(автор эпизода Грэг Родственников)

От автора:

Немного про любовь… А то все говно, говно… надоело.

– Натуральный урод! – Согласился мерин. – По мне, все двуногие жуткие уроды, хоть люди, хоть гномы! – Свиноконь запнулся, игриво глянул на Гаргантюа, – Но ты-то, конечно, парень клевый. Тебя помыть, подстричь, эту, как его, эпиляцию сделать – и будешь вылитый Кен, только малость приплюснутый. Да за тебя любая Барби вприпрыжку замуж побежит!

Свиноконь дружелюбно пихнул друга копытом:

– Точно говорю – побежит! И отдаст тебе самое дорогое, что у нее есть!

– А чего у неё есть? – нахмурился гном.

– Свою раковинку! – прыснул конь.

– А нафига мне раковина? Что я моллюск?

– Моллюск у тебя в штанах! А тут нетронутая раковинка – чуешь, к чему я веду?

– Не чую! Ты, лошадь, дурак! Нажрался палочек и пургу гонишь! А у меня и так нутро трескается!

– Палочки это хорошо, – Задумчиво протянул мерин. – Я бы не отказался пригласить хорошенькую свиноканюшку на палочку чая, но, к сожалению, такой вид барышень здесь не водится… Что ты сказал? Нутро трескается? Срать что ли хочешь? Так иди – не сдерживай себя.

– Да нет! – отмахнулся Гаргантюа. – Это я так выразился. Щемит чего-то внутри…

– Может съел чего?

– Нет. Вроде как изнутри поднимается…

– Блевать тянет?

– Вроде как тяжесть в груди.

– А под левую лопатку не отдает? Нитроглицерин пробовал принимать? Может у тебя эта… грудная жаба?

– Сам ты жаба? А у меня ощущения. Ощущение, что я неправильно поступил…

– Точно! – Вскинулся конь. – И у меня такие же ощущения! Неправильно я сделал, что на темное войско два червонца поставил!

– Я о другом!

– Так я и на других поставил, на всякий случай! А тут – ничья! Четыре червонца как хером сдуло!

– Да погоди ты! – вскочил на ноги гном. – Я всё о Виолетте думаю! Так и вижу ее большие грустные глаза…

– И раковинку розовую, раскрытую навстречу твоему нефритовому корню!

– Чё?

– Через плечо! Это я метафарирую. Суду всё ясно – ты влюбился, железный дровосек!

– Я рудокоп!

– Ты мудозвон и гандурас! Почему же ты позволил этому ушастому упырю похитить твою любовь?

– Сам не знаю. Вроде, когда он был Гриша – никаких чувств. Потом, когда Груша – лишь легкое шевеление в штанах. А как этот Леголас мою Виолетту в дыню кулаком двинул – чёт защемило… И всё щемит и щемит, а теперь и распирать начало… И так расперло, аж до невозможности. Не могу я без Виолетты, понял, лошадь?

– Я с детства понятливый. Ну, так пошли твою невесту выручать! Тем более, у меня душа горит на этого подлеца эльфа – из-за него два чирика проиграл! Пойдем, добрый человек, убьём его!

– Пошли! – радостно заорал Гаргантюа.

Эльфы не успели уйти далеко. Леголас, утомленный битвой с темными, сделал привал на опушке соснового леса. Его солдаты затеяли веселую игру в жмуров ( если кто не знает – любимая эльфийская игра ), а сам вождь и учитель расположился на мшистом валуне, достал старенькую любительскую гармонь и трогательно пел, глотая слезы:

"На речке, на речке, та том бережочке

Мыла Марусенька белые ножки.

Мыла Марусенька белые ножки,

Мыла, белила, сама говорила".

Свиноконь и гном ползли в густой траве, причем конь все время норовил подпевать, и Гаргантюа был вынужден зажимать ему рот.

Леголас высморкался и плаксиво продолжал:

"Плыли к Марусеньки серые гуси,

Серые гуси, лазоревы очи".

Гаргантюа не успел вовремя среагировать, как Свиноконь подхватил:

"Ну вас, летите, воды не мутите,

Будет Марусеньку свекор бранити".