Владику думалось, что жизнь, которая бурлит вне стен дома, ненастоящая: ненастоящие дворники, очищающие от листьев сырые промозглые улицы, потому что настоящие люди не будут заниматься такой отвратительной работой; ненастоящие дети, которые выгуливают собак, потому что настоящие родители не стали бы заводить собак; ненастоящие мамы, которые умилённо улыбаются своим малышам, потому что настоящие мамы так часто не улыбаются; ненастоящие папы, которые бегают за детьми в парке, потому что настоящие папы работают и не играют с детьми. Временами Владику казалось, что и школа его ненастоящая, потому что в настоящей школе не стали бы объяснять то, что он уже знает, и потому что не бывает учителей, обзывающих ребенка тупицей лишь потому, что тот задумался и не успел ответить. Все это было ничто по сравнению с удушающим страхом, когда мальчику мерещилось, что он сам ненастоящий, в такие моменты он щипал себя за нос, дёргал за ухо, или прикусывал, как младенец, палец. В зале над диваном в белой рамке висела свадебная фотография, где папа и мама держались за руки и счастливо улыбались. Влад и не помнил маму такой счастливой. Папа ушёл от них, и теперь мальчик видел его только по выходным и праздникам. При встречах родители часто ругались, но даже когда молчали, казалось, в самом воздухе висит что-то тревожное.

– Почему ты злишься на папу? – как-то спросил Владик маму.

– Я злюсь не на него, а на себя… – задумчиво произнесла мама, – потому что всё еще его люблю.

– А почему тогда вы не вместе? И разве он тебя не любит? Разве возможно разлюбить, кого полюбил? – осыпал ее вопросами сын.

– Мы не можем быть вместе, потому что слишком, слишком разные. Единственной точкой соприкосновения был ты, но даже в вопросах воспитания мы с отцом не сходились. Как говорится, от любви до ненависти один шаг. Слышал такое выражение? А у твоего отца оно с уст не сходит, как и все его непоколебимые принципы, такие, например, как не входить дважды в одну реку.

– Что это значит, мам?

– Подрастёшь и поймёшь.

Владик догадывался, что как ни печально, папа не вернётся к ним. Мальчик учился в первом классе, а мнил себя уже большим – некоторые игрушки и сказки казались ему детской забавой, в голове гудел рой путанных, взрослых мыслей, например, ему было известно, что если человек умрёт, то никогда больше не сможет обнять близких, но зато у него отрастут крылья, он станет ангелом. И самое главное: Владик точно знал, что Деда Мороза не существует.

На Новый год Дед Мороз не усыпал улицы снегом и не исполнил его желание, хотя Владик не сказал о своем желании даже маме, думая, что об этом никто не должен знать. Решив подкараулить Деда Мороза, мальчик увидел, как среди ночи мама кладет под ёлку для него подарок. Утром она сказала, что он от Деда Мороза, но Владик, конечно же, не поверил. Когда мальчик признался папе, что не верит в Деда Мороза, тот, взъерошив его волосы, подтвердил, что он стал совсем большим.

Приближалось Рождество, а снега так и не выпало, дворы и улицы с оголёнными деревьями омрачали серостью, даже тонны шаров и гирлянд не добавляли праздничного настроения. Владик бежал за мамой, глотая холодный воздух. Они опаздывали в кукольный театр на представление. Владик знал, что мама хотела его порадовать, покупая билеты, знал, что временами денег не хватало даже на то, чтобы купить его любимые хлопья для завтрака, отчего ему приходилось давиться безвкусной кашей в школе, поэтому не мог признаться, что ему совсем не хочется наблюдать за куклами на сцене. С огромным удовольствием он пошёл бы сейчас с отцом в бассейн или на каток…

Как Владик и думал, кукольное представление ему не понравилось. Единственное, что вызвало у Владика улыбку – была морковка, вернее откушенный собакой нос снеговика.

Потом всех детей и родителей – к удивлению Владика, там были и папы – пригласили к ёлке, очень высокой, идеально ровной конусной формы, от самой макушки усыпанной игрушками и разноцветными шарами. Владик презрительно наблюдал, как некоторых ребят, кто не успел перед спектаклем нарядиться, торопливо облачали в маскарадные костюмы. Зашуршали пышные юбки маленьких принцесс, под льющуюся из колонок музыку запрыгали медвежата, зайчики и белочки. Как не старалась мама упрашивать Владика, он наотрез отказался надевать белую рубашку, и теперь выделялся в этой пёстрой нарядной массе своим поблёкшим от стирок свитером с Микки-Маусом. Отец тоже редко надевал белую рубашку, а мальчику больше всего хотелось ему подражать. Владик даже кидал грязные носки в угол через всю комнату, как раньше отец, сопровождая свой бросок воплем.

Владик рассматривал игрушки на ёлке, с досадой размышляя о том, что без снега не хочется и праздника. Он обошёл ёлку и остановился возле стеклянного аэростата со снеговиками в корзине. Расписная игрушка показалась ему необычной.

«Было бы здорово, если бы шар со снегом полетел туда, где не выпадает снег», - подумал он, подталкиваемый в центр зала мамой.

В театре нарастал смех и гомон, дети носились друг за другом, прячась за бархатные, рубинового цвета портьеры, а Дед Мороз всё не шёл.

– Дед Мороз не придёт, – высокомерно сказал Владик стоявшей рядом с ним напудренной добела девочке в белоснежном пышном платье.

– Почему? – вскинула брови девочка.

– Потому что его не существует.

– Существует, существует. Сейчас увидишь, Фома неверующий.

Человек, переодевшийся в огромную собаку, и проплывшая на носочках в зал Снегурочка предложили дружно позвать Деда Мороза.

Когда Дед Мороз всё-таки появился и спросил, какой год наступает, пообещав за быстрый ответ конфетку, а дети заверещали, хором выкрикивая, что наступает год собаки, Владик с тем же безразличием бросил:

– Как можно быть такими глупыми, ведь он ненастоящий.

– Почему ты так думаешь? – спросила девочка, обиженно надув губы.

– Почему, почему, – передразнил Владик. – А ты другие вопросы умеешь задавать? Эй, – громко позвал он девчонку, пытаясь перекричать музыку. Ему не хотелось ее обижать, просто хотелось показать, какой он взрослый и знающий. – Хочешь, я научу тебя понимать, что настоящее, а что нет?

Мама, стоявшая позади, шикнула на Владика, и тогда он немного тише добавил:

– Ёлка тоже ненастоящая, потому что она не пахнет, и с неё иголки не сыплются. И Снегурочка ненастоящая, никакого волшебства сегодня не будет.

– А вот и посмотрим, – вытащив розовый язык, девочка отвернулась к отцу.

Дед Мороз в это время собрал детей в круг, пританцовывая, все начали угадывать загадки про животных. Чуть позже он извлёк из коробки с двойным дном ватный шарик, показав до этого быстрый фокус с его исчезновением, и позволил детям им пуляться в него. Владика раздражали все эти милые дети, наивно радующиеся обычным трюкам, ему хотелось настоящих фокусов. Ещё хотелось, чтобы хороводы быстрее закончились, а мама купила бы сладкой ваты, аромат которой так и витал в воздухе, щекоча ноздри, как невидимая липкая паутина.

И тут к его радости на средину зала вышел отец напудренной девочки и стал показывать фокусы с монетами, растворяющимся то в ладонях, то в воздухе. Он был с большим животом, в кудрявом белом парике и тоже, как и дочь, обильно, смешно припудрен, отчего напоминал снеговика. Полный предвкушения, Владик во все глаза смотрел на него и на монеты, которые вдруг стали сами собой выкатываться из карманов и сумок взрослых, собираясь у его ног. Из монет, накатившихся почему-то очень, очень много, выросла горка, такая огромная, что скрыла этого толстого человека до подбородка. Поднявшись в воздух, как невесомое облако, монеты вновь стали рассыпаться, падать золотыми, легкими, как снег, хлопьями. Усыпав ветви ёлки, подобно конфетти, монетки покатились по паркету и дальше по ногам, по одеждам людей, послушно прячась обратно в карманы и сумки. Такого чуда Владик никогда не видел, хотя уже не раз ходил в цирк.

Дед Мороз со Снегурочкой и детьми заставили с помощью считалочки гореть гирлянды на ёлке и уже водили хоровод, напевая «В лесу родилась ёлочка…», но Владик не мог оторвать взгляда от загадочных посетителей театра. Он и не слышал слов привычной новогодней песни, голоса взрослых и детей будто звучали в отдалении, а из динамиков в углах холла гремела совершенно иная мелодия. Вначале ему показалось, что исполняют песню на английском языке под камерные инструменты, с переходами то на гитару, то на фортепиано. Владик посещал до школы курсы английского языка, так что смог различить отдельные слова: snow и holiday. Он услышал и мелодичные слова на французском, который теперь изучал дополнительно в школе. Проскользнуло несколько слов то ли на японском, то ли на китайском, или еще каком-то, – другие языки Владик не различал, но ему хотелось подпевать. На этом чудеса не закончились: напудренная девочка стала бегать по залу и раздавать взрослым маски, украшенные перьями, блёстками и бисером. В театре погасли люстры, вместо них зажглись непонятно откуда взявшиеся, подвешенные к потолку лампы со свечами, в воздухе запахло топлёным воском, а по стенам запорхали, как бабочки, разноцветные отблески от мигающих гирлянд. Подобно детям, родители смеялись и кружились у ёлки, будто маски добавляли им раскованности, а когда фокусники сказали, что ёлка сплошь украшена шоколадом, пряниками и леденцами, умилённо наблюдали за детьми, кинувшимся срывать с колких ветвей сладкие игрушки. Понимая, что конфеты – это вовсе не конфеты, а проделки фокусников, Владик всё равно не удержался и протянул к ёлочной игрушке руку.

Через миг поток людей хлынул к гардеробной, а Владик, придерживаемый мамой за плечи, удивлялся, что никто не хлопал фокусникам. Они тоже двинулись к выходу, доставая номерки для одежды. Владик быстро застегнул пуховик и, ожидая, пока оденется мама, всё ломал голову, почему не было взрыва оваций, почему люди вели себя так, будто каждый день наблюдают подобные фокусы. Неожиданно, заметив в дверях что-то белое, Владик рванул на улицу, посмотрел в разные стороны, в глубь вытянувшегося впереди парка, но фокусников и след простыл. На его руку, сжимающую шапку, упала снежинка, и Владик поднял взгляд в рябое небо: огненный шар со снеговиками поднимался к облакам, всё выше и выше, пока не скрылся за одним из них. Народ медленно расходился и, кажется, кроме застывшего на приступках Владика, никто не замечал аэростата. Мальчик протер кулаками глаза: аэростат исчез, но с неба падал крупными, пушистыми хлопьями снег, поблёскивая в лучах морозного солнца.

– Вот и долгожданный снег, как по заказу. Хочешь, прогуляемся по центральной аллее? – предложила Владику показавшаяся в дверях театра мать. – Посмотрим, как город украсили. Только шапку надень, а то заболеешь.

Она хотела его отругать за то, что убежал один из театра, но передумала, заметив, что ребёнок чем-то обеспокоен. Мальчик не грустил, но, действительно, размышлял: неужели всё ему померещилось в праздничном хаосе и блеске ёлочных огней. А как хотелось, чтобы хоть иногда чудо было настоящим!

В приятной задумчивости, каждый в своих мыслях, они спускались к набережной. Возле переливающихся цветными лампочками шаров, башмаков и оленей фотографировался народ. Светодиодные фигуры были огромными – выше человеческого роста и так хаотично расположены друг от друга, что казалось, будто упали с гигантской ёлки.

– А можно я желание загадаю? – спросил Владик, заметив Деда Мороза.

Дед Мороз с весёлыми хмельными глазами, узнав, что ему не собираются платить, не стал слушать. Махнув помощнику с фотоаппаратом, он отвернулся от Владика, но тот не отставал, пытался рассмотреть, как держится борода.

– Сто рублей, сто рублей, я же сказал, – Дед Мороз тряс рукой с пустым красным мешком, отталкивая от себя мальчишку.

– Ага, ты не Дед Мороз, – выкрикивал Владик. – У тебя и посоха нет, и вместо сапог чёрные ботинки.

Другие дети тоже кинулись к Деду Морозу, стали тянуть за тулуп.

– Дамочки, уберите своих детей, если не собираетесь фотографироваться. Я здесь не просто так стою.

– Посему Дед Молоз убегает, я себя холосо вела, – захныкала девочка лет четырёх.

Мать потащила Владика за руку, а он продолжал выкрикивать: – Он не настоящий, а поддельный, нужно полицию вызвать.

– Прекрати себя так вести, – возмутилась мама. – Если ты не веришь в Деда Мороза, это вовсе не значит, что в него не верят другие дети.

– Это ты мне не веришь. Вдруг он украл одежду у Деда Мороза и переоделся в него?

Они уже дошли до спуска в метро, когда мать сказала Владику: – А я уж было подумала, что ты у меня повзрослел.

– Что же теперь делать? Я ведь и не для себя хотел желание загадать. Придётся целый год ждать, – вздохнул мальчик, видимо, как-то по-своему расценив её слова. – Может, лучше Деду Морозу написать заранее?

– Ну, если не для себя, тогда к Богу лучше обратись.

– Но как Бог меня услышит? Он же на небе.

– Бог всегда всё слышит и замечает. Смотри, как красиво кругом становится, белым-бело, это Бог украшает наш город.

Мальчишка поднял голову к небу, будто ожидал там увидеть склонившегося над городом Бога. Снег падал ему на лицо и тут же таял. Несколько снежинок повисли на его ресницах.

– Боженька, прошу тебя, сделай так, чтобы мама чаще улыбалась, – прошептал Владик, как можно тише, но мать услышала его просьбу. – Чтобы мы все чаще улыбались, – смахнув снежинки, добавил он.

Мать прижала сына к себе, размышляя о том, что Владик даже взрослее, чем она думала.

– Твоё желание обязательно исполнится, только… – произнесла мать, чувствуя, как глаза щиплет от слёз, – если ты веришь хоть немножко в чудо.

Снег сыпал и сыпал, припорашивая город, налипая на волосы, капюшоны и шапки прохожих. Круглое, как шар, солнце уползало за горизонт.

­– Я верю, – ответил Владик. – Я теперь во всё верю: и в Деда Мороза, и в волшебных снеговиков, и в Бога.

Под самое Рождество, как мама сказала, в сочельник, – мальчик раньше и слова такого не слышал, случилось невероятное: папа вернулся. Он просил прощения, стоя перед мамой на коленях, а когда она, улыбаясь, ответила, что обещает над этим подумать, сгреб их обоих в охапку и расцеловал. Поздно вечером мама накрыла стол белой скатертью, поставила большое блюдо с крольчатиной под сметанным соусом, заметив, что это непозволительная роскошь для их семьи, но сегодня они будут пировать. Потом она зачем-то упрашивала Владика съесть хоть ложечку кутьи, напоминающей мальчику школьную кашу, от которой его уже тошнило, а папа играл с ним в лото, наставляя его, что всего нужно добиваться самому, что человек – кузнец своего счастья. Мама с ним стала спорить, убеждая, что их семье помог Бог. В голове Владика опять началась путаница, но он был счастлив, как никогда в жизни. Так счастлив, что даже щипал докрасна себя за нос.

– Что за дурная привычка? – безобидно ругала мать. – Дощипаешься, что нос отвалится, как у того снеговика в театре.