Надо отметить, что с одной стороны Город Мастеров формально не входил в состав королевства, пользовался широкими правами самоуправления и с давних пор считался Вольным Городом. А с другой стороны, каждый новый король, по традиции, присылал в город своего наместника, дабы тот присматривал за тем, как горожане исполняют законы, и за их верностью Короне, в целом. И поскольку жизнь там вот уже несколько столетий текла мирно и счастливо, должность наместника в Городе Мастеров воспринималась королевскими придворными, как поездка на курорт: приятная и почетная, хотя и немного скучная обязанность.
Нынешний наместник, Пьетро ди Скарпиа, отчаянно скучал. Он только что вкусно поужинал и теперь развалился в кресле, предаваясь самому древнему занятию на свете: следил за мухой на потолке. Его полное мясистое лицо с аккуратно подстриженными черными усиками и бородкой не выражало никаких чувств.
Но в глубине маленьких близко посаженных глаз порой возникало странное выражение, похожее, на хитрое и пристальное внимание. Словно наместник обдумывал какую-то важную задачу и никак не мог прийти к правильному решению.
Так ничего для себя и не решив, он зевнул и выглянул в окно. На другом берегу озера, в Городе Мастеров уже зажигались первые огоньки.
Сеньор Скарпиа со скучающим видом отвернулся от панорамы вечернего пейзажа. Из всех наместников, бывших здесь прежде, он один почти ни разу не выезжал в Город, не гулял по его прекрасным улицам, не принимал участия в праздниках и не интересовался чудесными творениями рук прославленных Мастеров. Или только делал вид, что не интересовался?
Как отметил однажды бургомистр, Пьетро ди Скарпиа был из породы людей «себе на уме».
Впрочем, его незнание истории и традиций Города можно было объяснить тем, что сеньор Пьетро вступил в должность наместника от силы пару месяцев назад.
Примерно в то же время в столице произошло неприятные события, о которых до здешних мест долетели лишь отдаленные слухи. Говорили, что при дворе его величества едва не случился переворот. После чего Пьетро ди Скарпиа, один из первых королевских министров, угодил в почетную ссылку на окраину страны. Впрочем, он еще дешево отделался, раз вместо тюремного заключения был всего лишь понижен в звании. Да еще и получил небольшой уютный дом вблизи старинного замка.
Ну, а в замке, по традиции, располагался небольшой гарнизон королевских гвардейцев, которые должны были представлять армию его величества, а заодно защищать наместника и Город от возможного врага.
Годы мирной жизни подточили боевой дух солдат. И гвардейцы, и офицеры всем строевым упражнениям и маршам на плацу предпочитали игру в кости и веселый звон кружек в близлежащей таверне «Сытый гусь».
Вот и теперь до слуха сеньора Скарпиа доносился хохот и нестройное пение десятка солдатских глоток. Наместник недовольно скривился.
- Эти болваны совсем распустились. Но они хотя бы нашли занятие по душе – вздохнул он. – А чем мне, умному и образованному столичному вельможе, занять себя в этой глуши?
Этот вопрос сеньор Пьетро задавал себе неоднократно. И не находил на него ответа.
До сегодняшнего дня.
- Ваше превосходительство, господин наместник, к вам горожанин по важному делу, – голос слуги отвлек его от скучных раздумий.
Сеньор Скарпиа удивленно вскинул густые брови:
- Горожанин? Ко мне?! По делу?? Да еще в столь поздний час??? Странно, очень странно. Какое, спрашивается, у него ко мне может быть дело? – наместник уже собрался сказать, что никого не принимает, но странное предчувствие заставило его изменить решение. – Ладно, зови этого горожанина. Хоть какое-то развлечение.
Витольдо Краббс, как комета, влетел в пышно обставленный кабинет сеньора Пьетро и с ходу бухнулся ему в ноги:
- Взываю к королевской справедливости в вашем лице, сеньор наместник! Не дайте совершиться страшному злодеянию! Уберегите наш Город, а заодно и всю страну от опасного бунтовщика и заговорщика!
Наместник удивленно пожал плечами:
- Я ничего не понимаю! Какой заговор? Что еще за бунт? Сеньор, не знаю, как вас там, извольте встать и все рассказать по порядку.
- Меня зовут Витольдо Краббс, - затараторил старый негодяй, - Я – единственный художник в нашем городе, но сейчас это не важно. Я пришел к вам, сеньор наместник, с жалобой на некоего, так называемого, маэстро, который ежеминутно оскорбляет богатых и почтенных граждан, поет возмутительные песенки, собирает вокруг себя нищую молодежь и вообще ведет себя крайне подозрительно!
Сеньор Скарпиа откровенно зевнул.
- Сеньор Спрутс…
- Краббс, с вашего разрешения…
- Не важно! Зачем вы мне все это рассказываете? Почему вы беспокоите меня, представителя королевской власти, по таким мелочам? У вас в Городе что, нет бургомистра?
- Есть, но…
- Вот ему и жалуйтесь! С каких это пор наместник должен влезать в склоки между горожанами?
- Да, я ему все рассказал, - привычно заныл Краббс. - Но наш бургомистр оказался тряпкой и полностью принял сторону этого мазилы…
- Какого такого мазилы? Вы еще и заговариваетесь, сеньор Лобстерс!
- Краббс, прошу заметить…
- Не важно! Вы только что сказали, что упомянутый бунтовщик поет песенки, а теперь говорите, что он мазила, то есть художник. Слуги! Что это такое?! Почему ко мне пускают пьяных?!
Наместник отвернулся и резко взмахнул рукой. Два дюжих лакея моментально подскочили к Витольдо с явным намерением силой вытащить его из кабинета.
- Я совершенно трезв, сеньор наместник! - завопил Краббс,
И мертвой хваткой вцепился в дверной косяк.
- Взываю к вашей мудрости и проницательности! Упомянутый мазила и автор возмутительных песенок – это, так называемый, маэстро Алехандро Альварес!
Пьетро ди Скарпиа резко обернулся. В его черных глазках зажегся странный огонек, а взгляд из сонно брезгливого превратился в заинтересованный. Став недобрым и жестким.
- Маэстро Альварес, - прошептал он. - Тот самый…
- Да, господин наместник, - радостно закивал Краббс. - Тот самый заговорщик, бунтовщик, обидчик почтенных граждан, редкостный бездарь…
Взмах руки сеньора Скарпиа прервал поток обвинений.
- Я готов выслушать вас, сеньор…Крякс…
- Краббс, к вашим услугам!
- Сеньор Краббс. Вот перо и бумага. Изложите четко и последовательно все ваши обвинения в адрес художника Альвареса. Обещаю, что всеми силами постараюсь вам помочь.
Пока подлый тип, вспотев от напряжения, строчил донос, наместник отвернулся к окну. Скука окончательно сошла с его лица, глаза горели, с губ срывался невнятный шепот:
- Тот самый Альварес… Знаменитый живописец… Тысяча чертей, неужели я дождался?! Значит, скоро закончится срок моего вынужденного заключения в этой жалкой глуши. И я смогу рассчитаться со всеми, кто был в нем повинен!
А еще через полчаса переполненный злобной радостью Витольдо Краббс шел по улице Города Мастеров, направляясь к своему дому.
- Как вы там в свое время пели маэстро? – хихикал он, довольно потирая руки. – «Доносы и наветики страшнее, чем картечь»? И страшнее, чем любая магия, доложу я вам! Готовьтесь, сеньор Алехандро. Завтра за вами придут!
А что же наш Пабло? Как он распорядился Волшебной Кистью?
Утром следующего дня он сказался больным и не пошел с остальными учениками гулять по Городу. Юноша дождался, пока маэстро тоже уйдет по своим делам, встал с постели и, крадучись, вышел во двор.
Доставать Кисть в доме он побоялся. Вдруг Алехандро вернется и застукает его за работой? Поэтому быстренько перетащил мольберт и краски в пустой каретный сарай, распахнул окно и с трепетом открыл черный футляр.
Кисть вспыхнула зловещим светом. Даже солнечный луч, забравшийся в помещение через дырку в потолке, померк на его фоне.
- Черт! – выругался «счастливый» обладатель артефакта, чувствуя, что руки у него почему-то предательски трясутся, а ноги подгибаются. – Я же ничего не украл! И никого не убил. Все, что я хочу – это слегка подправить действительность и ускорить события. Сколько еще я буду ходить в учениках и подмастерьях? Год? Два? Учитель ни разу не обозначил мне срок обучения. А мне уже восемнадцать! И что я имею, кроме старого мольберта? Дома у меня - нет. Денег – тоже. То, что нам выдает маэстро в качестве «поддержки штанов», едва хватает на пару кружек эля или кусок нового холста.
При таком раскладе я даже подружку себе завести не могу. Девушкам надо дарить подарки – а откуда на это деньги? Не каждая из них Кэт – которая ничего не видит, кроме картин своего ненаглядного Джованни. Да и, если уж быть предельно честным, рисует он гораздо лучше меня. Пройдоха Краббс откровенно льстил мне, когда говорил, что я – самый талантливый ученик. Интересно, зачем он так сказал?
В голову Пабло закрались какие-то смутные подозрения. С одной стороны, он начинал понимать, что не так все просто. И его используют с какой-то странной целью. А с другой - ему не терпелось прикоснуться к чудесному предмету. Слава и известность были чем-то далеким и недостижимым. А денег и благополучия хотелось сейчас.
- Ну, разве я виноват, что родился в бедной семье? И ничего, кроме умения рисовать, отец мне не оставил? Родителей унесла черная лихорадка – и мне еще повезло, что маэстро приютил меня у себя.
Тут юношу снова начали одолевать вчерашние мысли о «неблагодарности» по отношению к учителю. Может быть, правильнее было бы отдать Кисть маэстро? Раз брать ее в руки стоит только ради спасения чьей-то жизни? А чью жизнь собрался спасать Пабло? Свою собственную? Так ведь тут скорее не жизнь, а шкуру. Или не шкуру – а карман?
Понятное дело, что каждому ученику хочется превзойти своего учителя – или своих товарищей. Ведь зачем писать картины, если никто не станет ими восхищаться?
От покрашенного забора и то, порой, больше пользы – чем от никому не нужного этюда.
Оставить потомкам виды Города? – так за четыреста лет его существования это уже было сделано тысячу раз. Причем, разными авторами. Хорошо и качественно. Город ведь не человек – стоит себе на одном месте. И только времена года примеряет – как новый камзол. А Замок и Озеро остаются прежними. Как, впрочем, и булыжные мостовые и дома под черепичными крышами. Меняются только их обитатели. Но, кому, скажите, через сто лет будет интересен портрет какого-нибудь гончара или часового мастера? Оставить наследникам свой портрет? – так ведь и наследников пока не предвидится. Да и наследовать тоже абсолютно нечего.
А вот, если написать себя в каком-нибудь богатом доме (а лучше – замке!), окруженным слугами (или почитателями своего таланта!), с орденами на груди…
Или в обществе короля – ну, или хотя бы у подножия его трона? Звезды с неба в руки, конечно, падать не начнут, но, может быть, изменят свою орбиту? И появятся богатые клиенты, заказы, деньги, девушки…
Так, убеждая себя в том, что он не делает ничего плохого, Пабло взял в руки Кисть.
Ха! Это только называется – «взял»! С таким же успехом можно было дотронуться до раскаленной лавы! Или развести костер на собственной ладони! Проклятый артефакт не просто «горел огнем» - он им и был!!!
Что делает человек, схватившись за что-то горячее? Правильно, старается отбросить его от себя подальше.
Пабло так и поступил – отшвырнув Кисть. Она, кувыркаясь, пролетела несколько метров и затаилась на каменных плитах, которыми был выложен пол каретного сарая. Но по дороге успела поджечь все на своем пути: старые холсты, сухое сено, какие-то доски. Раскрытое настежь окно только усугубило ситуацию – сквозняк радостно пробежался по тлеющим предметам, и огонь хищно поднял свою рыжую голову…
- Помогите! – в страхе заорал Пабло, едва успев выхватить их огня свой мольберт. – Пожар!
Что происходило дальше, он помнил плохо. В дверях внезапно и непонятно откуда появились сначала Диего, а потом Тони. Диего, быстро сориентировавшись, мгновенно сбросил с себя куртку и начал размахивать ею, сбивая пламя сгоревших предметов.
А Тони поспешно захлопнула окно, схватила побитую молью попону и кинулась помогать юноше.
Вместе они довольно быстро потушили начинающийся пожар.
Когда к Пабло вернулась способность соображать, он с изумлением увидел, что Тони совершенно спокойно держит проклятую Кисть в руках. Правда, сейчас та не горела зловещим огнем и была похожа на самую обычную кисточку, которых в мастерской было много. Поэтому от ответа на вопрос – «Что произошло?» – он уклонился, просто попросив Тони положить Кисть обратно в черный футляр.
Ближе к вечеру, Пабло сначала отправился с этим футляром к Маэстро, а потом и в ближайшую забегаловку. Учитель мало что понял из его сбивчивого рассказа, но согласился оставить странный артефакт у себя. Заодно выдав своему горе-ученику мазь для лечения обожженной руки. А Пабло, махнув на все рукой, с горя достал из кармана последнюю серебряную монетку и отправился в ближайший трактир.
Алехандро склонился над столом. В глубине угольно-черного футляра ярко светила и переливалась всеми оттенками расплавленного золота Волшебная Кисть.
- Лишь истинный художник, чья душа полна неиссякаемым огнем творческого горения, способен прикоснуться к этой Кисти, – повторил он слова старой легенды, когда-то рассказанной ему учителем. – Но удержать Волшебную Кисть в руках и не обжечься может лишь тот, кто болью души заплатил за свой талант…
Почему-то в голову тут же полезли слова известной песенки:
Навсегда расстаемся с тобой, дружок.
Нарисуй на бумаге простой кружок.
Это буду я – ничего внутри.
Посмотри на него, а потом сотри…
Художник чуть слышно вздохнул и протянул руку к ларцу. То ли затем, чтобы закрыть его, то ли - чтобы достать опасный артефакт. Резкий стук в дверь прервал тяжелые раздумья. Маэстро захлопнул крышку.
- Входите! – отозвался художник.
Дверь распахнулась. Дворецкий в парадной ливрее почтительно снял шляпу и поклонился ему
- Маэстро Алехандро Альварес, господин наместник приглашает вас к себе в гости. Карета ждет у подъезда.
Художник удивленно пожал плечами. Посланец продолжил, предваряя все вопросы:
- Господин наместник также просит, чтобы вы захватили с собой кисти, краски, холст – словом, все необходимое в вашей работе. Жду вас внизу!
- Вероятно, наместник хочет заказать мне картину, – подумал Алехандро. – Довольно странно для человека, который за два месяца пребывания здесь так и не вышел за пределы острова с Замком.
Все еще недоумевая, маэстро быстро собрал свои вещи. Взгляд его на миг остановился на черном футляре. После секундного колебания художник вытряхнул из него Кисть в медную шкатулку, запер ее на ключ и убрал в старый и крепкий кованый сундук. Набросал сверху кучу подрамников, ненужных этюдов и прочей художественной дребедени. И придавив все это для верности тяжелым мраморным бюстом какого-то вельможи. А в футляр положил обычную кисточку.
- Пусть пока так все полежит! Потом разберемся!