И тут же наткнулся на гневный взгляд Фариды-ханум.

- Животная пища греховна! – возмущенно изрекла она. – Великие маги-мудрецы Бибета давно оказались от нее. Ибо аромат жареного мяса застит их светлый разум. И я поступлю также! Поведай мне, о, служитель подносов и блюд, есть ли в вашей чайхане полезная и низкокалорийная вегетарианская пища?

  Официант даже качнулся от удивления и жалобно посмотрел на Саймона. Тот невозмутимо пожал плечами, мол, выполняйте заказ дамы.

- Вегетарианского не держим, - огорченно поведал работник заведения. – Есть вот, правда, салфетки. Они из бумаги…

  Волшебница негодующе фыркнула, и бедного официанта снесло на другой конец зала.

- Принесите мне родниковой воды и полчашки риса! – крикнула ему вслед Фарида.

  И пока Саймон наслаждался горячим бифштексом, восточная чародейка, строго нахмурив подведенные брови, медленно и чинно вкушала свою скудную трапезу.
Бургомистр украдкой поглядывал на нее.
- Что и говорить – дама темпераментная, - мысленно заключил он. – Ни в злополучной провинции Майбери, ни в нашем Фэйридже я не встречал еще столь экзотической особы. А как она бедного официанта отшила!.. Пожалуй, Адельмус не зря опасается своей бывшей подружки. Что ж, голод мой утолен, значит, самое время приступить к первой части нашего с волшебником плана.
Он перегнулся через стол и вкрадчиво произнес:

- Я, кажется, обещал вам показать местные достопримечательности, почтеннейшая ханум?  Прошу вас, обернитесь, и вы увидите одну из них.

  Волшебница послушно обернулась. Увидела безумный портрет,  ахнула и всплеснула руками.

- Мой драгоценный Адельмус! Алмаз моего сердца! Но, ради аллаха, почему живописец изобразил его в столь непотребном виде?!

- Рыбка заглотила наживку! – мысленно возликовал Саймон.

  А вслух важно сказал:

- Сия картина, дражайшая ханум, была написана в честь одного банкета, вошедшего в анналы ресторанного бизнеса. Главным действующим лицом на этом празднестве  был ваш старый знакомый. Надо отметить, что  заведение, в котором мы сидим,  он привык посещать по десять раз на дню.  Опустошать запасы котлет, тефтелей и бифштексов – самое любимое занятие нашего мага-хранителя. Помнится, на приснопамятном банкете Адельмус   за один присест съел вот этот самый, изображенный на полотне кабаний окорок. После чего закусил еще десятком жареных куропаток  и на десерт умял целую сковороду жареной на сале картошки. Я не оговорился, Фарида-ханум! Сковороду наш маг тоже съел в пылу разгоревшегося аппетита. Потом долго извинялся перед дирекцией ресторана, объясняя, что ему не хватает железа в организме.

  Саймон нес весь этот бред, с удовольствием отмечая, что черные глаза его собеседницы уже почти  что лезут на лоб, а брови гневно изгибаются.

- Чревоугодие – не красит достойного мужа! – воскликнула она. – Неужели, мой Адельмус подвержен этому пороку?!

- Увы, да! – притворно скорбно склонил голову бургомистр.

  Фарида горестно вздохнула. И Саймон почти обрадовался быстрой победе… но тут чародейка  решительно произнесла:

- Я уверена, что свет моих очей предавался излишествам  только потому, что безумно скучал по мне. Но я вернулась – и неистовый тигр моих девичьих грез познает отныне мою заботу. А заодно и все преимущества здоровой бибетской диеты!

  Саймон был готов поклясться, что нарисованное лицо мага изобразило в этот миг живейший ужас. Досадуя, что первая часть плана провалилась, юноша поспешно расплатился  и повлек темпераментную спутницу дальше.

Чтобы волшебница не заподозрила подвоха, Саймон  решил показать ей  несколько реальных достопримечательностей Фэйриджа.  Он поймал экипаж и  привез чародейку  на городскую площадь, где стояла статуя знаменитого полководца.
- Вот извольте посмотреть, Фарида-ханум, - голосом заправского экскурсовода начал бургомистр. – Этот достойный, прославленный в боях муж был уроженцем нашего славного города…
Но договорить ему не дали. Из галантерейной лавочки выпорхнула стайка юных девиц. На пару мгновений зависла возле витрины фотографического салона, где в качестве рекламы красовались портреты красоток и красавцев. А потом одна барышня обернулась и увидела Саймона.
Она немедленно дернула товарок за рукав. Через мгновение бедный юноша оказался под обстрелом синих, карих и серых глаз. Две девицы хихикали в платочки и шушукались. Третья улыбалась ему весьма призывно. А четвертая внимательно посмотрела на витрину, на Саймона, потом снова – на белозубого красавца с фотокарточки и, проведя сравнение явно не в пользу бургомистра, гневно нахмурила брови и подбоченилась.
- Не иначе, как это  - дочурка  толстяка из магистрата, - подумал юноша, слегка поеживаясь от пристальных девичьих взглядов. – Та самая, что требовала у папаши скорейшего открытия синематографа, а я эту инициативу, можно сказать, на корню зарубил. То-то у барышни взгляд больно неласковый!
Саймон почувствовал, что краснеет. Зачем-то сделал шаг в сторону и очень неловко, как ему показалось, снял шляпу и раскланялся перед юными особами. Барышни захихикали и зашептались с удвоенной силой. Юноша отвернулся, и в спину ему тут же ударил фонтан звонкого смеха.
- Я что – как-то особенно забавно выгляжу сегодня? – уныло спросил сам себя бургомистр. –  Мда, принимать законы о налогах куда легче, чем разбираться в хитросплетениях  женской логики.  А наш чародей  еще хотел, чтобы я, как говорится, активно подбивал клинья  ко всем возможным невестам Фэйриджа! Иронично, что до сего момента я спокойно общался с любыми представительницами прекрасного пола. Но после вчерашнего разговора, похоже,  совершенно утратил эту способность. Потому что в каждой хорошенькой горожанке вижу грозную охотницу на мою неженатую особу!

Тут  Саймон заметил, что Фарида, оказывается, уже довольно долго и горячо о чем-то говорит.
- Сколь прелестен и мил моему взору ваш уютный зеленый городок!
Восточная гостья всплеснула руками и почмокала алыми губками.
- Я верю, что буду безмерно счастлива здесь, рядом с любезным моему сердцу Адельмусом. Благородный, облеченный властью юноша, ты поистине хороший властитель, если правишь столь дивным местом!
Фарида приветливо улыбнулась Саймону. А тот, отметив, что не в меру веселые девицы уже умчались куда-то по своим делам, пробормотал в ответ благодарственные слова и снова густо покраснел. Что-то похожее на укол совести шевельнулось в душе бургомистра.

- А ведь она действительно любит нашего мага-хранителя, - невольно подумал он. – Может, Адельмус   неправ, что  всеми силами старается избегнуть этой встречи? Ведь он тоже неравнодушен к своей звезде Востока, я же видел! Но с другой стороны – бедный, пущенный в нокаут одним движением брови официант, и непременная горсточка риса вместо ужина… Словом, волшебнику видней! И еще есть такое понятие, как «мужская солидарность», а я ведь дал Адельмусу слово, что спасу его от женитьбы.
Преодолевая  раздрай  в мыслях, Саймон еще раз почтительно поклонился гостье и, кое-как закончив «лекцию», подхватил ее под руку и повлек к противоположному углу площади. Где стоял известный на весь Фэйридж винный погребок. Попутно плетя небылицы о том, какое это важное для истории города место.

В погребке было прохладно, тихо и по дневному времени – малолюдно. Неяркие огоньки свечей отражались в стеклах десятков бутылок. Хозяин деловито прогуливался вокруг больших дубовых бочек и проверял краники.
А на стене висел огромный портрет Адельмуса.
На этом полотне маг-хранитель выглядел так, будто и он, и безвестный художник безвылазно провели в недрах питейного заведения, как минимум, неделю. Щеки и нос чародея пылали ярче, чем помидоры на грядке фермера. Усы склеились от обилия выпитого, а волосы стояли дыбом. Изображенный на картине маг  восседал верхом на бочке и, запрокинув голову, самозабвенно дул горячительное прямо из горла. А вокруг валялось множество пустых бутылок.
Как и в прошлый раз, ни хозяин, ни малочисленные посетители не обратили на странную картину никакого внимания. Чего нельзя было сказать о старой знакомой волшебника.
 Фарида заметила жуткое изображение прямо с порога и застыла, позабыв на миг все свое восточное красноречие.

- Что это такое?! – пролепетала она, наконец. – О, что за ужас зрят мои очи! Неужто, темные демоны пустыни добрались и сюда, чтоб морочить мой светлый разум? Я не верю, что рахат-лукум моей души, мой возлюбленный Адельмус, мог пасть столь низко.

- Увы, прекрасная ханум, но это так, - выдал глубокий вздох бургомистр. – Хотя многие в городе считают это не падением, а напротив – выдающимся достижением. Каждый раз, когда Адельмус заходит в ресторан, он заказывает бочонок рома. И на вопрос официанта: « А кушать-то что будете?» - гордо отвечает: «Вот его, родимого, и буду кушать». Однажды он, безумно уставший после целого дня чудес, вернулся домой. Принял ванну, завернулся в одеяло и выпил бутылку коньяка. Жители города наперебой рассказывали, что видели нашего чародея в том одеяле в трех ресторанах. Но зато, даже напившись, Адельмус продолжает оставаться галантным джентльменом. И, сползая под стол, всегда вежливо прощается с гостями…

  Саймон нес уже полную чушь, а портрет радостно хихикал в ответ и строил ему рожицы.
Но подруге мага было не до смеха. Она горестно всхлипнула и заломила пухлые руки.

- Адельмус! О, родник в пустыне моей души! Как ты мог променять меня на бутылку?! Впрочем…

  Тут ханум вытерла слезы и топнула ногой, обутой в позолоченную туфельку с загнутым носом.
Бутылки на полках жалобно зазвенели, пол покачнулся, а в бочках гулко плеснуло вино.

- Мужчины без чуткого женского присмотра быстро теряют человеческий облик. Клянусь бородой пророка, я изобрету и сварю такое зелье, которое мгновенно отучит моего любимого пить все, что горит!!!

  Адельмус на портрете  упал с бочки, а Саймон сокрушенно развел руками. И повез даму  в последнее, запланированное им место.

В казино!

По дороге чародейка то горестно всхлипывала, то с восточным темпераментом принималась ругать все виды спиртного и тех, кто им торгует, то снова клялась, что вылечит  ненаглядного избранника от этой пагубной страсти. Саймон только осторожно поддакивал. Он заметил, что всякий раз, когда волшебница гневно сжимала в кулак пухлые пальчики, между ними проскакивала маленькая, но грозная молния. А из глаз ее, без всяких метафор, то и дело, принимались сыпаться искры. Да такие,  что на кожаном сиденье экипажа появилась пара прожженных дырок.
- Отныне мой любимый будет пить только чай! – гремела Фарида. – Впрочем, нет! Чай – тоже вредная еда! Потому что к нему всегда найдутся пахлава, люля-кебаб и щербет. Поистине, бибетские мудрецы правы, что питаются лишь горным воздухом и чистейшей водой. Решено!  Моего драгоценного будущего супруга ждет жесткая диета и полное оздоровление его бесценного организма. Подъем в шесть утра, легкая разминка по методе бибетских йогов, затем – пробежка по парку, двухчасовое стояние на голове, медитация вместо завтрака – что может быть лучше для поднятия магического тонуса и бодрости духа?  А еще я наведу порядок в его холостяцком убежище, выброшу все ненужные вещи и  поработаю над дизайном гардероба великолепнейшего из магов. Мой Адельмус должен выглядеть роскошнее, чем павлин во дворце эмира.  В этом сезоне в моде как раз сочетание сине-зеленого с золотым. Надо непременно пошить будущему супругу выходной халат из такой ткани.
О, как непросто  быть невестой достойнейшего из магов-хранителей! Надо все записать и ничего не забыть.
Фарида щелкнула пальцами, и в ее руках тут же появился пергаментный свиток, золоченая чернильница и перо. Чародейка принялась увлеченно покрывать пергамент затейливой арабской вязью.
- Ах, да - чуть не забыла! Я должна тщательно проверить всех знакомых моего наимудрейшего супруга. И примерно наказать каждого, кто хоть раз протягивал ему бокал губительной пьянящей влаги!
В воздухе отчетливо прозвучал раскат грома.
Лошади, тащившие экипаж, вздрогнули и испуганно заржали. Возница пригнулся и вцепился в вожжи, боясь обернуться.
Фарида посмотрела на бургомистра с самой обворожительной улыбкой.
- Думаю, три года в облике лягушат из пруда в городском парке – будет  для них достаточно, как вы считаете, благородный юноша? Или, может, мне лучше превратить всех, кто спаивал Адельмуса,  в помойных псов?
Саймон издал невнятный  звук, который мог означать все, что угодно.
- Я тоже думаю, что собаки и лягушки – слишком мягкое наказание, - согласилась чародейка. – Превращу-ка лучше этих несчастных в фонарные столбы!  Пусть все, кто затемняет  свой и чужой разум спиртным, отныне станут источниками света!
- Адельмус был прав – эта женщина поистине опасна! – пронеслось в голове у Саймона. – Причем не только для него, но и для всего Фэйриджа! Сегодня она избавляет нашего колдуна от лишнего веса и несуществующего пьянства, а завтра примется за всех горожан. Ох, черт, наша звезда Востока  снова мечет молнии направо и налево. Хоть бы коляску не спалила до конца пути! Вот многие думают, что если дама не в настроении, то у нее проблемы. На самом деле, если ваша дама не в настроении – проблемы у вас!
 Тут экипаж остановился у дверей игорного заведения, и бургомистр облегченно вздохнул.

  Днем казино обычно было закрыто, но  для главы города и его гостьи сделали исключение. И, едва войдя внутрь, Фарида, не замечая  ни столиков с рулетками, ни барной стойки, тут же кинулась к огромному портрету.
Это было поистине самое печальное изображение мага-хранителя. 
Бледный, измученный, заросший по уши щетиной  он стоял в лохмотьях перед дверями заведения  и сжимал в руках шляпу с подаянием.
Онемевшая от потрясения волшебница  только молча открывала и закрывала рот, не отводя испуганных глаз от картины.
- Вот он – последний шанс отправить эту темпераментную даму обратно на свой Восток. Пора пускать в ход все имеющееся в наличии красноречие! – строго сказал сам себе Саймон. И, приняв самый похоронный вид, медленно произнес:
- Я не хотел расстраивать вас, достопочтенная ханум, но все обстоит именно так. Наш общий знакомый, маг-хранитель Фэйриджа, почетный выпускник Академии волшебства – на самом деле заядлый игрок и картежник. При том, что в игре ему фатально не везет! Сколько раз он выходил отсюда даже без кальсон, прикрывшись утренней газетой! А когда бедный чародей один раз  нашел на полу монету,   и  ему не пришлось плестись до дома пешком, наш Адельмус громко кричал, что ему улыбнулась фортуна. Но самое ужасное не это, прекрасная ханум! Самое ужасное то, что несчастный волшебник  сыграл однажды на интерес с заезжим магом-шулером. И проиграл ВСЕ!  Даже свою башню, даже последний халат и штаны! Кроме того, вместе с башней, он проиграл свои волшебные силы. Сейчас наш чародей – уже не чародей, а обыкновенный городской нищий. Вот та горькая правда, которую я так долго  не мог вам поведать, дражайшая ханум.

  И бургомистр горестно поник головой.

Нищий на портрете поднял вверх большой палец. А Фарида…
То, что она сделала, ни юноша, ни волшебник не могли даже предположить!
Заливаясь слезами и громко причитая, восточная красавица кинулась к портрету. Простерла к нему руки, ласково погладила холст  и, давясь рыданиями, провозгласила:

- О, мой возлюбленный! Прекраснейший минарет моего сердца, несчастнейший из смертных! Сколь жестока оказалась к тебе Судьба! Но я не брошу тебя, мой бесценный Адельмус. Моей волшебной силы хватит нам на двоих, о, мой суженый! Клянусь, что стану тебе верной женой и ни разу не попрекну тебя печальным прошлым!
Лицо волшебника на портрете исказилось. Саймон с изумлением увидел, как на нем отчетливо  проступили удивление, горечь и  стыд.
Фарида прижалась щекой к краю золоченой рамы, продолжая горестно причитать:
- Я сделаю все для того, чтобы ты был счастлив, о стройный кипарис моего оазиса!  Я любила тебя молодого, отважного и полного сил  и не разлюблю никогда, даже если ты лишился последней капли магии и облачился в ветхое рубище.

  В тот же миг портрет покачнулся на гвозде. Рама вспыхнула ярким пламенем, изображение задрожало и разлетелось на мелкие куски, точно взорвавшаяся мозаика.
И живой, вполне бодрый, прилично одетый Адельмус рухнул в объятия безутешно плачущей  Фариды.

- Моя роза пустыни! – вопил он. – Моя нежная газель, шербет души моей, сладчайшая дынька моего выжженного огорода! Как я мог быть так жесток к тебе! А ты … ты не отреклась от меня, даже когда тебе сказали, что я пал ниже последнего дервиша!

  Он на миг оторвался от обалдело замолчавшей подруги, обвел гордым взором растерянных крупье, бургомистра и директора казино  и торжественно выдохнул:

- Завидуйте все! У кого еще есть такая женщина?!

  После чего еще нежнее обнял чародейку, запечатлел на ее губах горячий поцелуй и решительно произнес:

- Любимая, я хочу, чтобы мы немедленно соединили наши судьбы!

  Фарида, наконец-то, обрела дар речи.

- О, хитрейший лис моего курятника, объясни, что это было?! – медленно произнесла она .- Неужели , ты приготовил для своей возлюбленной столь долгое и трудное испытание?

- Именно так, о, мудрейшая из женщин!
Маг покаянно склонил голову и  незаметно подмигнул Саймону.
Ударил гром, и в воздухе сверкнул огненный шар.
Два игорных стола разлетелись вдребезги. Бургомистр  немедленно нырнул под третий. Фишки брызнули в стороны, как шрапнель, никого, впрочем, не задев.
- О, вероломный!
Чародейка потрясала руками. Ее черными глаза сверкали гневом и…радостью.
- О, негодный! Коварный похититель моего девичьего  сердца! Милый, проклятый, дорогой, окаянный мой Адельмус! Ты иссушил мою душу страданиями о потерянной любви. Ты возвратил мне радость жизни!!!
И с этими словами Фарида бросилась в объятья возлюбленного мага.
Опять что-то загремело, и разрушенная мебель восстановилась сама собой.
Саймон выбрался наружу, с трудом выпрямляясь и потирая спину.
– Я хотел испытать твои чувства, - виновато объяснял чародей, в перерывах между поцелуями. -  Но теперь вижу, что зашел слишком далеко. А посему…

   Адельмус упал на колени перед своей избранницей.

- Фарида, звезда Востока! Согласна ли ты стать моей женой?

- Я согласна, о, лучезарный месяц моего небосвода! – нежно пропела
 волшебница, одним рывком подняв «жениха» с колен. – Идем, любимый! Нам еще столько надо обсудить. Я думаю, что свадьбу можно сыграть в ближайшие дни. Свидетелем  пригласим молодого правителя этого города, твоего друга, достойно сыгравшего свою роль. Но сначала – давай поскорее уединимся в твоей башне.

- Летим туда на крыльях любви! – пылко воскликнул маг.

И «сладкая парочка» исчезла.

- Что это было? – повторил Саймон, чувствуя, что его тоже обманули.

  Оставшись один, он вышел из заведения и медленно побрел куда-то, не разбирая дороги. Почти не  удивился, увидев себя на городской площади.

Присел на край каменной чаши фонтана и плеснул водой на разгоряченный лоб. Голова после безумных событий этого дня отчаянно гудела. Неожиданный финал «укрощения восточной невесты» совершенно выбил его из колеи.
И еще! Сам бы он ни за что себе не признался, но в глубине его души внезапно зашевелилось нечто, весьма похожее на зависть к магу-хранителю.

- Вот она, какая, оказывается, женская любовь! – вздохнул Саймон. – Прямо как пырей на грядках у аббата. Сколько ни дергай, сколько ни поли, все равно прорастет. Но волшебник-то - каков! Столько времени держался, а в последний миг – растаял. И, похоже, своей невесты он теперь  ни капельки не боится,  раз так быстро переобулся в прыжке. Хотя Адельмус, конечно, не зверь. Он просто не смог смотреть на то, как страдает любящая женщина  и как она   готова принять его любым. Даже нищим, пьяницей или обжорой!  Хм! Правда, я не уверен, что он не пожалеет о своем решении после ежедневной горсточки риса… И подъема в шесть утра… И зарядки в виде стояния на голове по методу этих самых…йогов…

  Подметальщик улицы остановился отдохнуть возле фонтана. Положил метлу на землю, тоже присел на прохладный камень, удивленно покосился в сторону бормочущего невнятицу главы города, но ничего не сказал.

- Ты не знаешь, приятель, как празднуют свадьбу волшебники? – со вздохом поинтересовался бургомистр у работника метлы и щетки.

  Тот почесал бороду, пожал плечами и задумчиво изрек.

- В точности не знаю, ваша милость. А только в сказках, что мне матушка в детстве читала, вроде, говорилось, что тогда фонтаны бьют вином, в небе резвятся огненные птицы, всюду стоят столы с бесплатным угощением, и весь город пляшет на радостях.

- Вином, говоришь, фонтаны бьют? – пробормотал юноша. – А неплохо было бы  напиться и забыться. Уф-ф, до чего же я сегодня замотался! Голова и ноги сотрудничать отказываются! В общем, пусть маг-хранитель сам занимается устройством собственной свадьбы. Так я ему и скажу. Но не сейчас! Надо дать нашему «молодожену» вдоволь насладиться прелюдией к будущей семейной жизни.

  И немного погрустневший бургомистр усталой походкой отправился домой.