...можно, конечно, съесть кота, только уже нельзя съесть кота, потому что кот обо всем догадается, кот знает, о чем думает Ш, а Ш знает, о чем думает кот. Так что с котом не получится, а больше есть нечего, больше ничего не осталось. вчера еще были припасы, которые Ш заботливо перетащил из исчезающего магазина к скамейкам – но сегодня скамейки исчезли вместе с едой.

Радуйся, что сами не исчезли.

Это говорит кот, он вообще много что говорит, этот кот, с тех пор, как Ш обнаружил, что кот может говорить – примерно тогда же, когда мир сошел с ума, начал сворачиваться в безумную спираль, одновременно сбиваться в комок и рассыпаться в прах.

Неделю назад, говорит себе Ш.

Неделю назад.

Ш проверяет остатки воды, воды осталось мало, чертовски мало, а её нужно разделить на... на бесконечность, вот на сколько, потому что черта с два что-то изменится, с чего оно изменится...

Ш отпивает из бутыли пару глотков, хочется пить еще и еще, еще и еще нельзя.

- А мне, а мне, а мне-е-е-е? – кот возмущается, кот трогает Ш лапой, кот кричит. Почему кот говорит, думает Ш в который раз, тут же гонит от себя эти мысли, да не все ли равно. Замирает, колеблется, снова косо смотрит на кота, наконец, наливает в ладони воду, протягивает зверю, кот лакает, хищно, жадно, кот рыжий, с белым пятном на груди, кот тарахтит, если почесать ему макушку.

- Меня ждут на конференции, - говорит Ш коту, - вернее, уже не ждут.

Говорит просто, чтобы не сойти с ума, чтобы вспомнить, что была конференция, три дня назад, Ш должен был там быть, если бы мир не сошел с ума, если бы не начал закручиваться в неведомое нечто. Это было так важно, так важно, двадцать шесть измерений сворачиваются в четыре, вернее, в три плюс один... Кот не понимает, кот не знает, что такое пространство Калаби-Яу, что такое тензор Риччи, и почему он обращается в ноль. И зеркальную симметрию кот тоже не понимает, вспоминает что-то не к месту и не ко времени, как нападал на зеркало, потому что там был другой кот...

Или все-таки одиннадцать измерений? – спрашивает Ш.

Кот не понимает, кот зевает, сворачивается клубком на скамейке, которая уже начинает подтаивать с краю – Ш так и не понимает, то ли скамейка плавится, то ли вытягивается в бесконечную струну, которая поглощает саму себя. Ш оглядывает то, что осталось от мира, клочок асфальта, обглоданная скамейка, стенка киоска, а самого киоска уже нет.

Ш опускается на колени на асфальт, кот тут же устремляется к нему, тычется лбом в ладони, ждет, что у Ш есть какая-нибудь снедь -  у Ш ничего нет, ш отталкивает кота, пошел, пошел, Ш вынимает карандаш, - карандашом на асфальте писать неудобно, но больше ничего нет. а что если все-таки одиннадцать измерений, а не двадцать шесть, и сворачиваются они в...

...мир давится сам собой, проваливается сам в себя, - стремительно, беспощадно, неумолимо. Кот подскакивает, ощеривается, прижимает уши.

- Ты что... ты что творишь? – шипит кот, утробно гудит, кажется, сейчас набросится.

Ш вскидывается:

- По-твоему, это я творю, что ли?

- Ну а кто же? Как ты писать начал, так пошло...

Ш спохватывается, сам не знает, почему стирает написанное – мир утихомиривается, снова начинает сворачиваться плавно, неспешно, торопиться некуда...

Внезапная догадка...

Неужели...

Ш пишет – торопливо, нервно, кот вертится вокруг, недовольно шипит, ш-што ты, ш-што ты делаеш-ш-шь, все испортиш-шь, ш-што ты...  Асфальт осыпается, быстрее, быстрее, Ш уже не видит начала своих записей, только бы не забыть, что там было, что там было-то е-мое, вроде бы так...

Черт...

...неужели...

Неужели и правда...

- Бесконечное число измерений, - шепчет Ш одними губами, - бесконечное...

Пытается представить себе мир, каким он оказался на самом деле, бесконечномерным – не может, это слишком, слишком даже для Ш...

...мир извивается, разворачивается, там, где только что была мертвая пустота, светлеет асфальт, дальше газон с первыми одуванчиками, заколоченный киоск, магазин, чер-р-рт, магазин, скорее, скорее, Ш нашаривает в кармане помятые сотни, бежит, скорее, скорее, хотя бы хлеба или лаваш какой, черт, про кота не забыть, хватает с витрины что-то кошачье, ну и цены, это золотой кот получается...

Ш с котом сидят на скамейке, едят, быстро, жадно, кот облизывается, фыркает, кот больше не говорит, так надо, чтобы кот больше не говорил...

Ш поднимает голову, смотрит на колючие апрельские звезды, что-то с ними не так, понять бы еще, что, почему звезды разбегаются и снова сбиваются в кучу, по кругу, по кругу...

А что, если...

Ш достает карандаш, снова опускается на асфальт.

Он уже знает правила игры.