Первый мертвый:

- Ужинать будете? – спрашиваю я у человека без лица.

Человек без лица отвечает, что ужинать он, пожалуй, не хочет, а вот кофе с удовольствием выпьет. Мы пьем кофе, и я думаю, как человек без лица ухитряется говорить и уж тем более пить кофе. Хотя иногда кажется, что внизу лица есть какая-то щель, чтобы глотать, но вот именно что только кажется, - это я сам домысливаю, мое воображение отказывается представлять, что у кого-то нет лица.

Я убиваю человека без лица в половине шестого вечера – я всегда убиваю его в это время. Потом я кропотливо рисую пентаграммы – мне не сказали, что именно рисовать, и я домысливаю на вершинах пентаграммы алхимические знаки или зодиакальные символы. Я воскрешаю человека без лица как всегда ровно в шесть – он сдержано благодарит меня за спасение жизни, хотя не должен этого делать.

Я ничего про него не знаю. Вернее, знаю только одно – он мой враг. Почему он мой враг, за что я убил его, где получил способности воскрешать умерших – об этом я ничего не знаю.

Самое страшное – я не знаю, кто я такой.

Богатый дом.

Я.

Мой враг, которого я убиваю в половине шестого.

И кофе.

По крайней мере, у нас есть кофе.

Второй мертвый:

Иногда я утешаю себя тем, что я – правитель целой страны. Утешение получается слабое, потому что здесь все – правители целой страны, правда, ни один из нас не знает, какой страной управляет. Впрочем, где-то есть и официанты, и уборщики, но про них настолько ничего не известно, что мы не можем уловить не только их лица, но и силуэты – только размытые, расплывчатые тени где-то в стороне. У нас у самих нет лиц, - почти нет, иногда удается увидеть чьи-то глаза или изгиб рта – но не более того.

За нашим отелем расстилается пустой город, в котором никто не живет. Иногда мы развлекаем себя тем, что гуляем по пустому городу и даже заходим в дома. А больше, собственно, развлечений нет.

Когда мне совсем тоскливо, я утешаю себя тем, что я живой и настоящий – в отличие от них ото всех, порожденных неким темным властителем мира. Утешение опять же получается слабое, потому что еще неизвестно, кем здесь выгоднее быть. Остальные не знают, что я живой, вернее, делают вид, что не знают, - моя тайна раскроется в финале, когда я не смогу сделать чего-то, что для них очень просто, например, расправить перепончатые крылья и полететь.

Официанты, которых нет, приносят вино, которое есть – мы пьем за что-то, сами не знаем, за что, и чем дальше, тем больше мне кажется, что все должно быть совсем, совсем не так...

Третий мертвый:

Хань, Цзинь, Чжоу, ацтеки, майя...

...я все думаю, какой империей я был в прошлой жизни – и все не могу вспомнить. Помню одно – был. А вон тот, другой (или та, другая) был какой-то другой империей, тоже не знаю, какой, и он не знает, какой, но какой-то был.

Иногда мы замечаем друг друга в толпе, и не знаем, кивнуть друг другу или нет. Иногда мы встречаемся сами не знаем, зачем, говорим сами не знаем, про что, тут бы поговорить о прошлом, только мы не знаем, какое у нас должно быть прошлое. Мы не любим встречаться в более поздние времена – когда каждый из нас соберет вокруг себя толпы единомышленников, подчинит своей воле полмира, чтобы сразиться друг с другом – и стать единолинчым властителем земного шара. Эти времена кажутся нам... неуютными, что ли, и непонятными, что там вообще должно происходить. Вот посидеть где-нибудь в кафе или в парке, поговорить о чем-то ни о чем, это да, это даже приятно, в такие минуты даже не хочется докапываться до правды, кто мы, и что мы...

Маленький книжонок

...маленький книжонок бежит по лестнице, бегом-бегом, не оборачиваться, главное, не оборачиваться, если обернется, точно схватит это... это... которое там, за окнами... Книжонок-то совсем маленький, двадцать страничек всего, где ж ему совладать с тем, страшным, что за окнами, с... с... даже подумать страшно, что там было, не то, что сказать.

Вот маленький книжонок и бежит по лестнице, чуть подсвеченной тусклыми фонарями, скорей-скорей, на второй этаж, где спят старшие...

- Там... там!

- Да что такое, я тебя убью щас, будешь мне спать мешать!

- Да там... там же...

Старшие книги недовольно смотрят на маленького книжонка, вот ведь, обоих перебудил, а еще чего доброго наверх кинется, где комната самого старшего книга, а дальше святая святых, спальня самого...

- Спать иди, кому говорят! – шипит старший книг.

- Да там же...

- Послушай... тебе приснился кошмар, - средний книг садится на корточки перед маленьким книжонком, - это бывает... нам снится то, чего нет на самом деле...

- А не, а там по правде-е-е!

- Да тихо ты! Ну вот, старшего разбудил...

Поздно, маленький книжонок уже бежит по лестнице еще выше, раз они глупые не понимают ничего, ну вон пусть то страшное их и съест, а книжонок выше побежит, спрятаться под защиту...

Самый старший выходит из комнаты, перехватывает книжонка, тащит к себе, а давай я тебе сказку расскажу. Книжонок боится, а то страшное к нам не заберется – а не бойся, не заберется, а мы птицу-оберегу на дверь повесим, и сон-траву...

И маленький книжонок успокаивается, хотя и нет-нет тревожно смотрит то на дверь, то на окно, а вдруг проберется сюда это... это... страшное... даже не сказать, что...

Первый живой

По вечерам все дома забывают, как ни на жизнь, а на смерть сражались за право обладать человеком – и собираются к вечернему чаю. Председательствует почтенный Смокинг-Холл, Крикет-Холл разливает чай, и все даже ненадолго забывают, что он преступник в этом детективе. Мэджик-Холл старается держаться особняком, но его усаживают на почетное место – ненадолго забывают, что он не старинный особняк, а всего лишь самозванец, который косит под особняк. И даже про Памкин-Холл забывают, что он убил какую-то там тетушку, да никого он не убивал, вот она сидит живая и здоровая...

Второй живой

По вечерам затихают все войны – с самого сотворения мира и до самого Армагеддона – чтобы безвестный композитор в каком-то там веке смог сыграть свою лучшую мелодию – чтобы ни вздох, ни шорох, ни дуновение ветерка не нарушили чарующую гармонию нот. И кто-то бесконечно далеко в будущем подхватывает мелодию – чтобы она звучала через века.

Третий живой

Сегодня сын в кои-то веки убрал свалку в своей комнате, открыл какую-то научную статью – и властелин Марса понял, что это уже не его сын, и вообще это все не их дети, это вернулись те, первые, которые строили здесь город, которые пали замертво в песках, которые погребены в пустыне. И нужно взять дробовик, и застрелить сына, потому что – не сын, и нет сил взять дробовик и застрелить сына, потому что – сын. И надо бы радоваться, что в кои-то веки за ум взялся, и не получается радоваться, потому что как бы это не кончилось тем, что сын возьмет дробовик...

Маленький книжонок

Сиводни я апять видил етих трех каторыи ни живыи и ни настоящии а старшии книшки мине ни паверили и сказали што я фсе предумываю и ничево такова не было а мине абидна што мине ни верят.

Сам

Он оторопело смотрит на старшего книга, который про живые дома, он не понимает, почему старший книг пришел сюда, в святую святых,  в неурочное время, стоит на пороге, переминается с ноги на ногу, не знает, как начать разговор.

- Ну что... что такое?

- Господин автор... мы все-таки просим за младшего.

- В смысле?

- Мы знаем... вы не собираетесь его дописывать...

- Ну не собираюсь, и...

- ...мы просим за младшего.

- Что... да что вы просите?

- Допишите его... пожалуйста...

Автор даже вздрагивает от неожиданности:

- А вам-то... какое...

- Ну как – какое, он же наш брат все-таки!

- Ничего себе...

- А разве нет?

- Да-то да, только... только... слушайте, чего-то я не ожидал даже, что вы так... ну... молодцы... Ладно, ступайте...

- Так вы... допишете нашего братика?

- Слушайте, это я решаю, а не вы...

- ...мы вас очень просим, уважаемый автор... даже нет, не так, мы настаиваем....

- Все, все, свободны! – автор хлопает в ладоши, - ну-ка, все по местам!

- А может... а может, его спрятать как-нибудь? – спрашивает младший книг. Нет, не маленький книжонок, а младший книг, который про Марс.

- Да, пожалуй, это единственное, что нам остается, - соглашается старший книг, - автор забудет... не сожжет рукопись...

- ...не сотрет, а не не сожжет, знаток вы наш, - смеется средний книг, который про музыку через столетия.

- Друг мой, ну что вы хотите, меня писали, когда еще не было всех этих... этих всех... не было... что же, давайте ближе к делу, у меня на примете есть комнатка в башне...

Маленький книжонок заливается слезами:

- А-а-а-а-не-хо-чу-у-у-у-в-ба-а-а-а-ш-н-ю-ю-ю-ю-ю-ю!

- Тише, тише, автор услышит... Ну что ты, в самом деле, такой большой, и плачет...

- Ма-а-а-ленький...

- Тише, тише... ну что там такого в этой башне, ты сам-то посмотри, как здорово тут!

- А они... а эти... а придут...

Средний книг садится на корточки перед маленьким книжонком:

- Послушай... нет никаких тех... тебе что-то приснилось, что-то привиделось, кто-то тебя напугал... ветка в окне... тень от облака... блик луны... на самом деле ничего не было...

Маленький книжонок хочет возразить, что было, было, еще как было – не говорит, сам не знает, почему – не говорит, ну а как тут скажешь, когда большие книги, важные такие, говорят, что не было ничего такого, и маленький книжонок все выдумывает, и вообще.

Маленький книжонок ложится спать, и так непривычно тут, на диванчике в комнате, и так хочется назад, в свою кроватку, а нельзя, а то автор заметит. И надо укрыться пледом, вот так, и спать, если вообще можно заснуть тут, когда окно так близко, ну и что, что зарешечено и занавешено, и дверь так близко, а совсем рядом прихожая, и входная дверь, а за ней то, страшное, что приходит по ночам, скрипит половицами...

Скрип.

Показалось.

Нет, не показалось, снова скрипят половицы, кто-то проник в дом, кто-то здесь, совсем рядом, и надо спрятаться под пледом, и затаиться, и лежать тихо-тихо, не шевелиться, стараться не дышать, может, это за дверью не заметит маленького книжонка. Книжонок-то маленький совсем, всего-то двадцать страничек...

Но все-таки, все-таки, книжонок-то маленький еще, книжонку-то все интересно, а что там за дверью, что такое...

...маленький книжонок выглядывает.

Смотрит на то, что в холле, вот они, совсем рядом, и надо закричать громко-громко, и нельзя...

Старший книг оглядывается, нет ли автора.

Тихонько идет по лестнице, несет горячий шоколад и ванильный пирог для маленького книжонка. Осторожно, шепотом-шепотом стучит в дверь, толкает дверь на себя, оглядывает комнатку в башне, не понимает...

...а где книжонок?

А книжонка и нет.

Старший книг оглядывает комнату, смотрит под диванчик, под плед, в шкаф, под стол – нет книжонка, как испарился.

Старший книг бросается наверх, где на втором этаже средний книг и младший книг, вот как назло с автором что-то обсуждают, старший книг знаками-знаками показывает, что с книжонком беда случилась, надо что-то делать, да что тут делать, непонятно, где его вообще искать...

- ...а вы... а вы давно здесь? – спрашивает маленький книжонок.

Старший черновик начинает припоминать, да вроде год с небольшим, с две тысячи пятого...

Маленький книжонок спохватывается:

- Так сейчас ведь уже двадцать первый год, это значит, вы уже...

И старые черновики перепугано хлопают страницами, да как так, да быть не может, ничего себе время летит...

Сидят в старой беседке, невесомые, призрачные, с остатками подгоревших страниц, недосожженных в пламени очага.

Светит луна.

- ...ну и вот... – говорит младший черновик, - а потом они каждый собрали вокруг себя единомышленников... каждый объединил полмира... планета разделилась на две величайшие империи... и каждый хотел быть единоличным властителем земли, и никто не хотел уступать, и мир был на грани войны, из которой никто бы не вышел победителем... а вот чем кончилось, я не знаю...

Ночь молчит.

Слышно, как в зарослях ночи поет луна.

- А давайте я вас допишу, - говорит маленький книжонок.

Старший черновик изумляется:

- Давай ты... что?

- А вы вот недописаны...

- ...малыш, это невежливо, напоминать про такие вещи, в конце-то концов...

- Так давайте я вам помогу, вот допишу вас...

- Да ты... да ты что?

- Я, правда, не умею... но я постараюсь... обязательно...

- Малыш, предоставь это мне... – говорит средний черновик, - у меня побольше опыта... побольше знаний...

Младший книг прислушивается, настораживается, - что-то померещилось в тишине ночи, нет, не померещилось, и правда шорох там, внизу, на первом этаже, где холл и кухня. Младший книг настораживается, осторожно выбирается из своей спальни, прислушивается...

Так и есть.

Кто-то внизу.

Даже подрагивает огонек фонаря.

Младший книг бросается в комнату среднего, вставай, вставай, ну просыпайся же скорее, там кто-то... кто-то...

Младший книг и средний книг спускаются вниз, смотрят на...

...на...

- Книжонок!

И видят позади книжонка этих трех, каких трех, да не пойми каких трех, размытые, расплывчатые, призрачные, не то сожженные дотла, не то нет...

Средний книг хватает удачно подвернувшуюся кочергу:

- А ну... а ну отойдите от него! Немедленно!

И книжонок вперед выбегает, кричит, что вы, что вы, это мои друзья, они знаете, какие хорошие, это вот про властелинов мира, которые на самом деле порождения дьявола, а этот вот про некроманта, который врага своего оживил, а этот...

- ...да что здесь такое?

Распахивается дверь где-то наверху, выглядывает автор, заспанный, в халате, ругается, да что такое, да что у вас там случилось-то вообще...

Смотрит.

Не верит своим глазам.

Как такое может быть, что происходит вообще... он же их сжигал, он же точно помнит – сжигал, а они вот они, все трое, что за черт...

...телефонный звонок прерывает уютную семейную трапезу, старший черновик (теперь даже язык не поворачивается назвать его черновиком) встает из-за стола, вопросительно смотрит на автора:

- Разрешите, я отвечу на звонок? Должно быть, это из издательства...

- Из издательства?

- Ну да... – кивает средний черновик, - они подписали с нами договор на публикацию.

- Неужели? Поверить не могу...

- ...но вы не беспокойтесь, - добавляет младший черновик, берет себе вторую порцию тостов с джемом, - мы укажем вас, как соавтора...