Смотрю на часы, ставлю на стол что-то средиземноморско-греческое, тут же спохватываюсь, он же не из Греции совсем, он же из Италии, вернее, - В Италию. Вспоминаю, что у него даже нет имени, так и остался – Человек в Италию. Хочу поставить на стол макароны, опять спохватываюсь, опять скажет, не с тем, надо с кетчупом, или нельзя с кетчупом, или с маслом оливковым, или…

Тьфу.

Не знаю.

Ему все будет не так, черта с два я смогу угодить человеку из Италии, хотя нет, вру, он же не из Италии, он в Италию, он про итальянскую кухню и не знает ничего.

Время подходит. Я уже знаю, он не придет вовремя. А может, вообще не придет. Это он может – вообще не прийти, вот уж казалось бы, я прикажу ему – и он должен явиться, а не явится же…

…приходит – когда я его не жду, усаживается в плетеное кресло в лучах солнца, вот ведь, только что никакого кресла не было, и солнца никакого не было, поздний вечер уже.

А у него есть. И солнце, и кресло, и запах чего-то морского, летнего, будто море там, за окном.

Начинаю:

- Вы… вы что себе позволяете?

Он закуривает.

- Ну… я теперь много что могу себе позволить.

- Много-то много, да вы меру-то знайте! Вы хоть понимаете…

- …не понимаю. Не хочу понимать.

Исчезает. Не уходит – исчезает. Человек из Италии… то есть, нет, вру, человек В Италию исчезает. Не изволит даже уйти по-человечески.

- …нет, ну вы понимаете, что вы всех моих позорите?

- Кого это всех?

- Да всех, всех моих… все как на подбор получились, этот вон всю жизнь рвался к тому, чтобы стать нефтяным магнатом, дорвался до мечты, когда нефть ниже плинтуса рухнула… остался ни с чем… этот вот тоже, который думал, что за деньги весь мир может купить, а потом спохватывается, что и-вэ-эл этот ему никто ни за какие миллиарды не продаст, потому что нет их, и-вэ-элов этих, и сиди теперь на деньгах своих, деньги есть, а купить на них ничего нельзя. И этот тоже, пламенный борец за экологию, пока и правда там киты таяли, ледники вымирали, озоновый слой вырубали, его морда на всех экранах была, а как случилось это все, так и айсберги в леса вернулись, и китов стало видно, и озоновый слой по опустевшим городам ходит, нюхает, ничего не боится, - так про этого и забыли все, и мается, никому не нужный… а вы что? Вы что, я спрашиваю?

- А что я?

- Вы что должны были делать?

- Любить Италию.

- Вот именно! Любить Италию, бредить Италией, рваться туда всю жизнь, любой ценой, по головам, чтобы домик у моря, оливки там всякие, или что там растет, будете сидеть в плетеном кресле…а тут нате вам, эпидемия, карантин, люди умирают, полный коллапс… и вы рветесь назад, назад…

- …с чего я назад рваться должен?

- Ну как с чего, домой…

- Так мой дом теперь здесь…

Меня передергивает.

- Да какого черта здесь, вы разочароваться должны, разочароваться, понимаете вы, нет?

- Не понимаю.

Он исчезает. Даже не уходит, хлопнув дверью, а просто исчезает. Думаю, хватит у него терпения появиться в своем доме или хотя бы в неприметном переулке, или он возникнет из ниоткуда прямо в коридорах какой-нибудь больницы, или нет, туда его без защитного костюма не пустят…

Обреченно обращаюсь к остальным, сколько их там есть у меня, разочарованных, хоть бы вы его, что ли, вразумили, он мне всю историю портит, ну скажите же ему, в конце-то концов…

Смотрю на часы, хочу поставить на стол что-нибудь средиземноморско-греческое, чтобы ему было приятно – тут же передумываю, пошел он к черту, вот так вот, пошел он к черту, и даже окно открою, чтобы холод ноября просочился в комнату.

Он приходит, не приходит – появляется, как назло мне приносит с собой свет солнца, южный полуденный зной, запах моря где-то там, за окнами.

Хочу выждать паузу, пауза не выжидается, говорю сразу, быстро, сам пугаюсь своего голоса:

- Значит, продолжаете упорствовать?

Он улыбается, широко, энергично:

- Продолжаю.

- Слушайте, ну это невозможно уже… вы на себя-то посмотрите, вы на ногах не держитесь, упахиваетесь вусмерть… вы вспомните, вы же всю жизнь как проклятый вкалывали, чтобы на этот домик у моря заработать, чтобы ничего не делать, чтобы отдыхать… вы же устали, понимаете, устали за всю жизнь, чтобы теперь…

Смотрит на меня покрасневшими без сна глазами:

- Не устал.

Сжимаю зубы:

- Вы хоть понимаете, что я заставлю вас пожалеть, что вы туда поехали?

Смотрит на меня.

С вызовом.

- Не заставите.

…поражено более 50% легких…

ОСТАВИТЬ СВОЙ КОММЕНТАРИЙ

Не, автор, вы это даже не вздумайте, героя убивать…

Ну, он же потом выздоровеет?

Ну, я вообще-то планировал, что он горько пожалеет, что переехал, умрет в эпидемию…

Только попробуйте, я от вас вообще отпишусь на хрен, если вы его угробите…

Люди, давайте уже петицию делать, спасем героя.

Интересно. С нетерпением жду продолжения, как он выздоровеет…

Понимаю, что он победил меня.

Вот так.

Просто.

У него вообще все легко и просто, хотя что я говорю, какое легко, какое просто, он же всю жизнь пахал, как проклятый, по головам шел, рвался откуда-то из заснеженного Зауралья туда, где закат расплавился в море, где можно ходить босиком…  А что он сейчас делает, даже представлять себе не хочется, мне почему-то видятся бесконечные коридоры, забитые лежащими людьми, к кому-то бегут люди в защитных костюмах, кого-то спасают, кого-то не успевают спасти…

…а он победил меня.

И делать нечего, и сажусь, и дописываю историю, и кто-то бросается из окна биржи, когда нефть падает ниже нуля, и кто-то рвется домой из краев, которые казались вожделенным раем, и какой-то авиамагнат пускает себе пулю в лоб, и кто-то, чье имя еще недавно было у всех на слуху, понимает, что былая слава прошла безвозвратно, а этот… этот с трудом разлепляет веки, смотрит, как над ним склоняются люди в масках и во всем таком, говорят – завтра вас переведут в обычную палату, или как там оно будет, иль домани…

Я жду его.

Смотрю на часы, хотя нет смысла смотреть, ставлю на стол что-то средиземноморское, экзотическое, что нашел, опять получилось что-то греческое, а он же из Италии, вернее, он – в Италию.

Я жду.

Я еще не знаю, что я скажу, о чем мы вообще будем говорить, как-то и так уже все понятно, только и вертится на языке – ваша взяла, он еще долго будет злорадствовать, это он может…

Я жду.

Время ползет, медленно-медленно, он опаздывает на четверть часа, на полчаса, на час…

…комната наполняется солнечным южным теплом, я чувствую запах моря, здесь, совсем рядом, за окном, ленивые полуденные лучи ползут по комнате, покачивается плетеное кресло.

Я жду.

Я не понимаю, почему его нет, почему только кресло, и все, а где он сам, а почему нету, он должен быть вместе с креслом, почему его нет, что я завтра скажу читателям, почему его нет…