Сноха очень тяжело переносила вторую беременность. Может, в этом было виновато знойное лето, где даже вечера не приносили долгожданного отдыха. Ночи стояли на редкость душными и высасывали из ненаглядной невестки последние остатки сил.

- Мама, нет моей моченьки больше, - призналась как-то она, скользя по верхушкам гор тоскующим взглядом.

Всполошилась Амиде; не понравился ей этот взгляд, ой, как не понравился.

- Янэт, доченька! Да что с тобой?

- Плохо мне, мама… Будто кто все соки из меня выпил. Прямо до донышка опустошил...

Всплеснув руками, свекровь испуганно затараторила:

- Это просто лето такое тяжелое выдалось, ни дождя, ни ветерка. Иссушила жара наши земли и дома, ручьи пересохли… Даже и не помню, чтобы на моем веку такое бывало!

Сноха лишь рассеянно кивала в ответ… Тут на веранду выбежала маленькая Аксена.

- Лепесточек мой! Проснулась? – обняв дочку, ласково заворковала Янэт.

И опять этот взгляд! С такой грустью смотрела невестка на ребенка, что у Амиде мороз по коже пошел. Незадолго до смерти  точно такой же взгляд был у ее мужа…

- Милая, иди в сад, поиграй, - спровадив внучку, свекровь взяла сноху за руку. – Утаиваешь от меня что-то. Рассказывай как на духу! В чем дело?

- Мама, мне, во что бы то ни стало, надо разродиться утром, или днем, но только не ночью! – выпалила Янэт и испуганно замолчала.

Сначала Амиде подумала про обычные бзики, которые так свойственны беременным. Но ведь не зря из поколения в поколения передаются различные суеверия и приметы. Конечно, наполовину они уже окутались забытьем, но все равно крепко осели в памяти, ожидая своего часа.

Пока в ней пробуждалась память предков, Амиде бросало то в жар, то в холод.

- Ох, всемилостивый… - едва ворочая языком от ужаса, пробормотала свекровь. – Присосался к тебе кто?

- Да, мама… Он приходит ко мне по ночам. Он отравил мне кровь, но не одурманил разум. И если ребенок родится в его время суток, то плохо это…

- Где ты подцепила его? И когда?

Закрыв лицо ладонями, Янэт расплакалась.

- Весной… Я думала, что сон это… Сестра мне привиделась… Вы же знаете, мама, ту историю, что случилась с нами в детстве. Вот с тех пор часто снится сестренка, и все в той же поре… Я расту, а ей по-прежнему семь лет. Так жалобно плакала она и все звала меня прогуляться.

- Ох, головушка горькая! Да разве не знаешь; нельзя отзываться на зов покойников!

- Так забыла во сне, что нет ее в живых… И снова как в тот злополучный день, повела она меня в лес, а там мы опять в туман попали, да потерялись. Я кричала и звала ее, но сестренка не отзывалась. А когда туман рассеялся, увидела я, что стою посреди кладбища…

Именно здесь, именно в этом месте мой малыш впервые шевельнулся, и такой страх обуял меня!

Эти надгробья вокруг, шелест травы и месяц… Такой яркий и тонкий, того и гляди уколешься.

А я с места сдвинуться не в силах, как прикипела…

Тут прямо надо мной птица прокричала и будто имя доченьки услышала; «Ак-се-на!»

Крик-то и помог морок с себя стряхнуть; помню, припустила прочь с кладбища что есть мочи.

Дорога эта узенькая, кусты на обочине цепляются, отпускать не хотят. Так и зацепили они ветками колючими платок мой, а я и не заметила.

Как дома оказалась, не ведаю. Помню, проснулась в своей постели и решила, сон это дурной.

Так бы и думала, кабы вы, мама, платок мною оброненный домой не принесли.

Помните, спрашивали еще меня, как я ваш подарок потерять умудрилась?

- Помню, - кивнула Амиде. – И помню, как ты тогда с лица сошла, когда пропажу в моих руках увидела.

- Еще бы, - печально отозвалась невестка. – Как тут с лица не сойдешь, когда поняла, что натворила. Кто морочил меня, знать про то не знаю, но с тех пор каждую ночь приходит к кровати черная тень и пьет мою силу и молодость…

Тоска берет, что Азамат в отъезде; не увидеть любимого лица на прощание.

- А ну брось такие речи молвить! – не выдержала свекровь. – Тебе рожать только через две недели. Азамат как раз возвратиться должен.

- Нет, мама… пообещайте позаботиться об Аксене.  А мне уж не жить…

В ту секунду показалось Амиде, земля под ногами разверзлась и все слова утешения застыли на устах. Почуяла она, права Янэт; не перенести ей роды.

Присосалась к любимой невестке лярва поганая, и можно было помочь, если бы Янэт рассказала все раньше. Намного раньше…

Но и за две недели была возможность что-нибудь сделать, но нет... Лярва и шанса не оставила.

Этим же вечером у невестки начались схватки, а ночью, не приходя в себя, Янэт умерла, оставив на руках свекрови новорожденную. Еще одну внучку.

«Может, бредила сердечная пред кончиной?» - думала Амиде, вглядываясь в спящего младенца.

Девочка как девочка. Рыженькая. Волосики золотистые, бровки и реснички тоже.

И припомнился тот случай, что произошел у них в селенье несколько лет назад, когда потерялись две сестренки. В тот день с гор спустился сильный туман, такой густой, что кончик собственного носа не разглядеть. Туман долго не задержался, но исчез вместе с сестрами. Девочек искали долго. Уже и надежду потеряли, как пятилетняя Янэт сама пришла в аул. Оборванная, грязная, но живая.

Малышка помнила только одно, как старшая сестра, предложила ей спрятаться от родителей и потащила в туман. Больше от девочки ничего не добились. А вот старшую сестру так и не нашли.

И теперь, глядя на младшую внучку, Амиде вдруг поняла, что та очень похожа на пропавшую. Словно вернулась на землю старшая сестра Янэт.

Прошло две недели, и как-то вечером во дворе послышался цокот копыт.

Накинув на голову черный платок, Амиде  вышла встретить сына. Встретить и сообщить ему страшную весть. Но говорить ничего не пришлось; увидев на матери траур, сын обо всем догадался.

Трудным вышло то время. Осунулся Азамат, замкнулся после смерти любимой жены. Видела все Амиде и понимала; тяжело сыну, и надо претерпеть эту боль, переждать.

В сторону младшей дочки, сын даже головы не поворачивал.

- Как назовем-то ее? – спросила однажды вечером Амиде. – А то уже третья неделя пошла, а ребенок все без имени. Нехорошо это.

- Мама, как хотите, так и называйте.

- Пусть будет Тлетенай… Как тебе?

- Тлетенай, так Тлетенай, - равнодушно отозвался сын.

- Азамат! – не выдержала мать. – В чем тебе малышка виноватая?

- А то вы, мама, не знаете… Слышали небось, о чем люди толкуют…

- Да людям лишь бы языки почесать!

- Дыма без огня не бывает. Ведь есть доля правды в людской молве?

Бросив замешивать тесто, Амиде устало опустилась на табурет.

- Мама! – не отставал Азамат. – Не зря же люди шепчутся, что новорожденная как две капли воды похожа на старшую сестру Янэт?

- Повитуха растрепалась? Не язык, а помело! – сердито фыркнула мать. – И что в этом удивительного? Как-никак она родной теткой приходится нашей Тлетенай.

- Покойной теткой, - вставил сын. – Никто не знает, как она умерла и что с ней произошло. Мама, ну вы же сами знаете, что из обиженных детских душ получаются сильные лярвы.

У Амиде аж дар речи пропал. Чтобы ее сын поверил в такое…

- Так ты все знал? – опешила она. – Знал, что к твоей жене лярва присосалась, и молчал?

- Да ничего я не знал. Люди сами все додумали, а я передаю, что краем уха слышал. И очень хотелось бы знать, как на самом деле было.

Услышав правду из уст матери, Азамат подошел к младшей дочке. Та сладко сопела и смешно морщила во сне носик.

- Я постараюсь полюбить малышку, - пообещал сын. – Но так же и глаз с нее не спущу. Если лярва перешла в нее, то плохо дело. Обида на Янэт, что выбралась тогда живой из тумана, теперь может перекинуться на Аксену. Вот чего боюсь.

Не сразу, но Азамату удалось перешагнуть через неприязнь к младшей дочке, и вскоре он прикипел к ней всей душой. Росла Тлетенай своенравной и капризной.

Аксена очень любила сестренку, и часто брала вину за ее шалости на себя. Как не были внимательны бабушка и отец, не смогли разглядеть в девочке злость и темноту и со временем успокоились, решив, что лярва покинула их вместе со смертью Янэт.

Но суть лярвы такова, она может хорошо прикидываться… и не зря боялся отец за старшую дочь. Совсем не зря…

Быстро пролетело время, выросли сестры, заневестились…  Заприметил зеленоглазую Аксену парень из соседнего аула, и вскоре заслал сватов. По сердцу пришелся старшей сестре высокий, статный джигит, и, конечно же, она ответила согласием.  

Радуясь счастью старшей внучки, Амиде чувствовала неясную тревогу. Изведясь, решила, что то просто печаль из-за расставания; ведь по обычаям, бабушка и отец даже на свадьбе не покажутся, а увидят Аксену только через несколько месяцев.

Но все вышло не так, как думалось…

Кто же мог знать, что Остин и младшей сестре запал в душу, кто же мог знать… 

Да настолько запал, что решилась она на такое.  А может, в тот момент лярва, таившаяся годы, наконец-то нашла лазейку, чтобы окончательно завладеть душой рыжеволосой горянки.

Аксена уже неделю жила в промежуточном доме. Амиде так сильно тосковала, что совсем упустила из виду младшую внучку. Даже не то, чтобы упустила, а забыла о ней.

Будто морок нашел. Все сидела на веранде и удивлялась необычно жаркой осени, да вспоминала сны странные. Зачастила к ней во снах невестка покойная. Зайдет в комнату, присядет на кровать и смотрит темно-зелеными глазищами, аж душа выворачивается. Смотрит и молчит.

- Доченька, да скажи, зачем пожаловала? О чем предупредить хочешь? – не выдержала как-то Амиде, и тут разглядела, на губах у Янэт замок висит.

Закрыл кто-то уста невестки, не могла она и слова обронить. Пыталась жестами объяснить, да куда там! Ничего не понимала свекровь.

Вот и сегодня усевшись в любимое плетеное кресло, Амиде крепко призадумалась.

Ох, неспроста эти сны, неспроста. А душно-то как! Прямо как в то злополучное лето, когда Тлетенай народилась. Тлетенай! Чуть не опрокинув кресло, Амиде вскочила. Где эта несносная девчонка?

- Тлетенай! – испуганно позвала она.

- Бабушка, я здесь! – выскочила та на веранду. – Зачем кричишь так? Случилось что?

«Вот же уродилась, - разглядывая рыжие волосы и глаза внучки, подумала Амиде. – Ни в мать, ни в отца, а в тетку!»

- Чем занята? – спросила вслух.

- Вышиваю. А что такое?

- Ничего, ступай, - махнув рукой, Амиде тяжело опустилась в кресло.

Ох, тревожно на душе, как перед грозой. Еще сны эти… С трудом стряхнув с себя дурман, она удивленно оглянулась. Солнце уже скрылось за горами, и когда день прошел, непонятно.

«Нет, точно голову кто-то морочит! - не на шутку осерчав, Амиде направилась в чулан, где сушились травы. – Как я могла забыть! Ой, ой! Кабы поздно не было!» - перебирая сухие пучки, мысленно причитала она.

Прочитав наговор, положила один пучок сухоцветов себе под подушку. Другим окурила спальню, а третий поставила в изголовье и с чувством выполненного долга, легла спать.

- Теперь приходи, моя милая, - прошептала Амиде, ясно представив образ покойной снохи.

– Теперь тебе легче до меня достучаться будет. Что же я, дура старая, раньше не догадалась?

И в эту ночь явилась Янэт, но опять с замком на устах. Прямо смотреть страшно, как эта ржавая пакость уродует красивое личико невестки. А в Янэт словно сам дьявол вселился; содрала все сухоцветы, что свекровь вокруг себя разложила и, бросив их на пол, принялась топтать.

Сжавшись, Амиде с ужасом наблюдала, как сухая трава под ногами невестки превращается в свежие цветы аконита. Вскоре аконит был везде; он пророс сквозь пол в спальне, он колыхался на постели, так и, норовя дотронуться до пылающей кожи. Зная про ядовитость цветка, свекровь испуганно отмахивалась от льнущих лепестков, но вскоре почувствовала что задыхается.

Проснувшись, она долго еще лежала, все заново и заново переживая сон, и с горечью осознавая, что снова ничего не поняла.

Ночь перед свадьбой ненаглядной внучки, выдалась такой душной, что Амиде долго ворочалась не в силах уснуть, а когда забылась, то опять увидела невестку. Склонившись над кроватью, Янэт схватила замок на губах и резко дернула, сорвав с себя лицо словно маску. Страшнее зрелища Амиде еще не видала. Перепуганная женщина все старалась отвернуться, чтобы не видеть этого леденящего душу кошмара, но нет же; Янэт крепко держала свекровь за плечи, пытаясь что-то сказать. Розовые пузыри лопались на  ее губах…

Да какие губы, помилуй Аллах! Кровавая прорезь…

- Не своя смерть, - пронесся по комнате голос снохи. – На крови смерть. От своей крови смерть.

Не выдержав, Амиде разрыдалась и крепко прижала к себе покойницу. По ложбинке между грудей побежал горячий ручеек.

«Кровь», - догадалась она.

- Опоздали мы, - всхлипнула Янэт и растаяла как горный туман.

Амиде проснулась, сжимая в руках влажную от пота простынь, а взглянув в окно, ахнула; судя по солнцу, наступило позднее утро.

- Скоро же Аксенушку повезут, а я не одета, не причесана, - и забегала, засуетилась, стараясь поспеть к свадебному шествию.

По традиции невесту всегда провозили мимо родного дома, дабы родные смогли полюбоваться.  

- Едут, едут! – послышалось с улицы.

Но не свадебный поезд то был, а вестники смерти. Пропылив, заехали они во двор и спешились. Сумрачны были их лица. И рта не успели открыть, как взвыла Амиде и, опустившись на землю, принялась царапать лицо и вырывать волосы.

«Опоздали мы, - звучал в голове голос невестки. – Опоздали».

Не суждено было Аксене станцевать в тот день танец невесты, не суждено переступить порог мужниного дома, а суждено было вернуться под отчий кров, чтобы простились с ней родные и собрали в последний путь.

Обезумевшая от горя Амиде заявила, что сама обмоет свою кровиночку, и, закрывшись в комнате, осталась наедине с любимой внучкой.

Давно уже согрелась вода, а Амиде все сидела истуканом, пытаясь унять сердечную боль и с тоской вглядываясь в бледное лицо покойной.

- Вылитая Янэт, - прошептала она и вдруг так ясно вспомнила тот день, когда так же обмывала невестку, и, опустив голову на край тазика с водой, тихо заплакала.

- Вот и оботру тебя, мой лепесточек, слезами своими. Обкурю травами… А ты взамен поведаешь, что случилось. Кому как не тебе знать, в моих силах слышать и понимать; о чем шумит ветер, о чем шепчутся цветы на волшебном поле… на том поле, где мы с тобой, моя милая, собирали эти травы,  слушая далекие песни наших предков. Помнишь, какие травы мы тогда собирали? Вот и пригодились они… -  раскладывая сухоцветы, приговаривала Амиде.

Сильно затрещали объятые огнем сухоцветы. Смачивая губку в теплой воде, Амиде нежно омывала покойную, пристально вглядываясь в родные черты, старалась ничего не упустить.

- Слышишь, как неспокойно горит трава? Раньше срока погибель твоя. И запах этот горьковатый, что исходит от тебя…    

Расчесывая  длинные волосы покойной, Амиде нащупала за ухом ранку. Свежая ранка, с белесыми выцветшими краями. Стоило дотронуться до нее, как сухоцветы брызнули снопом искр, и вспомнила Амиде этот горьковатый запах. Аконит… так вот к чему снились эти синие цветы…

Всего несколько капель на царапину и ввинчиваясь в кровь, отрава неслась по венам с каждой минутой приближая своего владельца к смерти.

- Не своя смерть. На крови смерть, - теперь понятны стали слова невестки.

Вот только последняя фраза не давала покоя; от своей крови смерть…

Ведь по-разному думать можно, тем более знала Амиде, откуда у старшей внучки эта ранка.

В детстве Тлетенай очень любила возиться с волосами старшей сестры, и для этой забавы всегда брала серебряный гребень, украшенный натуральными изумрудами.

Зубья у него были до того остры, что им никто и не пользовался. Лежал себе в шкатулке с украшениями, Амиде уже и забыла; достался ли он в наследство, или подарен кем?

Однажды младшая внучка залезла в шкатулку, и так приглянулся ей гребешок, никаких забав не надо. Одна беда; уж больно сильно царапались острые зубья…

Заметив у старшей внучки незаживающие болячки за ушами, Амиде припрятала украшение.. Сколько обид и слез тогда было. Пообещав, что сестренка впредь будет бережней, Аксенушка вымолила гребень обратно.  

Доброе сердечко…всегда заступалась за сестру.

Тяжело шаркая, Амиде доплелась до шкафа и, достав старую резную шкатулку; хранительницу украшений, принялась неспешно перебирать  всевозможные колечки, браслеты, подвески, серьги и бусы. У каждого украшения была своя история и, держа их в ладонях,  Амиде прислушивалась; о чем поведают драгоценные камни, самоцветы, серебро и золото.

А вот и злополучный гребень! И так и сяк крутила его в руках старая женщина, но молчал гребень. Закрыл кто-то его историю… Закрыл, запечатал…

- Я заставлю тебя говорить! – забывшись, выкрикнула она и, опомнившись, с испугом покосилась на покойницу.

– Открыла бы ты глаза, детонька моя! Рассказала бы мне, что да как… Так нет уж… Навеки сомкнулись уста…Не слышать мне более твоего нежного голоса, не видеть озорных бесят в  глазах красивых. Да за что же это нам? За что?

Поплыла комната, закружилась и вроде как покойница шевельнулась. Вздрогнула Амиде, пригляделась… Хотела ближе подойти, но приросли к полу ноги, а сердце же радостно затрепетало;

«Жива! Жива моя кровиночка! Ошиблись, попутали! Просто в обморок упала. Ах, ты же лепесточек мой ненаглядный!»

Тут задымила трава сильнее прежнего, да и будто бы туман в комнату вполз; густой такой, ничего не видно, но слышно, рядом ходит кто-то. Ступает так мягко-мягко, и все ближе и ближе шаги.

Вглядываясь в белую марь, Амиде была уверена, что вот-вот увидит перед собой Аксену, но из тумана отчетливо проступило лицо невестки.

- Янэт? – удивленно прошептала свекровь. – Янэт, доченька, ты жива? А где Аксена? С кем ты нашу малышку оставила?

Все перемешалось у нее в голове. На секунду показалось, не внучку обмывает она, а невестку.

- Аксену я вам, мама, оставила, - отозвалась Янэт. – А вы не уследили…

- Моя вина, моя, - понурилась свекровь.

- Я, мама, не корить вас пришла, а помочь, - присела рядом сноха.

Ну вот, как живая, ни дать, ни взять…

- Подброшенный, - промолвила она, забрав из рук свекрови гребень.

- Это как?

- Сестры моей гребешок. Любила она его сильно, всегда косы им украшала. В тот злополучный день, когда мы потерялись, он при ней был, а потом каким-то образом в этой шкатулке оказался.

- Лярва подкинула, - догадалась Амиде. – Душа твоей сестры в лярву обратилась.

Кивнув, сноха склонилась над гребнем и принялась что-то нашептывать.

- Возьмите, мама, - вернула она гребень свекрови. -  И украсьте им волосы Аксены. Да, и во время прощания следите внимательно за камнями, как полыхнут они кровавым цветом, значит, убийца проститься подошел.

Амиде лишь удивленно вертела гребень в руках, не представляя, как изумруды могут стать красными.

- И еще, мама, наденьте Аксене мой перстень с рубином. Лярва захочет обратно заполучить гребень, но рубин отведет ей глаза, пусть ищет, хоть обыщется.

- Погоди, Янэт, - взмолилась свекровь. – Где же перстень твой возьму, коли, ты с ним похоронена?

- Время на исходе... Положите Аксену рядом со мной, но чтобы ее навестить, придется долго идти на ту поляну, что в зарослях кизила. Азамат знает где это… Там он впервые поцеловал меня. Но для всех, Аксена рядом со мной! Мама, вы поняли меня? Мама…

Очнувшись, Амиде долго разглядывала перстень с рубином, что лежал на ее ладони… Протяжно вздохнув, обвела комнату потерянным взглядом; никакого тебе тумана, лишь от пучков травы идет легкий дымок. А покойница до того красива, прямо светится изнутри…

И отрезать тот язык, что осмелится назвать ее мертвой.

Этим же вечером с гор подул пронизывающий до самых костей ветер и принес с собой холод и первый снег, что белым саваном укрыл траву и деревья.

- Вот и хорошо, - пробормотала Амиде, выглянув в окно. – Видишь, лепесточек мой, погода за нас… - повернувшись к покойной, произнесла она. – Покину тебя ненадолго, с отцом твоим перемолвиться нужно.

Повертев в руках перстень, Амиде решительно надела его на палец.

- Поношу пока… Отведу рубином глаза лярве, отведу…

Стараясь остаться незамеченной, она проскользнула в комнату сына и, закрыв за собой дверь, невольно вскрикнула. Почудилось, что не сын за столом сидит, а муж ее покойный… За один день сдал Азамат, словно лет двадцать накинул.

«Не выдержу», - мелькнула было мысль, и почувствовав, что сила духа вот-вот оставит ее, Амиде поднесла перстень к губам.

- Помоги, - прошептала она, поцеловав кровавый камень.

- Мама? - увидев на пальце матери знакомое украшение, сын изумлено вскинул брови. – Откуда у тебя это кольцо?

- Азамат, прошу, выслушай меня! Одной мне не справиться. Просто выслушай!

Долгая вышла у них беседа.  

- Значит, только мы с тобой будем знать про то место? – уточнил сын.

- Поверил мне? – облегченно выдохнула мать. – Ты мне поверил…

- Хорошо придумала моя Янэт, - словно не слыша вопроса, проговорил Азамат. – Помню, поцеловал ее там, а она взглядом так стриганула, что оступился я и рукой на камень оперся.  Тут плита эта и отъехала… От такого зрелища  забыли мы сразу про поцелуи. Прямо ниша такая в скале. Кто ее сделал? Вот и решили мы с Янэт, будет это нашей тайной. На отпирающем камне имена наши выцарапали; а вдруг пригодится? Вот и пригодилось…

От кого же дочь мою прячем?

- Если бы я знала…

Было уже далеко за полночь, когда уходя, Амиде посоветовала сыну хоть немного поспать.

- А вы, мама? – грустно усмехнулся он. – Вы уснете?

- Нет, - твердо ответила та. – Я всю ночь просижу с нашей девочкой и буду читать молитвы. А ты засыпай, завтра  твоя сила понадобится. Не забывай, кроме нас это сделать некому.

Из меня какой помощник? Я только рядом буду….

- Не усну я… не смогу, - признался сын.

- Как знала, - достав из кармана пучок травы и подпалив его от свечи, Амиде принялась окуривать комнату.

Через пять минут Азамат крепко спал.

- Вот так вот, - дотронувшись до седых кудрей сына, прошептала мать. – Спи, милый… Жаль, нет у нас такой травы, что мертвых оживляет. Очень жаль…

Амиде в точности сделала так, как и наказала невестка; украсила гребнем волосы покойной и надела ей на руку перстень с рубином.

С самого утра потянулся народ для прощания с усопшей; заходили тихо и произносили слова соболезнования. Одни потом выходили во двор, другие, оставшись в комнате, устраивались на лавках или прямо на полу и читали Коран.

Застыв, Амиде из-за полуприкрытых век следила за входящими, не забывая и про изумруды на гребне, что светили зеленым из под тонкого кружева, накинутого на лицо покойной.

Время уже перевалило за час, но камни все не меняли цвет, а бессонная ночь дала о себе знать. Амиде вдруг почувствовала, что летит куда-то быстро-быстро так… и гул в ушах стоит…

… Будто шепот тысячи губ, рокот тысячи рек… Стон ветра, что ломает и корежит деревья в горах. Тысяча капель дождя по крыше, по старой крыше, которую нужно подлатать, ведь прольется вода на ее девочку, на лепесточек любимый, а ей замуж сегодня выходить…

За кого выходить? Сначала за землю-матушку, а потом за валун-камень…

Крепок и хорош дом из серого камня, что стоит среди зарослей кизила, барбариса, ирги и лещины. Кавказский плющ укроет от ненужных и любопытных глаз, а вечнозеленая иглица разорвет шипами всякого, кто с темными помыслами приблизится к твоему последнему пристанищу, моя драгоценная….

Вздрогнула Амиде и поняла; отключилась на секунду и будто в забытье впала. Встряхнула головой, чтобы прогнать туман, а тот засочился прямо из глаз ее, из ноздрей, изо рта, да и укрыл комнату белой марью. Вот уже не видно гостей, но хорошо проглядывается открытая дверь, и стоит кто-то в проеме, словно зайти не решается.

- Кто ты? – тихо выдохнула Амиде и, колыхнув туман, слова проторили дорожку к неподвижному силуэту незнакомца, или незнакомки.

Незнакомки… то была женщина. Отлепившись от порога, новая гостья приблизилась и склонилась над усопшей. Склонилась так низко, будто унюхать что-то пыталась.

- Кто ты? – уже громче повторила Амиде, пытаясь разглядеть незнакомку.

- Не признаешь? – медленно развернувшись к хозяйке дома, молвила та.

Напрасно щурила Амиде усталые от слез глаза; что-то знакомое было в облике пришедшей, но колыхалась она, размазываясь по воздуху, ни углядеть, ни угадать.

- Не признала, значит, - догадалась гостья. – Вот пришла со своей внучкой проститься…

Вскочив на ноги, сухонькая хозяйка дома схватила наглую самозванку за плечи.

- Говори, да не заговаривайся! – забывшись, громко произнесла она. – Я ее единственная бабушка! Я, отец, да сестра-вот и вся ее семья. Никого больше не осталось!

Удивительно, но незнакомка совсем не растерялась и не обиделась на такие речи.

- Эх, сватьюшка моя, - вздохнула она печально. – Не довелось нам свидеться при жизни… Думала, узнаешь меня по чертам знакомым, что из поколения в поколение передаются.

Пришла сказать тебе спасибо, за то, что любила мою Янэт. За то, что называла ее драгоценной и медовой и относилась как к дочери. За то, что после ее смерти взяла на себя заботу о внучках.

- Ох, всемилостивый! – охнула Амиде, догадавшись, что пред ней мать ее ненаглядной Янэт.

 - Так ты же… - запнулась хозяйка, тщетно пытаясь подыскать подходящее слово.

- Верно, умерла я давно, - помогла  гостья. – Как сгинула моя старшенькая в том тумане, слегла я, да и больше не встала.

Не зная, что и сказать, Амиде молча разглядывала сватью, и нашла, что та очень схожа с Аксеной, вот только глаза светло-рыжие, как у Тлетенай.

- А ты, значит, хочешь сделать нашу старшую внучку хранительницей этой вещицы? –  показала сватья на гребень.

- Знаешь что-нибудь о нем? – Амиде почувствовала; всколыхнулось сердце в надежде узнать правду.

Гостья лишь головой мотнула.

- В детстве слышала байки про проклятый гребешок. Как оказалось; вовсе не байки…

Еще его называют, подброшенным, - помолчав, молвила она. – Ненароком, но он вдруг оказывается в украшениях, вот прямо как там и был! И никто не может вспомнить; откуда взялся. Так и у нас было, а потом у вас. Приманивает эта вещица определенного человека, и разъедает душу злобой и завистью. Вот Янэт даже взгляда в его сторону не бросила, когда как старшая дочь, будто прикипела к нему.

С того самого дня, как этот гребень в нашем доме оказался, странные вещи происходить стали. Янэт то в колодец упадет, то с крыши свалится, то кипяток на себя опрокинет.

А однажды подозвала меня к плетню соседка и, озираясь, поведала, что не единожды замечала, как моя старшая дочь подталкивала Янэт к краю крыши. Засели ее слова в душу, не выковырять…

Не хотелось верить, но в день исчезновения девочек сама видел; старшая насильно тянула Янэт в спустившийся с гор туман. Поняла тогда, хочет она избавиться от младшей сестренки. Поняла, но опоздала; пропали девочки.

Все дни и ночи таскалась я в горы и молила туман, чтобы вернул мне дочерей. И вот на третью ночь вышел из леса высокий старик. Высокий и белый как лунь.

Не приминая травы, легко шагал он ко мне, оставляя позади себя клубы тумана. Замерла я от страха и все слова напрочь позабыла.

Приблизился ко мне старик и говорит; «Одну дочь только вернуть смогу! Выбирай какую…»  

Я в слезы, но делать нечего, кто же будет перечить хозяину леса, гор и тумана?

«Младшую верни», - испытывая жгучий стыд за предательство старшей дочки, прошептала я.

Старик обратился в филина и громко ухнув, улетел обратно в лес, а я поплелась домой…

Через два дня объявилась Янэт, а старшую так и не нашли…

- Так зачем же тогда эту погань с зоренькой моей ясной хоронить? – всплеснула руками Амиде.

- Да потому что проклятье на гребне сроком во много лет. Сколько он уже по свету помыкался, отравляя людские судьбы, одному Аллаху известно. Если бы не он, то живы были бы и Янэт и Аксена.

Теперь наша внучка  до урочного часа будет охранять гребень, а на исходе его силы история заново закрутится, а вот в какую сторону повернет неизвестно. Все будет зависеть от душ человеческих…

- От душ человеческих… зависеть… - пробормотала Амиде, не совсем понимая смысл сказанных слов.

А сватья тем временем вытащила из волос покойной украшение и сжала его. Из изумрудов брызнула темная кровь. Брызнула и полилась, затопляя все вокруг.

«Почему никто не кричит!?» -  недоумевала Амиде, оглядываясь и видя неподвижные силуэты гостей.

Но и сама она от ужаса не могла выдавить из себя и звука. Кровь подобралась уже к груди, и стало трудно дышать.

- Пора, прощайтесь, - раздался чей-то голос.

«С кем прощаться, со мной?»

- Мама, мама… - будто издалека звал ее сын.

Все-таки глотнула крови Амиде… Глотнула и захрипела, закашлялась и тут увидела перед собой испуганные глаза Азамата.

- Мама, что с вами? Прощаемся, пора выносить…

Гости уже вышли во двор, готовясь сопровождать процессию на кладбище. С покойной  остались самые близкие; Азамат, что встревоженно поглядывал на мать. Остин, которого было не узнать, до того осунулся и подурнел парень и старшие братья Амиде. Не было лишь Тлетенай.

- Закрылась в спальне и не выходит, - нехотя произнес сын, ответив на молчаливый вопрос матери. – Плачет.

- Вели ей прийти, - приказала хозяйка дома, отметив, как сжались у Остина кулаки, и заходили желваки на скулах.

Младшая внучка проскользнула в комнату и, встретившись взглядом с бабушкой, нерешительно остановилась.

- Ну что же ты? – холодно произнесла Амиде. – Проходи. Не по-людски это, с сестрой не попрощаться.

Зная правду, сердце мучительно сжималось от горя, а внутри все трусилось так, будто вместо внутренностей запихнули огромный кусок студня.

Вот Тлетенай сделала шаг, еще один и брызнули изумруды кровавым цветом.

Все так, как и предсказывала Янэт.

Конечно же, никто, кроме Амиде, не увидел кровавых отблесков, лишь стоявший рядом Остин вроде как вздрогнул и зашептал молитву, а потом попросил оставить его один на один с любимой. Выходя, Амиде обернулась и показалось ей, что парень, откинув тонкое кружево, удивленно разглядывал гребень и будто бы вложил что-то в ледяные ладошки усопшей.

«Неужели он тоже заметил, что камни поменяли цвет?»

Трудный выдался день, но впереди еще предстояла еще более тяжелая ночь…

Тихо покинув дом, мать с сыном поспешили к кладбищу. Полная луна стала хорошей помощницей; когда требовалась тьма, она быстренько ныряла за тучи, и полуночники спокойно миновали аул, не тревожась, что их заметят. Стоило только добраться до кладбища, луна засветила им, серебря надгробья.

Помогло волчье солнышко и до горы добраться и найти ту самую поляну, укрытую в зарослях.

На удивление быстро нашел Азамат камень, на котором они с Янэт когда-то давно написали свои имена, и осторожно уложив в каменную нишу дочку, поставил ей в ноги шкатулку с драгоценностями.

- Это еще зачем? – удивилась мать.

- Янэт велела, - коротко бросил сын.

- Приходила к тебе?

- Да, мама... В ночь перед погребением, когда вы меня травами одурманили. Вот тогда и явилась ко мне любимая. Долго беседовали мы, и стало мне после той беседы на душе так легко и спокойно. Многое я понял. И еще…

Тут Азамат оглянулся и громко выкрикнул;

- Хозяин тумана, закрой на засов поляну! Пусть ее найдут нужные люди и в нужное время.

Зашумели, закачались высоченные сосны и вдруг все разом стихло. Прямо над головой глухо ухнул филин, а от взмаха огромных крыльев пригнулась трава, и появился перед ними высокий старик. Весь белый, борода до пят, на голове остроконечная шляпа украшенная красными ягодами иглицы. Поясом из шишек подпоясана длинная рубаха, а широкие рукава, утыканные хвойными иглами, по земле стелются.

- Закрываю! – и, обернувшись вокруг себя, хозяин свистнул три раза.

– Свидимся еще! – пообещал он и, обратившись в филина, взмыл вверх.

Долго еще был виден его летящий силуэт на фоне пузатой луны.

Только оказавшись в постели, вспомнила Амиде; так и не глянула она, положил ли что Остин в ладони невесте, или же ей показалось.

На девятый день после смерти Аксены погода взбеленилась. Плотно набитые снегом тучи повисли на верхушках гор и, опускаясь все ниже и ниже, закрыли собой белый свет.

Посреди дня такая тьма настала, хоть глаз коли, а поднявшийся из леса туман все старался столкнуть снеговые мешки с гор. Так и толкались они весь день, пока тучи не протерлись, да  продырявившись о скалы, навалили снега столько, сколько даже старожилы не видели.

Вскоре налетел ветер, и давай куралесить и крутить, да выть разными голосами.

И в этом жутком многоголосье очень явственно различался женский вопль. Такой яростный, безумный и преисполненный ненависти.

- Гребень найти не может лярва поганая, - поглядывая на жалобно звенящие окна, произнес Азамат. – Янэт предупреждала, точно на девятый день искать будет.

Амиде лишь согласно кивнула, думая; а знает ли сын, кто на самом деле лярва? Понимает ли он, это обычный человек, что живет с ними под одной крышей…

Что это его младшая дочь…

Нырнув за гребнем и не найдя его, Тлетенай выла от бессильной злобы. Пыталась найти по запаху, но спутаны следы и ведут не туда. Силилась узреть, но не виден свет изумрудов, померкли они до поры до времени.

В начале лета ступили на их порог сваты. Калым за Аксену был выплачен немалый и по обычаю Остин должен жениться на сестре умершей невесты. Тлетенай, конечно же, ответила согласием.

«Кто бы сомневался», - горько подумала Амиде, поджав губы.

После похорон Аксены отношения между бабушкой и младшей внучкой изменились.

Тлетенай старалась как можно реже попадаться бабушке на глаза, а Амиде делала вид, что ничего не знает, хотя ее несколько раз распирало пойти и оттаскать внучку за косы и хорошенько поспрашивать; за что она так поступила с сестрой? За что?

А после сватовства и так стало понятно за что.  Свадьбу назначили на середину осени.

Сославшись на здоровье, Амиде не принимала участия в свадебных приготовлениях. Каждый день она уходила далеко в горы и возвращалась домой уже запоздно.

Со смертью старшей внучки померкло для нее солнце, да и сама жизнь стала в тягость. Утром не хотелось и глаз открывать, так все опостылело. Только сын держал  на земле.

Про Тлетенай старалась не думать, уж очень страшна оказалась открывшаяся правда…

Да еще очень уж зла была на Остина. Понятно, что обычаи, но Амиде считала его поступок предательством.

- Предал мою девочку, предал, - все бубнила она, шастая по горам.

Самое интересное, никак не могла  найти Амиде ту поляну, где обрела покой старшая внучка. Вот чуяла, бродит совсем рядом, а зайти не может.

- Уж закрыл, так закрыл! – вспоминая про хозяина  гор и тумана, опять ворчала она.

Очень ворчливой и слезливой стала Амиде в последнее время, да то и неудивительно…

Однажды, забредя черт знает куда, она нос к носу столкнулась с Остином.

- И что тебя занесло в такую даль, - равнодушно бросила Амиде, проходя мимо джигита, ровно мимо пустого места. – Никак следишь за мной?

- Тетушка Амиде, -  в отчаянии взмолился тот. – Выслушайте меня! Все не так, как вам видеться!

- А ты прямо знаешь, как мне видеться? – непримиримо фыркнула Амиде, но все-таки остановилась.

Такая тоска стояла в глазах парня, что защемило сердце.

– Уж прости, но не могу принять, что ты мужем Тлетенай станешь. Да бес с ним, с этим калымом и с этими обычаями! Только поперек души своей не иди! Упади в ноги отцу, скажи, что не любишь невесту! Ну, неужели нет никакого выхода?! – Амиде гневно притопнула ногой.

- Да вы, тетушка Амиде, бунтарка, -  удивленно промолвил Остин и неожиданно улыбнулся. – Вы сейчас мне Аскену напомнили…

- Чем же? – в свою очередь удивилась Амиде. – Мой лепесточек была кроткая как голубка.

«А ты женишься на дьяволе», -  мысленно добавила она.

Погасла улыбка на лице джигита, опустил он голову, да так и стоял, глядя себе под ноги, будто потерял что.

«Да что же мы делаем? – охнула Амиде. – Губим парня… Надо все рассказать ему… Нет, как про такое рассказать можно? Я ведь даже сыну словом не обмолвилась… Ох, всемилостивый, что нам делать!?»

- Откажись от свадьбы! – выпалила она.

Остин лишь недоуменно нахмурил брови.

- Так позор это…

- Пусть позор! Переживем!

«Все лучше, чем признаться, что твоя внучка–убийца!»

- Так надо, тетушка Амиде, поверьте. Потом все поймете, - решительно произнес Остин, и задержал взгляд на корзине доверху набитой травой.

- Давайте помогу, – протянул он руку.

- Она не тяжелая,  сама справлюсь.

- Аконит тоже собираете?  

- Аконит? –  почувствовав тревогу, переспросила Амиде. – Нет, мимо прохожу. Сильно уж ядовит. К чему интерес такой?

- Да так, просто спросил. Прощайте… - и, развернувшись, джигит вскоре скрылся с глаз.

Долго смотрела Амиде вслед парню. Смотрела и не могла понять; что же так насторожило в его словах? Показалось вдруг; знал Остин, что Аксена не своей смертью умерла. Знал и возможно догадывался, кто отравитель.

- Чур, меня, чур! – отгоняя прочь нехорошие мысли, Амиде направилась домой.

А вышло вон как… И в страшном сне не привидеться такое, что произошло в тот день.

В ночь перед свадьбой Амиде долго ворочалась, но сон не шел к ней. Чертыхнувшись в сердцах, старенькая женщина накинула шаль и вышла на веранду. Уютно устроившись в любимом кресле, она незаметно задремала.

- Бабушка! – разбудил ее чей-то шепот. – Бабушка, проснись!

- Да только уснула, - недовольно заметила Амиде и, открыв глаза, чуть не закричала.

- Т-с-с-с! – ладошка Аскены накрыла ее губы, и радость тут же сменилась тоской.

Ладошка была холодной-холодной как вода студеная… Не бывает таких ладошек у живых, не бывает…

- Аксенушка, ласточка моя, - прошептала Амиде, разглядывая внучку.

Такая же красивая, вот бледная только. Гребень в волосах и перстень на пальце, все понятно…

Горько вздохнула Амиде… Заныла рана, закровоточила, а ведь только-только затягиваться начала.

- Бабушка, Остин нехорошее задумал,  остановить его надо!

- Конечно, моя девочка, конечно… Что же хорошего в том, что он на твоей сестре женится? Нет, не буду его останавливать, пусть делает, что хочет, - и, натянув шаль на голову, Амиде оттолкнулась от пола ногой, раскачивая кресло.

- Бабушка-а-а! – раздался жалобный вскрик.

Тут вскочила Амиде, да запутавшись в длинных кистях шали, упала на колени.

- Аксенушка! – звала она, но напрасно.

Исчезла внучка, только легкий туман кружил возле того места, где она только что виделась.

Так и стояла старая женщина на коленях и плакала, уткнувшись в шаль. Почему не поговорила с внучкой, почему не выслушала ее? Да потому что, стыдно было смотреть Аксене в глаза. Стыдно!

Ведь только ей известно, кто отравительница, но она никому… никому об этом не рассказала.

Держит этот груз в себе… А зачем? Все, решено; завтра придет на торжество и испортит им всю обедню.

Но утро вечера, как известно, мудренее. С утра Амиде была уже не так решительно настроена, но когда свадебный поезд проехал мимо отчего дома, сердце захлестнули воспоминания годичной давности. Аксена должна была сидеть в этой украшенной повозке!  Аксена, а не Тлетенай!

- Да простит меня, всемилостивый, - приговаривала Амиде, облачаясь в темные одежды.

 Подходя к богато накрытым столам, она невольно сбавила шаг и прищурилась.

Нет, зрение у нее было отличное, но тут показалось, что обманывают глаза.

На белом коне к столам подъехал всадник, очень похожий на Остина. Но по традициям жениху не должно появляться на свадьбе, а следует скакать с друзьями по горам на лихих конях  и соревноваться в джигитовке.

Но, тем не менее, это был Остин. Спешившись с коня, жених подошел к мужскому столу и, взяв кубок, наполнил его вином с фляжки, что висела у него на поясе.

«На столе что ли вина мало?» - подумала еще Амиде.

- Дорогие гости! – громко произнес Остин, подняв кубок. – Благодарю всех, кто пришел на этот праздник. Близок тот миг, когда я встречусь со своей любимой невестой.

Никто, кроме Амиде, не понял смысл этих слов. Конечно же, все подумали про Тлетенай, что сидела сейчас в мужнином доме, и должна была увидеться с Остином только на третий день.

- Чтобы узнать, кто сгубил мою любовь, я готов спуститься в ад! Прощайте! – продолжил жених и махом осушил кубок.

Поздно догадалась Амиде о его намереньях, а ведь предупреждала сегодня ночью старшая внучка, предупреждала…

Когда она подбежала, Остин уже бился в судорогах.

- Милый ты мой, - простонала Амиде, укладывая его голову себе на колени. – Да зачем так-то? Зачем? Прости меня, мальчик… Тебе бы жить, да жить еще. Я виновата, и только я! Надо было рассказать тебе правду еще тогда на поляне…

Джигит крепко сжал ее руку, будто пытаясь утешить.

- Я не боюсь смерти, - прохрипел он и затих.

Почувствовав знакомый горьковатый запах, исходивший от Остина, Амиде открыла фляжку и осторожно поднесла ее к носу. Так и есть; аконит!

Уткнувшись лицом в остывающие ладони парня, она зашептала;

- Пока не остыла кровь, пока душа рядом, пока ты не ушел далеко,  покажи мне все, что знаешь, покажи…

…Летний луг стелется разнотравьем, верхушки гор украшают  ожерелья из белых облаков…

А как екает сердце! Скоро свадьба и наконец-то зеленоглазая горянка станет его женой.

Томные раздумья прервала выскочившая из кустов Тлетенай. Остин еле коня успел остановить.

- Ты чего под копыта бросаешься? – не на шутку рассердившись, крикнул он. – Чуть не наехал на тебя!

- Отмени свадьбу! –  девушка вцепилась в стремя так, что побелели костяшки пальцев. – Отмени, или хуже будет!

- Да как же не стыдно тебе? Проходу мне не даешь… - вздохнул Остин. – Сто раз уже говорил; Аксену я люблю.

- И меня полюбишь, все для этого сделаю! – не унималась Тлетенай.

- Не след горянке вести себя так. Отпусти стремя.

- Ладно, же! – полетел злой крик в спину. – Пожалеешь еще, да и все равно моим будешь.

Вскоре опять встретилась ему Тлетенай. Видимо возвращалась с гор, неся в руках ярко-синие цветы, замотанные в тряпку.

- Ты куда это аконита набрала? – поинтересовался Остин, проезжая мимо.

- Бабушка попросила набрать, - холодно отозвалась та. – Ты же знаешь, она у нас травница известная.

А вот та душная ночь пред свадьбой… Остин вместе с другом проезжает мимо промежуточного дома, где в специальной комнате уже неделю живет его зеленоглазая Аксена.

Задержавшись возле плетня, джигит вздохнул, представляя, что дышит одним воздухом с любимой, что она рядом, совсем рядом…и, наверное, спит уже.

- Смотри, вроде как из окна кто лезет? – толкнул его в бок приятель.

Остин быстро спешился и, кинув другу поводья, крадучись приблизился к плетню. И правда, из окошка спрыгнула девица и, прячась за кустами да деревьями, припустила прочь.

Подав знак другу, чтобы тот дожидался здесь, Остин поспешил вдогонку.

Непонятно сколько бы он догонял незнакомку, если бы не помогла луна; выскользнув из-за туч всего на минутку, она засветила так ярко, что успел разглядеть джигит рыжие косы.

Только одну горянку знал он с таким цветом волос…

«Тлетенай!» – вздрогнул Остин и остановился.

«Тлетенай!» - вздрогнула Амиде и убрала от лица холодеющие руки парня.

Неужели решил отомстить таким образом; пусть порадуется Тлетенай… невеста и почти уже жена, но не стать ей женщиной в объятиях любимого, а суждено остаться вдовой.

Вернул Тлетенай свое горе, вернул сполна… Не вышло по ее, хоть и старалась она, ох, как старалась…

Еле-еле поднялась Амиде; совсем не держали старые ноги, а внутри снова все трусилось…

Гости молча стояли рядом, толком еще не осознав всей трагедии.

- Забираем мы сегодня Тлетенай, а калым себе оставьте, - бросила Амиде отцу жениха, и зашаркала прочь.

- Я не неволил его, - тихо произнес отец.

- Знаю, - обернувшись, кивнула Амиде. – Теперь все знаю…

Плохо помнила Амиде дорогу домой. Шла как в тумане и все искала оправдания себе, но так и находила, а навстречу, не касаясь земли, проплывали умершие. Вот мама с отцом… Вот муж…

Драгоценная невестка… Сватья… А вот и Аксенушка… И все легонько дотрагивались до Амиде, будто успокоить хотели. Самым последним брел Остин. Пасмурен взгляд у джигита и печален лик. Не выдержала тут Амиде и заголосила жутко так по-бабьи.

- Прости нас, сынок, прости… Виновата я и только я. Меня и наказывай…

Миновал ее молча джигит, ни словом, ни жестом не показав, что не держит зла.

Пуще прежнего запричитала старая женщина, стоя посреди дороги. От горя совсем забыла; куда она шла и зачем?

Опустившись на обочину, Амиде долго разглядывала дрожащие руки, что помогли народиться на свет исчадью ада. Такой и нашел ее Азамат и увел обезумевшую от горя мать в дом.

До самого вечера пролежала Амиде в кровати, молча глядя на побеленный потолок, будто задалась целью пересчитать все трещинки на нем. Азамат уже знал про то, что случилось на поляне и не находя себе места, сновал взад-вперед по комнате.

- Сядь, сынок, не мельтеши, - наконец-то обронила  Амиде.

- Мама, что случилось?

- Сгубили мы всех. Надо было послушать тебя и скинуть ее в ущелье еще тогда...шестнадцать лет назад.

- Да о чем вы, мама? Когда это я такое предлагал?

- Не предлагал? А надо было! – не выдержав, Амиде бухнулась сыну в ноги и поведала обо всем без утайки.

- Я догадывался, - признался Азамат. – Догадывался, но не хотел верить в такое. Что же нам делать?

 – Поезжай за ней, я пока комнату приготовлю, - назвать младшую внучку по имени у Амиде язык не поворачивался.

 - И вот еще, возьми, - вложила она в руки сына траву. – Как перед домом сватов окажешься, зажги сухоцвет, тогда лярва всего на час силу потеряет. Помни, за час управиться должен! Поспеши!

Быстро обернулся сын, чуть коней не загнал. Увидев внучку, ахнула Амиде, до того изменилась она за один день. Почернела, подурнела, высохла… Будто кто из нее соки выпил. Заперев Тлетенай, мать и сын настороженно переглянулись.

- Долго она такая будет? – спросил Азамат.

Прислушиваясь к звукам, доносившимся из комнаты, Амиде только плечами пожала.  

- Помоги нам всевышний, - сын впервые видел мать такой растерянной и его это очень пугало.

Ближе к полуночи Амиде попросила сына собрать в узелок самое необходимое и запереть крепко-накрепко все двери и ставни.

- Сердце у меня не на месте, - объяснила она свою просьбу.

Как в воду глядела… Только успел Азамат управиться, как где-то далеко-далеко в горах послышался страшный вой.

- Это что еще такое? – нахмурился сын и, взяв ружье, хотел было выйти во двор, но мать загородила ему дорогу.

- Не ходи! Это не волки, поверь мне.

Из запертой комнаты раздался хохот и визг, будто хохотал и визжал сам дьявол. Пленница крушила все, что попадало ей под руку, царапала дверь, стены и пол, в попытках выбраться на волю.

- Не увидят глаза ни окон, ни дверей, а увидят мешок каменный, у которого нет ни входа, ни выхода, - окуривая дом травами, зашептала Амиде.

Пока она ходила да нашептывала, вой с гор стал ближе, а вот и будто кто по двору пробежал и разом стукнул во все закрытые двери и ставни.

- Не открывай, - предупредила Амиде, заметив, как сын потянулся к засову.

Жалобно зазвенели стекла в окнах; кто-то запрыгнул на крышу и злобно рыкая, принялся ходить по ней, проминая своим весом.

- Что за зверь такой? – поразился Азамат. – Того и гляди продавит потолок и рухнет на наши головы!

И снова стук в двери и ставни, и пуще прежнего беснуется пленница, не в силах вырваться на свободу, вот-вот разнесет несчастную комнатенку в щепки… А с крыши доносится леденящий душу вой, пришедший с гор, и разрывает на куски сердце.

Амиде не успевала сжигать травы, да нашептывать заклинания. Грешным делом уже подумала, не увидеть им с сыном рассвет. Наконец-то все стихло…

Распахнув дверь во двор, Амиде воскликнула.

- Я так и знала, так и знала…

Двор утопал в синих цветах, что каким-то чудом взошли всего за одну ночь, и тянулась эта синяя дорога прямо с гор. Даже на крыше выросли цветы, что отправили на тот свет любимую внучку и зятя.

- Как такое возможно? – раздался удивленный голос Азамата.

- Остин, - устало произнесла мать. – Это все он устроил. Решил открыть нам глаза на то, что мы уже знаем. Его последние слова были о том, что он найдет отравителя Аксены, вот и привел к нашему дому цербера.

- Так это цербер ночью завывал?

- Да, - кивнула Амиде. – Пес завывал, а душа Остина стучалась к нам в ставни и двери… Может, сказать, что хотел нам? Тлетенай! – вспомнила она про запертую внучку.

В комнате было тихо.

- Открываю, - предупредил Азамат и распахнул дверь.

На стенах, потолке и полу виднелись глубокие борозды, словно какой-то зверь исцарапал здесь все огромными когтями.

Тлетенай лежала на спине, обнажив в жутком оскале острые зубы. Рыжие волосы посерели и свалялись точно пакля.  В кровавых от лопнувших сосудов глазах застыла такая злоба и ненависть, что вошедшие непроизвольно вздрогнули.

Сын хотел было закрыть глаза дочери, но мать одернула его.

- Не трогай ее! А еще лучше, выйди, - промолвила она, внимательно осматривая комнату.

Усталость кружила голову и не давала ясно мыслить.

- Бабушка! – раздался за спиной голос Аксены, и холодные ладошки обожгли плечи. – Бежать вам надо… Синяя дорога на наш дом показала. Родственники Остина разбираться не будут; чья тут вина. Уходите в лес через задний двор и идите прямо по тропке из аконита и ничего не бойтесь. И не вините Остина, не ведал он, что натворил, а когда понял, то вторую дорогу для вас выстлал. Как пройдете по ней, развеется она серой пылью и никто вас не сыщет.

- Да, милая, да, - прижавшись щекой к внучкиной руке, согласилась Амиде. – Я все поняла… Жаль, что не согреть мне тебя…

- Мы еще встретимся, бабушка, - слова холодным ветерком дотронулись до затылка и, согревшись, теплыми каплями упали за воротник. – А сейчас обернись, возьми букет, что увидишь позади себя… и посади его в черное сердце.

Собранный из фиолетового чертополоха, синего барвинка, розовой акации и душистого хмеля букет лежал на полу, будто тут и был. Сбор от нечистой силы.

- Значит, говоришь, прямо в сердце? – стараясь долго не раздумывать, Амиде размахнулась и всадила букет в грудь Тлетенай.

Хлынула кровь вязкая и черная, как и душа усопшей и стало ее так корежить, что Амиде закричала от страха. На крик прибежал Азамат и остолбенел от жуткого зрелища.

А Тлетенай все меняла и меняла свой лик; вот она девочка лет семи, а вот грузная старая женщина, старик, молодая девушка, мальчик…

Амиде зачем-то загибала пальцы на руках и когда от покойной осталась только темная лужа крови с букетом посредине, произнесла.

- Двадцать!

- Что, двадцать? – сын ошалело таращился то на мать, то на лужу у их ног.

- Двадцать личин сменила. То люди, к которым лярва присасывалась. И сестра Янэт, что в тумане сгинула, тоже проявилась.

- Почему же лярва к Янэт не присосалась?

- К чистой душе тяжело пристать, - вздохнула Амиде. – Бежать нам надо. Идут к нашему дому из соседнего аула. Решат, что укрываем Тлетенай от расправы, да и не станут церемониться.

- Уходим, - согласно кивнул сын. – Вот только куда бежать-то?

- Сейчас поглядим, - проговорила Амиде, выходя на задний двор. – Ты гляди ж! – восхищенно воскликнула она, увидев синюю тропинку из цветов, что уходила далеко в горы.

- Вот по ней и побежим! Там наше спасение!

Помчались они, еле касаясь ногами земли, только ветер в ушах свистел! И радостно смеялись, поражаясь этой легкости, какая бывает только во сне. Только во сне можно так бежать-полу-лететь, и только во сне можно так беззаботно смеяться, скинув с себя много лет, а вместе с ними все беды и горести.

Такая уверенность пришла; теперь-то будет все хорошо, а иначе и быть не может.

А позади них рассыпалась пылью трава, и полыхал огнем их дом. Слышались оттуда гневные крики и ругань, но не догнать беглецов, и не увидеть, коли они сами теперь этого не пожелают.

Очутившись возле кромки леса, мать и сын обернулись. Густой столб дыма, поднимавшийся в небо, ничуть не опечалил их. Преодолев синий путь, они стали другими, оторвались от земного.

- Подпалили все-таки хату, - заметил Азамат.

- Не держи на них зла, - и с улыбкой взглянув на сына, Амиде невольно вскликнула.

Помолодел сын… Как в юности сияли его темные глаза, а черные кудри трепал утренний ветерок.

- Мама?- в свою очередь удивился Азамат, увидев перед собой молодую женщину.

-Что? Я тоже? – догадалась та и, вытянув перед собой гладкие ладони, рассмеялась. – Уже и забыла, когда у меня такие руки-то были… Боюсь, теперь мы с тобой не совсем люди… - задумчиво добавила она.

- Мне все равно, - признался сын. – Чувствую, что знаю и умею гораздо больше, чем раньше. А самое главное; меня наконец-то покинула боль, сжиравшая мою душу.

- Но наш путь еще не закончился, - кивнула Амиде на тропинку из аконита, ведущую далеко в лес и высоко в горы. - Готов идти дальше?

Пропетляв через три горы, завела беглецов цветочная тропка на небольшую полянку, обезображенную глубокой ямой. И не кто иной, как хозяин гор забрасывал эту яму еловыми шишками.

- Ну что встали как вкопанные? – приветливо прогудел он, завидев гостей. – Помогайте! Зять ваш премудрый устроил, не пойми что! Вот почему вы, люди, промеж собой разговоры не ведете? Рассказать надо было все парню, глядишь, и не было такой беды. Ту яму, через которую душа Остина на поверхность выбралась, я уже залатал.

- А эта, откуда взялась? – от страшной догадки Азамата прошиб холодный пот.

- Через эту его цербер обратно в ад затащил, - невозмутимо ответил хозяин, но увидев поникшие лица гостей, поспешил успокоить.

- Не печальтесь так.  Парень спустился в ад по собственному желанию, чтобы исполнить задуманное. Теперь я выкуплю его душу, и посажу ее под замок.

- Это как? – вздрогнула Амиде.

- Это не так страшно, как в царстве Аида, - усмехнулся старик. – Кому как не тебе, Амиде, знать, что гуляют души по земле и даже иногда разговаривают с живыми, желая помочь.

Так вот Остин не сможет этого делать…  Ладно, пока его родственники заняты тем, что устраивают пепелище из вашего дома, слетаю я в их аул.

- Зачем? – невольно вырвалось у Азамата.

- Какие вы любопытные! Тело умыкнуть… - хозяин гор оттолкнулся от земли и превратился в филина. Взмахнул два раза огромными крыльями и скрылся с глаз, затерявшись в верхушках темных сосен.

- Тело умыкнуть? – недоуменно протянул Азамат. – Он пошутил, что ли?

- Да кто же такими вещами шутить будет? – откликнулась Амиде, глядя вслед птице.

Надолго пропал хозяин, будто и позабыл о гостях.

- Куда подевался-то? – забеспокоился Азамат, нарезая круги вокруг доверху утрамбованной ямы. – И вот что странно! – остановился вдруг он. – А почему, шишки?

- Что, шишки? – сонно переспросила мать.

- Ну, почему именно шишками нужно ямы забрасывать?

- Точно! – задремавшая было Амиде, резво вскочила на ноги. – А я-то думаю, как он душу Остина у Аида выкупит? Ну, хите-е-ер! – восторженно протянула она.

Ничего не понимая, Азамат молча взирал на развеселившуюся мать.

- Шишки сосны! – Амиде согнулась пополам от приступа смеха. –  Завалить царство мертвых

светом и счастьем! То-то у них сейчас внизу паника! Душа Остина вот так каждую ночь сбегать будет, а поутру Аид будет получать свет и радость. Прямо сверху, прямо на голову!

Да они душу нашего зятя за так отдадут, да еще упрашивать станут, чтобы забрали.

- Сосна такое особенное дерево? – догадался Азамат.

- Сосна, это торжество света над тьмой! Вот и подумай теперь сам…

Присев на траву, сын зашелся хохотом.

- Давно я так не смеялся! – признался он, вытерев подступившие слезы.

Тут загудели и закачались сосны, и предстал перед ними хозяин гор и тумана.

- Еще издали почувствовал вашу радость, - улыбаясь в белую бороду, промолвил он.

 – Догадались о моей маленькой шалости?

Пристально оглядывая старика, мать и сын молча кивнули.

- А где тело? – не сдержал интереса Азамат. – Вы же хотели его умыкнуть. Не получилось?

- По-вашему, я его сюда должен был притащить? – хмыкнул тот. – Пошли-ка домой! Там все и расскажу.

- У вас тоже есть дом? – удивился Азамат.

- Что значит; тоже? – насмешливо фыркнул хозяин, решив пошутить; что у него, в отличие от некоторых, дом-то как раз есть. Но передумал.

- Это теперь и ваш дом! Идите за мной и ничего не бойтесь, - серьезно произнес он и первым шагнул в невесть откуда взявшийся туман.

Боясь передумать, мать с сыном быстро ступили следом…

Земля плавно уплыла из-под ног… Снижаясь все ниже и ниже, они парили как птицы. Парили над лесами и лугами, словно в тех далеких детских снах, чувствуя, как подкатывает к горлу ошалевшая душа, а сердце, радостно екая, уходит куда-то в пятки.

Хозяин тумана уже давно приземлился и неторопливо вышагивал вокруг высокой скалы увитой диким плющом.

Опустившись на мягкий мох, гости принялись недоуменно оглядываться, ища глазами то, что хотя бы отдаленно можно было назвать домом.

- То что ищите, здесь, - хлопнув ладонью по серому камню, произнес старик и, отодвинув темную завесь, нырнул внутрь.

За резными листьями плюща пряталось весьма странное жилище... Огромное дерево похожее на избушку росло прямо из скалы! И ни окон тебе, ни дверей… Но тем не менее хозяин уже скрылся в странном доме, а как он туда зашел, мать с сыном и заметить не успели.

- Третий глаз откройте! – раздался изнутри  голос старика. – Учитесь видеть то, что не доступно обычным смертным.

- Мы теперь необычные? – тихо поинтересовался Азамат, из-за всех сил тараща глаза на древесную кору.

По избушке прокатился клекот, будто огромная птица захохотала.

- Вы теперь мои ученики, а в будущем, помощники, - пояснил хозяин гор. – И незачем зеницы выкатывать! Размыкайте третье око, говорю!

Прошло еще минут пять, прежде чем из древесной коры проступили очертания двери и окон. Внутри же все напоминало их родной дом, если бы не стена из скалы, которая словно отсекла комнату Аксены и Тлетенай.

- Вы видите то, что желаете, но со временем картинка изменится, можете мне поверить, - и старик провел по скале ладонью. – Подойдите ближе.

- Приложи руку, - кивнул он Амиде, и стоило той дотронуться до гладкой поверхности камня, как прямо из под пальцев изумрудной паутиной лег мох.

- Так и думал, что ты Зелейница, - улыбнулся хозяин. – Деревья, кустарники, травы теперь твои дети. 

Из-под руки же Азамата струйками побежала вода.

- Ты же у нас - Водоскат! Принимай на себя ручьи, дожди и водопады. Так что привыкайте к новым именам, Зелейница и Водоскат. А меня можете кликать Дымарем. Вскоре научу вас останавливать время и понимать язык животных. Обещаю, скучать не придется.

- А что там, за скалой? – спросила вдруг Амиде.

Поглаживая бороду, Дымарь призадумался, и, взмахнув рукой, прочертил на камне белую линию. Линия развела скалу в разные стороны и, выстлав собой туманную дорогу, убежала куда-то далеко-далеко. Старик сделал приглашающий жест, но видя нерешительность учеников, первым ступил на молочную тропинку. По правую сторону клубилась стена густого тумана, а за ней нет-нет, да и мелькали тени.

Выхватив из шапки веточку с красными ягодами иглицы, хозяин слегка коснулся ею стены. Задрожав, туман ненадолго рассеялся, но Амиде хватило этих нескольких секунд, чтобы разглядеть своих любимых… Ненаглядную невестку и внучку.

- Янэт… Аксенушка… - прошептала она, припав к прозрачной стенке. – Милые мои…

Мельком заметила мужа и сватью. Ту самую сватью, с которой впервые увиделась в черный день похорон Аксены. Промелькнули родные образы, да и затянуло опять все белым маревом. Но сердечная боль была уже не такой острой и невыносимой как раньше.

Вспомнив про Тлетенай, Зелейница резко повернулась к хозяину.

- Ее тут нет, - ответил тот на ее молчаливый вопрос.

- А где же она?

- Уж и не знаю… Но в мое царство ей дорога заказана.

- Вот и хорошо, - промолвил Азамат, радуясь тому, что его дорогие девочки; жена и Аксена, теперь рядом. А самое главное; не будет здесь этого исчадья ада, что считалась его дочерью.

- Расскажи нам про тот случай, когда потерялись в тумане две сестренки, - попросил он  хозяина.

- А что там рассказывать... Завела старшая сестра младшую в лес и туман, да бросила там. Думала, сама выбраться сумеет, но не тут-то было… Малышку я к себе в дом привел, а старшую, душу которой уже тронула лярва, в горах оставил. А потом к лесу стала их мать приходить и просить, чтобы вернул дочерей. Прямо монстра из меня сделали! – возмущенно фыркнул Дымарь. – Отродясь делами плохими не помышлял, но люди же любят жути нагнать! Вечно сами себя запугают и не ведают, что мы им в помощь посланы. Вот и решили, что это я сестер похитил. Сами бед натворят, а на нас списывают.  

- А если бы мать попросила вернуть старшую дочь? – задала Амиде вопрос, который давно не давал ей покоя.

- Надеялся, что не произойдет такого. А если бы и случилось, то младшую забрал бы себе в ученицы, вот как вас.

- Старшую отпустил бы? – удивился Азамат.

- А что делать? И у моей власти где-то проходит граница, - подойдя к другой стене, покрытой тонким слоем инея, Дымарь вытянул губы трубочкой, и подул на морозное кружево.

Побежали по стене тонкие ручейки, становясь все шире и шире…

И вот это уже реки, что смывают все на своем пути, а как известно; вода камень точит. Осыпалась стена на разноцветные камушки, а те в свою очередь, мерцая, уложились на пол в весьма затейливый рисунок.

Склонившись над рисунком, Азамат чуть было не наступил на серо-зеленый камушек.

- Осторожнее! – предупредил его Дымарь. – Смотри! – и показал рукой на проступившие из-за исчезнувшей стены горы, леса, реки, водопады и луга. Все это было будто бы рядом, но в тоже время и далеко, да и картинка постоянно менялась… Словно смотрят они на все глазами птиц, парящих в небе.

Подхватив небольшой остроугольный камень, Дымарь принялся его крошить. Спустя секунду, раскатисто грохоча серыми булыжниками, обвалилась верхушка одной из гор.

- Поняли в чем фокус? – положив сглаженный камень на место, лукаво поинтересовался хозяин.  

- Серые камни, это горы… - ошеломленно произнес Азамат.

- Да. А синие – реки и водопады, - кивнул Дымарь.

- Тогда зеленые, это леса и поля, - подхватила Амиде.

- Правильно, Зелейница, то твои владения! Белые же камни – снег, прозрачные – дождь, а опаловые – туман. Думаю, на сегодня впечатлений предостаточно. Пойдемте в дом,

повечеряем.

Пока Дымарь знакомил новых учеников с владениями, в ауле поднялся настоящий переполох. Вязкий туман неожиданно упал с гор и, прихлопнув малейшие шорохи и звуки, укрыл селенье плотным одеялом. Полежал как кисель, и уполз обратно в горы. Не рассеялся, не растаял, а именно – уполз! И все бы ничего, но вместе с туманом пропало тело Остина. Вот только лежал, готовый к прощальной церемонии и вдруг пропал, как будто встал и ушел по своим делам.

- Живо-о-ой! – в унисон заголосили женщины.

Но джигита нигде не было…

Предотвратив панику, старейшины аула мудро заметили, что скорей всего, покойного забрал к себе хозяин гор и это даже к лучшему, так как эфенди ни в какую не желал отпевать самоубийцу.

За вечерним чаепитием Дымарь и поведал ученикам про похищение тела.

- И что? – удивился Азамат. – После разъяснения старейшин все сразу успокоились?

- А как же! – ухмыльнулся в бороду хозяин. – Уважаемые и почтенные люди, много чего повидавшие на своем веку. Как их не послушать?

- Ну, не знаю, - неуверенно протянул ученик. – Истории про то, как покойные исчезают со своих похорон, мне еще не доводилось слышать.

- Молод и зелен ты, Водоскат, что тут говорить…

- И где же теперь Остин? – Амиде же больше всего заботило; где теперь обитает зять.

- Тело его теперь рядом с любимой. И если Аксена-земля, то Остин-воздух. Аскена-камень, Остин-сосна. Позже сами поймете.

- А душа? – напомнила Амиде. – Удалось сторговаться с Аидом?

- После того, как вы засыпали его сосновыми шишками?! – рассмеялся старик. – Конечно, удалось! Меня тут другое заботит… - внезапно нахмурился он.

Ловя каждое слово хозяина, ученики невольно подались вперед, но тот молчал…

- Может и рано делать выводы… - наконец произнес он. – Посмотрю, понаблюдаю, а потом уж решим, что делать…

Беспокоен стал Дымарь, все пропадал где-то, а вечерами был пасмурен как осеннее небо, того и гляди дождем прольется.

- Не вижу я душу Тлетенай в загробном мире. Нет ее там, - объяснил он, наконец, причину своего смурного настроения.

- Не может она быть живой, - вспомнив, как после смерти выглядела младшая внучка, Амиде невольно вздрогнула.

- Дело в том, что и среди живых ее тоже нет, - покачал головой Дымарь. - Застряла она где-то посередине и мне это очень не нравится. Ну-ка вспоминай, Зелейница, все до мелочей. Как она лежала, что рядом с ней было? Может, упустила что?

- Я не понимаю… - ученица беспомощно развела руками.

- А ты не торопись, - прокряхтел хозяин, вставая. – Ответ сам и придет.

Впереди узкого темного коридора маячил свет, но с каждым шагом Амиде не приближалась к нему, а наоборот удалялась все дальше и дальше. Самое интересное, она никак не могла вспомнить; что это за коридор, и каким ветром ее сюда занесло.

Нечаянно дотронувшись до стены, Зелейница вскликнула. Скользкая поверхность напоминала кожу лягушки, такая же холодная и бородавчатая. Не успела  Амиде как следует испугаться,  стены раздулись и сжали ее так сильно, ни вздохнуть, ни пошевелиться.

«Мерзость какая! - барахтаясь в осклизлых объятиях, Амиде начала злиться. – Кто-то не хочет, чтобы я к свету прошла, а значит, кровь из носу, но попаду туда!»

Злость придала ей сил, и, подавив брезгливость, она грозно рыкнула и принялась рвать зубами и ногтями эту пакость, что сдавила ее со всех сторон.

- Прочь! Прочь от меня! – визжала Амиде, отплевываясь кусками кожи.

Не выдержав такого напора и темперамента, стена лопнула, издав при этом гнусный звук, будто надутое брюхо дохлой рыбины проткнули палкой.

Полетели вонючие ошметки в разные стороны и коридор ослабил хватку. Амиде не стала медлить и рванула к спасательному свету. Залетев в открытую комнату, из которой проливался свет, Зелейница захлопнула дверь и подперла ее для надежности спиной, но увидев перед собой комнату внучек, тут же забыла о мерзком коридоре.

Комната словно перенеслась из тех времен, когда девочки подрастали, и до страшных событий было еще далеко.

Вот рядом с ней остановилась Аксена и, поправляя волосы, посмотрелась в зеркало, хотя Амиде точно помнила, что зеркало всегда стояло возле окна, а уж никак в закутке за дверью.

- Зачем ты зеркало переставила? – стоило старшей внучке произнести эти слова, как за ее спиной возникла Тлетенай.

Если Аксена выглядела как живая, то ее сестрица точно была посланником ада. Ведь именно такой запомнила ее Амиде… мертвой и страшной.

- Зачем зеркало переставила? – повторила Аксена, бросив на бабушку быстрый, почти незаметный взгляд.

Поняла Зелейница, ненаглядный лепесточек видит ее и скорей всего хочет дать подсказку.  

А вот младшая внучка наоборот, даже не догадывалась, что в комнате еще кто-то есть.

- Оно стояло здесь! – внезапно выкрикнула Аксена и, повинуясь ее взору и царапая бронзовыми завитушками пол, зеркало отъехало к окну.

Мерзко ощерившись, Тлетенай мотнула головой, и зеркало отлетело обратно к двери.

- И что теперь? – насмешливо фыркнула младшая сестрица, разбрызгивая вокруг капли крови, что слетали с посинелых губ.

- А ничего, - спокойно отозвалась Аксена, и хитро улыбаясь, снова взглянула на бабушку; поняла ли та ее план, догадалась?

- Я все поняла, моя золотая, все поняла, - прошептала Амиде. – Спасибо тебе за подсказку.

Сделав шаг прямо в стену, старшая внучка исчезла, а Тлетенай, почуяв подвох, вытаращила красные глаза и закрутила носом.

- Кто здесь еще? – взвыла она. – Кто-о-о-о? – и расставив тощие бледные руки, направилась прямо на Амиде.

Зелейница не стала долго раздумывать и выскочила обратно за дверь; по сравнению с младшей внучкой коридор казался теперь не таким уж и страшным. Выскочила и внезапно оказалась в потайном коридоре, который находился за скалой-стеной. Тут уж было все родным и знакомым.  Вскоре Амиде уже лежала в постели и, прокручивая в голове увиденное,  старалась запомнить каждую мелочь.

Утром Дымарь внимательно выслушал ученицу, кивая и соглашаясь с каждым ее словом.

- Теперь все и встало на свои места, - хлопнул он ладонями по коленкам. – Неспроста я нигде не видел Тлетенай, неспроста. А она вон что удумала; как почувствовала кончину, так напротив зеркала легла и отлетела душа ее в темные переходы древнего стекла. Да еще и за дверь его задвинула, чтобы вы не заметили. Надо нам вернуться на пепелище вашего дома и попробовать отыскать зеркало, но что-то подсказывает мне; не найти его.

Так и вышло… Нигде не было треклятого зеркала. Каждый дом просмотрели, может к себе кто забрал, в каждый сарай заглянули. Все горы и поля прошерстили… нет и все тут…

- Так и знал, - ворчал Дымарь. – Припрятала лярва, да глаза отвела. У нее ведь в запасе тоже штучки разные имеются, как и у нас. Опередила!

- И что теперь? – расстроился Азамат.

- Поглядим… Рано или поздно найдется паршивое стекло. Кому-то суждено будет запустить цепочку событий и тогда эта история заиграет новыми красками, - окинув учеников суровым взглядом, Дымарь приосанился. – Но мы будем к этому готовы!