тебя не люблю. Пока что. Но обещаю, что со временем чувства во мне зародятся. Я просто не видел, что ты рядом. Я верил в свою любовь к Маргарет, в её верность, но все пошло прахом. Да, в этом есть и моя вина, я ушел за мечтой, а она осталась там, в тех обстоятельствах. Возможно, я ищу повод оправдать её.

Мияко поднялась и подошла к Глиу, обняв его.

– Я готова ждать, – заглядывая ему в глаза, произнесла она. – Сколько угодно ждать твоей любви.

Он поцеловал её. Мечты не стоит хранить, иначе они грозят утонуть в формалине. Мечты надо реализовывать. Это то, что сегодня понял Гил.

[1] Более 40 градусов по Цельсию