- Скажите... это не вас убили?

- Вы... да как вы смеете? – Добрая злится, Добрая в три шеи выгоняет меня прочь из номера, Добрая захлопывает дверь перед моим носом, злая-злая. Я даже не успеваю спросить, куда и откуда она летит, это плохо, что не успел спросить.

Добрая.

Почему-то хочется назвать её в переводе – Добрая, хотя на самом деле её зовут Май.

Остаюсь перед запертой дверью, за которой живет Май.

Следующая дверь под номером ноль в степени ноль – вернее, когда-то она была под номером четыреста восемь, потом цифры пообтрепались, от четверки осталась одна черточка, от восьмерки кругляшок наверху.

За дверью живет человек тревоги, он же гений. Он так мне объясняет, что его имя обозначает и то, и это, и это одно и то же – гений и человек тревоги. Я пытаюсь произнести – Тошайо – у меня получается плохо, я понимаю это по едва различимой тени на его  восторженном лице, по чуть слышимой нотке фальши, когда он говорит мне, что у меня самое великолепное произношение из всех, какие он только слышал.

Тошайо делает Кицунги. Я сначала думаю, что это какие-нибудь оборотни с хвостом лисы, но Тошайо говорит мне, что то совсем другое, то Кицунэ, а это Кицунги. Это когда собирают осколки чего-то разбитого и склеивают золотом. Тошайо собирает осколки прошлого и склеивает воедино. Вот, посмотрите, показывает он мне, это период Веревочного Орнамента, вот это время страны На...

Вежливо слушаю, все больше погружаясь в прошлое, склеенное из осколков, даже не решаюсь спросить, куда он держит путь. Вместо этого осторожно спрашиваю человека тревоги, не его ли убили. Он смеется, говорит, что как же меня убили, вот же я, живой. Под конец вечера гений тревоги склеивает золотом разбитую фигурку кицунэ, получается кицунги кицунэ, которая почему-то бросается на меня, и мне не остается ничего кроме как ретироваться.

Дальше две двери друг напротив друга, за одной живет русский, он летит домой в Москву, за второй живет американец, он летит домой в Москву. Они не ссорятся, потому что никогда не уточняли друг у друга, что у одного Москва в России, а у другого в штате Айдахо.

Продолжаю свой путь по кораблету, ищу, кого же убили. Это неправильно, детектив должен искать убийцу, а не убитого, а тут все наоборот. Кто вообще назначил меня детективом, хотел бы я знать. Никто не назначил, я сам себя назначил, не знаю, можно так делать или нет. Может, где-то есть кодекс детективов, там должно быть написано, можно самому назначить самого себя детективом или нельзя.

Хочется сказать – дохожу до конца коридора, только это будет неправдой, у этого лабиринта коридоров нет никакого конца, в конце снова начинается начало.

Снова возвращаюсь к своим записям.

Куда летит кораблет.

Дуат. (со слов  Амена)

Диюй. (со слов  Фанга)

Иркалла. (со слов  Этаны)

Миктлан. (со слов  Точтли)

Аменти. (со слов  Атона)

Иалу. (со слов  Пта)

Шеол. (со слов  Авдия)

Хельхейм. (со слов  Хельги)Кто-то из них врет.

Спойлер – все.

Кого-то из них убили.

Спойлер...

- ...а вы не видели ничего подозрительного? – спрашиваю у Синей.

Её зовут Синни, мне так и хочется назвать её Синей.

- Видела... знаете... – Синни показывает на стену каюты, - вот от стены до стены семь шагов...

Даже не говорю, что не семь, а всего пять, потому что шаги у нас разные.

- И дальше там каюта, там тоже от стены до стены семь шагов...

Снова не возражаю, хотя каюта там моя, а значит, мерить её нужно моими шагами, а не чьими-нибудь...

- ...а вот если по коридору пройти, то будет тридцать шагов...

- Да?

- Да... а значит, там есть еще что-то... понимаете?

Понимаю, что ничего не понимаю. Хочу откланяться, идти к себе, Синни не отпускает меня, говорит, что уже пробила полночь, и горе тому, кто останется за воротами в ночь Самайна. В коридорах  кораблета, это, конечно, не за воротами, но все-таки... Остаюсь у Синни, еще успеваю узнать, что она летит в Сид, Благословенную Страну прочь от холода и бескормицы родных неприютных земель...

...Просыпаюсь.

Прислушиваюсь к тишине кораблета.

Осторожно выскальзываю за дверь каюты без номера (номер отвалился давным-давно), осторожно крадусь вдоль стен, ищу хоть какую-то зацепочку, которая способна подсказать, что может быть там, за стеной. Сам не понимаю, как натыкаюсь на дверь, которой, черт возьми, раньше не было, если здесь двери, конечно, не бегают туда-сюда по всему кораблету. Дверь со скрипом поддается, я чуть не падаю в темноту чужой каюты.

- Простите... – говорю в темноту, сам не знаю, кому.

- Ничего страшного, - низкий, чуть с хрипотцой голос из темноты.

- Кто вы?

- Мабон, - он протягивает мне руку, второй рукой зажигает тусклый свет в комнате.

Мабон... веет осенним равноденствием, розоцветными листьями, первыми туманами.

- Вы... откуда вы летите?

- Из Валлии.

- Валлии?

- Ну да, я валлиец.

Даже не говорю, что такой страны нет, что валлийцы живут в Великобритании.

- А... куда вы...

- В Теночтитлан.

Даже не говорю, что давным-давно нет никакого Теночтитлана, - я уже привык молчать, когда слышу о городах, которых давно уже нет.

- А... какой сейчас год?

- Хороший год... удачный...

- Нет, в смысле... – я пытаюсь подобрать слова, чтобы пояснить, что значит, какой год, две тысячи двадцать какой-то там или еще какой – одергиваю себя, догадываюсь, что он не поймет вопроса, что летоисчисления для него не существует.

Оглядываю каюту, смотрю на причудливые устройства, кажется, это для передачи звука, а это, кажется, для... для... я даже не знаю толком, для чего, я ничего подобного не видел, у него на виске, что-то, встроенное прямо в голову, источающее тонкие лучи, которые складываются в руны...

Начинаю понимать, но недостаточно быстро.

- Простите... что побеспокоил...

Да ничего страшного... заходите как-нибудь...

Кораблет качается, вываливает меня в коридор – я пытаюсь вернуться к предыдущей двери без номера, понимаю, что никакой двери там уже нет, только ровная стена.

Ночь Самайна, говорю я себе.

Ночь Самайна.

...кто остается на улице, тот попадает...

Записи в блокноте.

Куда летит кораблет.

Дуат. (со слов  Амена)

Диюй. (со слов  Фанга)

Иркалла. (со слов  Этаны)

Миктлан. (со слов  Точтли)

Аменти. (со слов  Атона)

Иалу. (со слов  Пта)

Шеол. (со слов  Авдия)

Хельхейм. (со слов  Хельги)

Зачеркнуто. Все зачеркнуто.

Кто-то из них врет.

Спойлер – все.

Кто-то из них убит.

Спойлер...

Дохожу до конца коридора, снова оказываюсь в его начале.

Начинаю понимать, почему...

- ...это не вас убили? – спрашиваю у Рагу.

Его зовут Рагу, я никак не могу привыкнуть к этому имени, от этого имени текут слюнки, это имя должно быть на тарелке или в миске, его нужно есть, желательно горячим, потому что становится холодновато...

- Простите... нет, - Рагу смотрит на меня кофейными глазами, извиняется, как будто ему и правда неловко, что это не его убили.

- А то понимаете... – первый раз признаюсь, вот так, честно, - кого-то убили...

- Кого?

- Так вот я и не знаю... вот я ищу...

- А кто убил...  вы знаете?

- Да, разумеется... Дет...

- Дет?

- Дет... Морте... Ши... Тод... Морс...

- Сколько же их?

Мотаю головой:

- Нет-нет, он один...

- Хотите сказать...

- ...у него много имен... слишком много... – потрясаю блокнотом, - я записывал их... но боюсь, это только ничтожно малая часть...

- А вы? – Рагу смотрит на меня кофейными глазами.

- Что я?

- Вы... кто?

Спохватываюсь, что не знаю своего имени, я слишком долго искал того, кого убили, мне было не до себя самого...

- Я... а... сейчас...

Лихорадочно обшариваю карманы, быть не может, чтобы ничего не было, а нет, есть, удостоверение чего-то там на имя... какого черта у меня так много имен, Наве, Миртус, Олим, Смрт, Ши, Тод, Морте, Муэрте...

- Вы...

Он не договаривает, он бросается на меня, сбивает с ног, пытается сжать мое горло, я еще ухитряюсь отталкивать Рагу, неожиданно ловкого, быстрого, как индийская кобра, я сам не понимаю, как оказываюсь на палубе кораблета, как Рагу беспощадно выталкивает меня прочь, за борт, чер-р-р-рт, пусти-пусти-пусти, хватаюсь за воздух, за пустоту, пустота не держит, расступается подо мной, бросает меня...

...в песок.

Не понимаю, почему так просто, почему я лежу на песке, а канаты кораблета трепещутся надо мной, совсем рядом.

Хлопает дверь, Рагу уходит куда-то в коридоры, которые упираются сами в себя.

Поднимаюсь с земли, смотрю на ржавую громадину кораблета, упавшего с небес бесконечно давно, пытаюсь понять, что я вижу.

Надо вернуться, говорю я себе.

Надо вернуться.

Представляю себе их лица, когда они увидят, что я вернулся, понимаю, что они догадаются обо всем, они выбегут на палубу, чтобы оставить свои споры, куда они летят, в Вальхаллу или в Аид, выбегут на палубу, чтобы увидеть...

...и понимаю, что я не вернусь.

Смотрю на бескрайнюю пустыню, пытаюсь понять, есть ли там еще что-то...