Шипение:

– Никто там не изображён! Никогда они не существовали! Это рисунок, Зоя. Ну, шшшто, што ты не слушаешь меня! – снисходительное шипение, усталое.

– Я слышу, я просто не могу поверить…

В морской полумгле их лица освещались только страницей Ларж Вики, расширенной энциклопедии, посвящённой гуманоидному искусству прошлого. Страница в своём разделе единственная, на ней архив безграничного кулинарного сайта и фото нескольких руинированных высоток. Но вот в рамке… Что это? Свежее обновление – Картинаааааааааа!..

Километровая толща океана внизу, столько же наверху. Окраина Нью-Айза, кораллового мегаполиса, столицы водяных змей. Именно змей, не змеев. Эволюция когда-то «хомо», доныне «сапиенсов» взошла на очередную ступень.

Днём Прапрамамбой был запланирован домашний урок для Зои по истории кулинарии. А вот, как оно вдруг повернулось. Прямо гипноз какой-то.

– Зоя, чего ты на неё уставилась? Пятый час, Зоя, пора на линьку и в раковину. Вышшше посмотри: это наши предки ели. Пища – это искусство. В этом они жили, архитектура – это искусство. Картинку здесь ошшшибочно поместили. Её это нужно перенести в раздел Вики Медицина: «Девиации последних сапиенсов». Это не фото, это синтезированное изображение, понимаешшшь?

Где-то наверху шла буря, явственно призывая к линьке, ведь это так удобно, когда мотает, омывает, уносит… Но если буря усилится, то в ракушку действительно пора.

На картине, поднявшаяся из океана гигантская мамба тянулась к светлой девочке, стоящей на крутом обрыве. Мамба в эмоциях и в маске, девочка невозмутима.

Зоя спорщица, у неё возраст такой:

– Но ты же видишь, прапра, что они общаются: одна трогает другую рукой. Как могут общаться те, которые не существуют?

– На линьку и в ракушку!

Зоя запрокинула лицо. Над их головами толща воды темнела сквозь люминесцентный сетчатый потолок.

– Всего один раз!

– В День Холода и ни часом раньше! Дочери, не имеющие яда, долшшшны воспитываться под водой!

– Почему? Она же, эта мамба на фото, без отметин холода, значит, юная, значит, она поднялась из воды и с ней ничего не произошло! У меня тоже длинный хвост, у меня…

– Это. Не. Фото. В ракушшшку!

Зоя ткнула пальцем в монитор:

– Стоп, ты права. Они и правда не общаются. На обрыве куколка. Смотри, у неё даже волосы не развеваются на ветру. Стоп, а почему её не сдуло ветром… Она заколдованная! Хочу такую! Мне срочно надо! Я тоже научусь колдовать! Прапра, я цап и мигом назад, я хочу эту куколку!

Когда Прапрамамбе всё же удалось отправить Зою в ракушку, она сказала себе: «Однако… Нельзя душить юный ум необоснованными запретами. Иначе, что вырастет? Дура вырастет упёртая, доска негнушшшаяся... Как моя доченька, мой грех». Прапрамамба неохотно развернула к себе видеофон. Передумала и взяла аудиофон, пошипела:

– Дошшшь?.. Алло-шшш!.. Где ты там…

На дозвоне нудно играл ни больше, ни меньше, как государственный гимн. И это не требования к должности, это веление души: «Слава им! Слава нам! Слава Мамбам, всем родам! Всем родам и видам! Мамба – та, что мстит за нанесённые обиды! Та, что мстит за нанесённые обиды!»

Последняя их ссора произошла, когда острая на язык Прапрамамба не сдержалась и высказала доче, что гимн напоминает ей, старухе, вовсе не о триумфе мутагенного феминизма… Напоминает о чём-то прямо противоположном, извините: о виртуальном борделе предпоследней эпохи… «Если уж поменяли обезьянью часть ДНК на змеиную, могли бы и назваться как-то поприличней, серпентиды, например…» Ох, сколько было шипения: «Ты не понимаешшшь! Имя нашего вида означает месть Мамбы, праматери! Отныне вид состоит лишшшь из матерей! От начала самки были видом, а самцы приспособлением. Неуместно крупным, шшшизофреническим сбрендившшшшим инструментом! Сссмешшшная шутка природы! Но она слишшшком затянулась! Ряд направленных мутаций покончил с ней раз и навсегда!»

Гимн заглох. Услыхала? Ну, наконец-то…

– Ма?.. Когда ты уже начнёшь пользоваться видеосвязью? Шшшто-то случилось? – откликнулся ледяной голос, обгоняя железное эхо.

Холодно поздоровавшись с ней, Прапрамамба, рассказала, что так, мол, и так:

– Я Зое опекунша, но ты ей бабка всё-таки. Сделай там у себя графический анализ, и заключение пришли: «Эта картинка не является фото свидетельством. Она живой рукой нарисована». Раз уж Зое требуется доказательство. Девочка умненькая растёт, загляденье просто, по следу твоего хвоста пойдёт в науку, – и шумно выдохнув через ноздри, добавила, – набегалась я за ней. Зачем ты только…

– Опять за своё?

– …зачем ты, – упрямо закончила мысль чешуйчатая старуха, – сожрала дочь? Нянчилась бы она теперь сама со своей пронырой.

– Партеногенез есть закон! – зашипела Прамамба. – Измена ему карается…

– Измена? Смотреть, это измена? Он был мраморный! А она – фантазёрка. С каких это про от камня исходит тепло?

– С каких? Да всё с тех же, с шестнадцатого века! С последнего касания руки. Да, я знаю, а ты похоже начала забывать от старости, зачем праматери принимали главный закон. Минусовой Закон Табу! Напомнить? Что б нам опять в пробирках не пришлось размножаться. «Пока мамба не достигла Дня Холода, её тело хранит скорлупа и холодная вода океана!» Любое касание тепла может оказаться фатальным. Любое! И ей уже не суждено будет вырасти нормальной змеёй! Она станет различать тепло во всём без исключения и тянуться к нему. Даже если это убогие вирши самцов, подохших тысячу лет назад. Она не оставит попытки передать это тепло дальше. Как одержимая она будет пытаться продлить его дальше, вслепую, неизвестно куда, непонятно зачем. Ты ведь не желаешь Зое такой судьбы? Чтобы однажды стать нормальной праматерью, она должна знать холод и только холод!

Соплячка учёная, нашла кому лекции читать. Прапрамамба не слушала:

– Ой, когда замолчишшшь? Жалко мне внучку, до сих пор жалко. Ушшш такая красавица была, и не в чешшшуе, а в коже, в лазоревой… Гибкая такая… Под солнце всплывёт, потянется… Кольцами то совьётся, то разовьётся. Блестит до кончика хвоста, и небо на ней отражается…

– Даже мысль о самце есть преступление!

– Я, доча, получше некоторых это знаю. В отличие от тебя я-то на воле застала их, гадов…

– Вот и договорились. Будет вам результат анализа, и вообще… Напишу-ка я в администрацию Вики. Тоже мне, археологи нашлись! Пусть удаляют эту гадость с общедоступной страницы, тут дети ходят. Решшшили, раз одни самки изображены, то можно выкладывать, а нарисовал-то, может, самец! Фу, гадость какая.

Прошло четыре дня, три бури и одна линька, последняя, если не считать День Холода… Подбородок держа кончиком лазоревого хвоста, Зоя смотрела в небо, сквозь картинку в своём уме. На общедоступном, то есть детском Ларж Вики, изображение было удалено вместе со страницей. Когда так делают, то выводят первую страницу энциклопедии, где красуется громкое это:

«ВНИМАНИЕ!!! ОСТОРОЖНО!!!

На запрещённых страницах содержится: ТЕПЛОВОЙ АЛГОРИТМ!!!

Воспитательница, помни: алгоритм произведения неразделим с алгоритмом источника!!!

Изображения самцов запрещены!!!

Материалы, синтезированные человеческим самцом: двумерные, трёхмерные и звуковые строго запрещены!!!

Однократное взаимодействие ПРИВОДИТ К НЕОБРАТИМОМОЙ МУТАЦИИ!!!»

Цитата из Минусового Табу, параграф: «Угрозы для партеногенеза, меры противодействия».

Вообще на Вики скучно. По истории нет абсолютно никаких видео-аудио документов. А вот бы заглянуть в прошлое одним глазком! Не ждать целый год ещё. Конечно, в День Холода суша и все страницы Вики откроются Зое. Кожа превратится в чешую, верхнее нёбо наполнится ядом, дыхание станет убийственным для всех кроме сестёр и праматерей. Но как же долго ждать!

Изображение – синтезированное, это Зоя поняла, она умница, ещё какая, но вопросы никуда не делись. Их даже прибыло: «Раз убрали, значит, запрещённое. Запрещённое, если нарисовал самец… Как странно…» Зои снова листала страницы, но мысли текли поверх мешанины букв и цифр: «Автор самец… Он существовал… Мамба и кукла нет, но он – да… Если он мог синтезировать изображение, то мог и куколку? Он сделал её и оставил на обрыве. Для меня! Нет, ну, не для меня, конечно. Тогда для кого? Зачем оставил? Ничего не понимаю. Самец внутри себя придумал девочку? Очень милую куколку в виде нашего предка? Как странно… Почему? Зачем? Сделал и оставил на обрыве… Да нет же, нарисовал… На обрыве… Или нарисовал с натуры? Ведь и так может быть?» Мысли ветвились на сто петляющих ручейков. Любопытство и азарт канули в полноводное будь что будет.

Наверху опять гуляла непогода. Побережье Зоя обогнула на одном дыхании.

Крутолобый скальный обрыв. Никакой куколки в помине. У края сидел немолодой лысый мужик и смотрел в море. То сам он, то звуки губной гармошки яростно фигачили с ветром наперебой.

– Ма-льбрук! В поход собрался! Са-брал! Большую рать!

Мужик выкрикивал слова и заглатывал воздух, как альбатрос большую рыбину.

Без воды трудно дышалось, но воздух сырой, привыкнуть можно. Зоя шустро прозмеилась между камней на пугающую высоту и была встречена грубо:

– Не сотрудничаю! Нате, жрите!

Язык примерно знаком. Низкий голос плохо воспринимается на слух…

– Куууолка, – пропела Зоя голосом бездны, протягивая раскрытую ладонь.

У неё высокий тембр, громкий и чистый. Вряд ли мужик понял, но удивился. Прикрываться локтем от ядовитого дыхания смысла нет. Заставив себя опустить руку, он расслабился и присмотрелся к Зое.

А когда понял, то швырнул под ноги гармошку и натурально взвыл:

– О, чёрт! Я не хотел! Я представить не мог, что кто-то услышит! А ну, брысь в море!

– Куколка?

Мужик выругался, торопливо оглядел излучину, небо, прибой. Праматери, они вроде отчаянья: не угадаешь откуда и в любой момент.

Что такое «не везёт» и как с ним бороться… Попрощался с жизнью? На тебе с ноги напоследок! Отказался сотрудничать. Полностью, по всем фронтам отказался: сочинять, рисовать, музыку херачить. Холодным гадюкам нужны тёплые штуки? Провоцирующие ответное тепло штуки, чтобы вычислять ренегаток? Понятно, чего тут непонятного. Вот пускай сами влезают на вертел, жарятся на нём и параллельно рисуют джоконду! Сами! Ещё вариант: пусть отбраковывают их механическим способом, щуп какой-нибудь придумают, чо! Их проблемы, ага. Без меня. Они не остановятся, они под корень изведут девок, ведущихся на нутряное это тепло. Не отменимое, нескрываемое, не моё, общее! Природное это тепло, гадюки! Да вам без разницы. Как ты, малявка, попалась! Как чёртик из табакерки! На излёте. Хвост бирюзовый…

– Сама ты куколка. В море!

Везде командуют: под водой – в ракушку, над водой – в море…

– В небо хочу!

Ветер шипит песком и струйками камнепада, присвистывает в скальные щели. Волны, откатываясь, шипят… Откуда угодно, в любую секунду… Беги.

Мужчина схватил её поперёк, неловко, клубком, но – фигушки… Зоя легко вызмеилась, обвила его. В руки – на шею – в руки. Весело и как будто таешь.

– Ку-кол-ка! Где? Тут? Тут? Тут? – за пазуху, по карманам.

Нахалка, ещё и по карманам лазит! А кстати…

– Смотри: вот куколка!

Нашарив свободной рукой зажигалку в виде голой бабы, он щёлкнул, закрыл и швырнул насколько мог далеко в мутные волны обеих: её и её.

Затем обратился к небу:

– Путь не заметят! Пусть удерёт! Чёрт раздери до сраки в говно эту сраную жизнь, будь она проклята, и баб этих, змей этих, и не поймают её никогда! Последнее моё, сука, желание!.. Каааароль! Ааанри четвёртый! Он славный был король!..

Зажигалка могла гореть под водой… На ней оживал круглый огонёк величиной с горошину всех оттенков синего, ультрамаринового, голубого. А если прибавить пламя, оно меняло цвет и тянулось до солнца на острие.