Солнце садилось, и от лучей, проникающих через квадратный проём двери, чердак окрашивался серой бронзой. Марте думалось, что весь мир погружается в такую же серовато-бронзовую пелену.

На чердаке пахло пылью, а с балок свешивалась, как рыбацкие сети, паутина, но Марта сюда забиралась в моменты тоски или, как сегодня, прячась от докучающих ворон. Марте нравилось копаться в ящиках с барахлом, разговаривать вслух, представлять, насколько для бабушки была важна та или иная вещь, и дожидаться луны, вылавливая взглядом её первые очертания. На чердаке хранилось овальное зеркало в деревянной резной оправе, очень тяжёлое и старинное, но в полумраке Марта боялась в него заглядывать, поэтому накинула на него холщёвую ткань, найденную в одном из ящиков. Она заметила, как ветер треплет края ткани. Марта представила, что там бьётся ворона  – утром эта птица взгромоздилась на забор и оттуда нагло на неё поглядывала. Её окатила волна лёгкого ужаса, но она попыталась направить мысли в другое русло…

Вот замок, самый настоящий, стоит посмотреть вниз и становится понятно, насколько возвышается одна из его башен. Из окна башни открывается чудный вид на поля, очерченные квадратами, как на шахматной доске. Теперь с наступлением вечера на них падает темнота. Мир меняется, он становится эфемерным, и нужно быть готовой к любым опасностям.

Марта похлопала по карманам джинсового сарафана, проверяя на месте ли её гири – пешки. Башня должно быть уже летела, потому что остались видны лишь несколько квадратов земли, дальше чернела пропастью пустота. За спиной раздалось шуршание, и Марта бросила быстрый взгляд на зеркало, воображая, что её преследуют стаи ворон, которые вылетели из старого зеркала, чтобы выклевать ей глаза.

– Неужели худышка Марта боится?

– Глупости.

– Ты нас потеряешь ещё быстрее, чем слона, и если человек-путаница не заметил пропажу одной фигуры, то пропажу ещё двух точно заметит. Как ты умудрилась потерять слона? Даже не помнишь, где последний раз его оставляла? Может на пруду? Да, точно, ты ходила с ним плавать на пруд.

– Замолчите. Гири не могут говорить. Вы нужны только для того, чтобы меня не сдуло ветром.

– Не сердись, худышка Марта.

– Я вот что скажу: человек-путаница скоро так запутается, что забудет не только про слона, но и в каком мире живёт. Вчера он сказал, что уже мёртв.

– Он сказал, что стух. Наверное, он воняет, как тухлое яйцо, как тухлое куриное яйцо, хотя почему куриное, может, воронье яйцо. Ты нюхала его? Понюхай, может, правда, он воняет.

– Он ещё не мёртв, ясно вам? Заткнитесь. Лучше заткнитесь, безмозглые деревяшки.

– Мы не пророним больше ни слова.

– А вам никто и не позволит.

Марта со злостью поставила чёрные пешки  на торец ящика и, чуть не перевернув другие ящики, громоздившиеся пирамидами, присела на корточки у коробки из-под обуви, в которой лежали вперемешку открытки и письма…

Она думала о деде, он вечно что-то терял, забывал имена, даты, он часто ворчал и всем был недоволен, но Марта его любила. Дед грустил после того как умерла бабушка, он говорил, что любая мелочь, напоминающая о ней, вызывает грусть, а поскольку ему было жалко отдавать её вещи, он потихоньку стал перетаскивать их на чердак. В итоге здесь оказалась бабушкина швейная машинка, шторы, которые она когда-то сама сшила, несколько полок с книгами и даже деревянная грядушка от её кровати. Дед так увлёкся вычищением дома от бабушкиного духа, что не мог остановиться. Иногда Марте думалось, что проснётся и увидит голые стены, без обоев. Дед никогда не продаст этот дом, как бы её родители не пытались его уговорить, а если так и дальше дело пойдёт, растащит его на мелкие части.

Марта вытащила стопку писем. В одном из конвертов были сложены пожелтевшие листы. Она развернула первый лист и заскользила взглядом по строчкам, исписанным синими чернилами:

 «Пожалуй, начну с того, что чем старше, вернее старее я становился, тем больше стремился к уединению. К моей радости, семья единогласно поддержала идею переезда в какое-нибудь глухое, но красивое место, поближе к природе. И вот мы купили этот дом на берегу пруда. Из сада дорожка ведёт к мостику на сваях. Такие мостики тут у каждого соседа, чьи участки расположены у воды. Соседи не навязывают своего общества, так что я в полной мере наслаждаюсь тишиной. А когда хочу погрузиться в уединение еще больше, отправляюсь гулять в перелесок или переплываю в лодке на другую сторону пруда, поросшую рогозом. И там, в шелесте рогозовых зарослей вспоминаю о той, которую так и не смог выкинуть из своего сердца…».

– Ты все грядки водой залила,  – закричал снизу отец. – Где тебя черти носят?

Марта запихнула листы в карман и взяла пешки.

– Ой, папочка вернулся.

– Я его не боюсь.

– Конечно, конечно. И всё-таки он тебя больше не любит.

– Он полюбит, вот увидите, полюбит! Я буду много кушать, и вместо худышки он вновь станет называть меня пончиком, как раньше, когда я была совсем-совсем маленькой.

– Какого хрена тебя туда понесло? Сейчас же спускайся, паршивка. Если упадешь и сломаешь свои тощие ноги, носить на руках не стану, так и знай. Будешь в потолок целыми днями плевать.

– Какой злюка!

– Вовсе он не злой, он просто устал.

– Он тебя обозвал паршивкой. Отруби ему голову, скинь ему на голову молоток.

– С кем ты там разговариваешь?

Марте вздрогнула, ей показалось, что отец крикнул над самым ухом.  Она выронила шахматы на пол. В воздухе засеребрилась пыль.

– Отчеши нас.

– Может вы имели в виду, оттряхни?

– Да, да, отряхни. Скорее.

Марта подняла пешки и сдула с них пыль.

– Тебе придётся набраться храбрости и спуститься вниз, чтобы сразиться с вороной в облике отца. Миром правят вороны, но ты же знаешь, что они только каркают, от их жадности и тупости один вред.

– Не несите чушь! Воронам нужны свалки. Не думаю, что они хотят править миром. Зачем им это?

– Как зачем, худышка Марта? Они хотят превратить в свалку весь мир. Вся надежда только на тебя. Если ты их убьёшь, то сможешь вернуть украденные сны.

Марта выглянула в проём двери – чернота, как и в её снах. Каждую ночь она клала голову на подушку и проваливалась в эту черноту, а если случалось проснуться среди ночи, долго ворочалась в постели, мучаясь от бессонницы.

– Завтра я уберу эту грёбаную лестницу, – пригрозил отец, когда Марта спустилась на землю.

Отец дымил сигаретой, опираясь на забор. Вид у него был гневный. Марта посмотрела на него снизу вверх, она собиралась упросить отца не убирать лестницу, но потом решила, что с ним сейчас лучше не спорить.

– Ладно, не смотри, как побитая собака, – буркнул отец. – Давай поищи в холодильнике из чего можно приготовить ужин.

Марта забежала в дом и застала деда, согнувшегося у шифоньера с бадиком. Рядом на столе была раскрыта шахматная доска и расставлены фигуры. Недоставало трёх.

– Чем ты занят дед? – полюбопытствовала Марта, возвращая пешки на шахматную доску.

– А, ну-ка глянь, – махнул рукой дед, – куда-то закатились три чёрные.

– Разве? – Марта попыталась изобразить удивление. – Не хватает лишь слона, который давно потерялся. Ты каждый раз его ищешь, дед.

Шаркая ногами, дед протопал к столу и внимательно посмотрел на шахматы. Почесал изморщиненный лоб.

– Да, верно, – растерянно произнес он. – Старость знаешь, чем плоха?

– Чем?

– Забывчивостью, немощностью и трусостью. А когда-то ведь даже участвовал в чемпионате мира по шахматам. Понимаешь? Ладно, шут с этим слоном. Хотя, лучше бы потерялась одна из пешек. Давай-ка сыграем.

– Ты же считаешь, что это не женский вид спорта.

– Что ты мелишь? Шахматы для меня вообще не спорт, когда-то это была моя жизнь. Понимаешь?

– Дед, ты говорил это сто раз.

– Сто раз, сто раз, я тебе это и в сто первый раз скажу. Мне пришлось многое в жизни изменить, и совсем не так, как хотелось. Мне кажется, что я упустил что-то важное… – дед сделал первый ход белой пешкой. – Хотя в старости уже ничего нельзя изменить, особенно, когда солнце закрывает плотная тень. Я больше не радуюсь солнцу, понимаешь, как тебя там?

– Марта, меня по-прежнему зовут Марта. А я думаю, изменить что-то в жизни никогда не поздно, – возразила Марта. Ей хотелось помочь деду, но она не знала, как.

– Научись играть в шахматы, а потом рассуждай про жизнь. Не жалей пешки, но и напрасно ими не раскидывайся, они могут сохранить жизнь другим, более значимым фигурам. И запомни, если не умеешь ставить спёртый мат, не используй коня в начале игры, а то противник загонит его в угол. Доведи пешек до центра, а потом уже выводи коней.

Первая партия была окончена вничью, мёртвой позицией у обоих, а вторую партию дед без труда выиграл.

– Мат, – радостно воскликнул дед, убрав с поля чёрного короля Марты. – Тот, кто делает первым ход, будет всегда на шаг впереди, – но тут же сник, уставился в одну точку. – Я думал, что мне не хватило таланта, но не в таланте дело. Я просчитался. Понимаешь? Хотя, что ты можешь понять, девчонка?

– Я твоя внучка Марта, а не просто девчонка.

– Внучка? И что же это меняет? Ты же девчонка. Ты знаешь известных женщин-шахматисток?

– Да ну тебя, дед. Пойду что-нибудь сготовлю.

Ночью Марта перебирала перья в ловушке для снов у изголовья кровати и слушала разговор деда с отцом.

– Мне надоело пахать на твоём огороде, – донёсся голос отца. – Лето скоро закончится, бать, надо что-то решать с домом. Давай сходим к нотариусу, напишешь доверенность. И никаких тебе больше забот.

С кухни раздался грохот. Наверное, дед вскочил и перевернул стул, или запустил бадиком в отца, – подумала Марта.

– Я ничего подписывать не буду, ясно? – прохрипел дед. – Я итак всегда жил не для себя, дайте хоть подохнуть, где хочется.

Дальнейший разговор Марта не слышала. Она вспомнила про найденные на чердаке письма, а может, записи из дневника. Листы не были пронумерованы, и она стала читать так, как они были сложены, один за другим:

«С Катенькой я познакомился на шахматном турнире в Москве, она приехала с отцом. Отец её играл против меня, и одержал победу. Я не был разочарован проигрышем, меня ослепляла Катина скромная красота – румянец на щеках, добрая улыбка, при этом простушкой её нельзя было назвать. Катенька не была моей первой любовью в жизни, однако с её появлением душа моя встрепенулась, ожила, не зря говорят, что когда влюбляешься, пробуждаешься от сна. Мы жили в разных городах, поэтому наши встречи были редкими. Мне искренне хотелось заботиться о ней, но что я мог дать на расстоянии, кроме ласковых слов и подарков. Катенька ждала от меня решения, я это чувствовал и понимал…».

Марта прочитала еще несколько строк о тоскливых осенних вечерах с изморозью за окном, трогательных молчаливых встречах и несказанных словах, а потом чернота наползла, как густой туман. Точно тростинка или песчинка, Марта летела и кружилась, ей было легко.

***

Следующий день выдался душным, духота стояла с самого утра. Марта решила искупаться, но обнаружила, что вода сильно затянулась ряской. У воды было приятно находиться, от неё шла прохлада, но просто сидеть было скучно. Тогда она обрызгала водой нагретую солнцем резиновую лодку и, отцепив её от колышка, неуклюже забралась в неё, чтобы немного поплавать. Управлять лодкой было сложно, но она кое-как переплыла на другой берег. От жары воздух дрожал, дрожал рогоз, дрожала вода. Марте мерещилось, что она сама дрожит, как пламя свечи, что капли поднимаются с поверхности воды, и скоро река испарится, и она тоже испарится. А может, кто-то глядя на нее из-за кустов, тоже видит ее дрожащей? В карманах сарафана лежали те же пешки – она их пометила с обратной стороны, на одной поставила плюс, на другой минус. И теперь пешки впивались в бёдра. Тогда Марта достала шахматные фигуры и поставила на перекладину рядом с собой.

– Наверное, вам тоже жарко? Только не толкайтесь. Если упадете, утонете, как слон.

– Да, худышка Марта, мы будем крепко держаться.

– Чем? У вас же нет рук.

– Мы утяжелим зад.

– Утяжелите зад? Ну что ж, хорошо. А теперь я буду читать, сидите молча.

Марта развернула пожелтевший листок:

«… В одну из наших встреч я сказал Катеньке, что мы больше не увидимся. Это решение далось нелегко, но я не мог иначе. Катенька была ранимая, хрупкая, как цветок, немного избалованная, а мне нужна была женщина, на которую можно было бы во всём положиться. На тот момент я отказался от своей мечты быть великим шахматистом и занялся пчеловодством и торговлей мёдом. Я подумал, что с моей стороны будет неправильным взвалить на её хрупкие плечи тяжкие заботы. Она рождена, чтобы её холили и лелеяли, а мне нужна была женщина – партнёр по жизни, с кем можно будет советоваться. Уже намного позже я говорил сыну – цени не ту, которая готова броситься вместе с тобой в огонь, а ту, которая тебя остановит от этого шага. Но был ли я прав?».

Марта оторвалась от чтения, прислушиваясь к шелесту рогоза. Мысленно Марта перенеслась в то время, когда дед вот также сидел в лодке в этих зарослях и думал о своей жизни. То, что это писал дед, Марта почему-то не сомневалась. Ей думалось, что рогоз хранит эти воспоминания и прошепчет о них своим шелестом. Может, дед хотел бы написать, что очень сожалеет, но забыл адрес Катеньки? – размышляла Марта.

Неожиданно рядом с ней раздался треск. Марта повернула голову и увидела цаплю. Та стояла на одной ноге и, вдруг, чего-то испугавшись, поспешила спрятаться в сухих зарослях.

– Ты тоже её видела? – кто-то громко её окрикнул.

Только тогда Марта заметила мальчика, который сидел в тени клёна на мостике, свесив ноги в воду. Видимо, он находился там давно, но Марта была так увлечена чтением, что его не заметила.

– Кого её, цаплю? – переспросила Марта. – А что?

– Никогда не видел тут цаплю.

– Наверное, это к удаче, – предположила Марта.

Мальчик пожал плечами, будто отвечая: «Да, наверное, к удаче».

– А что ты делаешь? – спросил мальчик.

– Ищу слона, – сказала Марта. – Случайно, не находил слона?

– Это типа шутки «купи слона»?

– Не, я серьёзно, потеряла слона. Наверное, он утонул.

– Я бы нырнул за твоим слоном, но, к сожалению, не умею плавать.

Марте понравилось, что мальчик не стал задавать лишних вопросов. С ним было необычайно легко разговаривать, хотя она понимала, что он и не догадывается, о каком слоне речь. Мальчик показался ей смешным – с раскрасневшимся лицом, косыми глазами и большими круглыми ушами, напоминающими локаторы.

– Меня зовут худышка Марта, – улыбнулась Марта, подплыв к мостику. – А тебя?

– Тогда меня… – немного задумавшись, произнёс мальчик, – Большое ухо.

Марта рассмеялась.

– Забирайся ко мне в лодку, Большое ухо.

– Нет, спасибо, как-нибудь в другой раз.

– Ну как знаешь.

– А тебе не интересно узнать, почему Большое ухо? – спросил мальчик.

– Я… решила, что из-за твоих ушей, – призналась Марта, ожидая от него подвоха. Она представила, что вырвалась из своего тела и посмотрела на себя со стороны. Видок ещё тот, – про себя вздохнула Марта. Ей не нравилась её угловатая худоба.

– Я люблю слушать, – тем временем рассказывал Большое ухо. –  Я слышу воду, деревья и даже воздух. Слышу тишину. Например, сейчас очень громкая тишина.

– Что значит, громкая тишина?

– Ну, когда тишина сильнее, чем обычно, которая как бы предупреждает: берегитесь, скоро как бабахнет.

Через час, действительно, послышались раскаты грома, и пошёл ливень, но до этого момента они успели о многом поговорить. Марта рассказала, что они здесь только на лето и скоро уедут, что мать работает, что она вообще всегда, как неуловимая тень, что отец пытается уговорить деда продать дом, потому что дед стал старым и за ним некому тут ухаживать, что отец больше её не любит, потому что она стала худой, и раньше она набивала карманы камнями, чтобы её не сдуло ветром, но теперь носит гири.

– Вот они, – показала Марта на пешки, прежде чем их спрятать снова в карман. – Если думать, что они тяжёлые, то так и будет.

– Отец много пьёт, – продолжала Марта, – поэтому дед про него говорит – пропащая душа, а я раньше думала, что пропащая душа – это человек без души, как деревяшка.

Ещё Марта рассказала, что человек-путаница каждый день учит играть её в шахматы, а она вынуждена притворяться, что ей это нравится, чтобы его порадовать, ведь больше никто не хочет с ним играть. И вовсе он не жестокий, как думают её родители, хотя и ненавидит бабушку, даже её дух. Всё это Марта говорила быстро и когда закончила, не надеялась, что Большое ухо хоть что-то понял.

– Значит, ты хорошо играешь в шахматы? – спросил Большое ухо.

– Человек-путаница говорит – быстрее слона научить танцевать. Ну, то есть плохо.

– Я понял. Но не думаю, что этому путанице было бы интересно играть со слабым игроком, если он сам хорошо играет.

– Может, ты и прав… Мне его жаль, – добавила грустно Марта.

– Почему?

– Он чувствует, что скоро умрёт. Недавно сказал, что стух, и что солнце больше не светит.

– Ясно. А мои бабушка и дедушка давно умерли, я даже их не помню. У каждого своя судьба, как Бог решит.

– А я не верю во всю эту чушь про судьбу. Вот смотри, – Марта достала свои пешки. – От меня зависит их судьба, я могу их выкинуть сейчас в кусты, но не выкину, потому что не хочу расстраивать деда, я итак потеряла слона. Поэтому если есть тот, кто выше нас, кто распоряжается нашими судьбами, он тоже много раз подумает, прежде чем оборвать чью-то жизнь, тем более одно дело – бездушные пешки и другое – люди. Зачем Богу вообще забирать чьи-то жизни? Так что… нет, тут должно быть другое объяснение.

– Не думал, что встречу кого-то умнее себя.

– Какая заносчивость! Ты думал, что самый умный?

– Мне впервые говорят о заносчивости. Если честно, мне было приятно думать, что, по крайней мере, умом я не обделен.

– А ты чем-то обделен? – спросила Марта, тут же об этом пожалев.

– Раз уж ты не догадалась, пусть это будет моим секретом.

Конечно, Марта сразу догадалась – по его скрюченным и худым, даже худее, чем у нее, ногам. Именно поэтому он не гонял с другими мальчишками мяч, а сидел на мостике у воды. Именно поэтому он отказался залезть к ней в лодку.

– Я даже рад. Теперь у меня будет свой секрет, а то приходилось молчать только о чужих секретах.

– О чём ты?

– Когда дома собираются гости, я слышу всех и каждого, когда как другие слышат только тех, с кем разговаривают. Бывает так, что не нарочно подслушиваю чьи-то секреты.

– А хочешь узнать мои секреты?

– Ну, если ты после этого не потребуешь, чтобы я раскрыл свой секрет, то валяй.

– Не потребую, – уверила Марта. – Я ужасно боюсь ворон. Я заметила, что эти паршивые птицы стали меня преследовать, как только я повесила над головой ловушку для снов из их перьев.

– А зачем тебе ловушка для снов?

– Значит так! – воскликнула Марта. – Назначаю тебя своим Хранителем секретов.

– У тебя их много? – Большое ухо подался вперёд.

– Ну, ну, – пригрозила пальцем Марта. – Не всё сразу. Если завтра ты не опоздаешь и в это же время будешь меня тут ждать, то узнаешь другой секрет.

В этот момент небо заволокло серыми тучами, раздались первые раскаты грома, и Марта распрощалась с Большим ухом.

***

К вечеру у деда поднялась температура, он лежал пластом и матерился. Вызвали скорую помощь, но машину не присылали больше часа. И поскольку у отца не получилось сбить температуру, он решил, не дожидаясь скорой, отвезти деда в районную больницу.

«Я надумал уйти от семьи, когда сыну исполнилось тринадцать, он был достаточно взрослым, чтобы меня понять. Я знал её адрес и написал короткое, но романтичное, на мой взгляд, письмо, в котором признавался, что не могу без неё найти покоя. Она ответила, что давно вышла замуж и растит троих детей, что не любит мужа той любовью, какой любила меня, но и меня больше не любит, внутри что-то сломалось, как часы, которые продолжают тикать, но показывают неверное время. И хотя она прямо меня ни в чём не винила, я решил, что именно во мне причина её страданий. С тех пор я заставлял себя о ней не думать. И у меня это получалось: семья, пчёлы, пасека, дача. Время с каждым годом летело быстрее и быстрее…».

Марта дочитывала последнюю запись, строки плясали перед глазами. По черепичной крыше и водостоку громко барабанил дождь. Ей было страшно и тревожно. Она боялась, что потухнет свет, а отца нет и нет. А вдруг он застрял в грязи? И телефон, как нарочно, забыл. Но больше всего она беспокоилась, что отец вернётся один и скажет с порога: «Вот, Марта, всё решилось само собой, но не этого я хотел».

Она вдавливалась в подушку, которая была вовсе не подушкой, а шахматным полем, вначале белым, а потом чёрным, пока не стала квадратом на этом поле. Дед каменел, превращаясь в статую белого короля. Мать каменела, превращаясь в ладью. Темнота накатывала, как грозовая туча, со всех сторон. Тростинка пыталась поймать удочкой луну, чтобы не было слишком темно. А в темноте кружили стаями вороны, вылетающие из зеркала в башне. Мы украли у тебя сны, а теперь украли душу деда, кто же будем следующим, кто будет следующим… – каркали вороны. Она наблюдала за ними из башни, она наблюдала за башней, потому что и была той самой тростинкой, она смотрела в глаза отцу. Отец в облике вороны склонялся над ней, целовал в лоб. Значит, человек-путаница не прав, душа отца не пропащая… Марта несколько раз открывала глаза и видела то стену с обоями в голубых цветках льна, то белый потолок, то освещённый лампой проём двери. Она долго ворочалась в постели, а потом провалилась в темноту.

– Что с дедом? – спросила Марта утром у отца, которого застала на кухне.

– Воспаление лёгких, – ответил отец. Он показался Марте осунувшимся, будто постарел за эту ночь.

Отец заварил себе кофе, а перед Мартой поставил пиалу с тёплым молоком и подвинул коробку с хлопьями.

– Он сказал, что не будет лежать в больнице, – зевнул отец. – Сказал, что если не исполним его последнюю волю, проклянёт нас всех.

– И какая его воля?

– Сыграть в последний раз в шахматы, – грустно улыбнулся отец, – сидя на террасе у своего дома. Так что… в обед поеду за ним.

После завтрака Марта заправила постель, поговорила по телефону с мамой – та сообщила, что собирается приехать в деревню, расспрашивала, не пьёт ли отец, Марта ответила, что не видела его пьяным, хотя он пил уже целую неделю и только вчера был первый день трезв.

Затем Марта дочитала до конца последнюю дедушкину запись и вышла во двор. Стояла теплая и ясная погода. Порожек дома, забор, курятник, деревья, трава – всё блестело от влаги. По небу разливалась синева, но широкая графитовая полоса у горизонта не предвещала ничего хорошего.

«Время с каждым годом летело быстрее и быстрее. Я не вспоминал о Катеньке, а если и вспоминал, то воспоминания были мимолётны. Пока мы не переехали в деревню. Я хотел быть ближе к природе, а оказалось, что стал ближе к ней.

Я попытался её вернуть, мы стали переписываться, а позже украдкой встречаться, но каждая встреча и каждое расставание причиняло нам обоим душевную боль. Мы обсуждали развод. В конце концов, даже если бы это решение осчастливило нас, оно сделало бы несчастными наших близких. Наши метания продолжались лет пять. Однажды она сказала, что разлюбила окончательно, и я поверил. Человек не столь совершенен, чтобы понимать всегда другого человека абсолютно точно. Теперь я знаю, что она говорила эту ложь во благо. Потом она прислала мне письмо, где написала, что тяжело болеет, а если вдруг я решу увидеться, чтобы ни в коем случае этого не делал, она хотела бы остаться в моей памяти прежней Катенькой, и в самом конце – что всегда меня любила и любит. И я всегда тебя любил. Прощай, моя Катенька».

Хлюпая по лужам резиновыми шлёпками, Марта побежала через огород к пруду. 

– Размягчи волосы, – подали голос гири.

– Не размягчи, а расчеши, – поправила их Марта. – И вообще, обойдусь без ваших советов.

На мостике было скользко, и Марта чуть не свалилась в воду. После дождя вода посерела, взбаламутилась, к поверхности поднялись куски водорослей и теперь кружились вместе с несколькими опавшими кленовыми листьями, пухом и ветками. Марта откинула брезент, которым была укрыта лодка и, также кружась из-за того, что не умела управляться с вёслами, поплыла к соседнему мостику. Большое ухо опаздывал.

– Хранитель секретов отправился продавать секреты, так что можешь не ждать, – бубнили гири.

– Неужели вы думаете, что я стала бы рассказывать свои секреты абы кому? – прогневалась Марта, хотя на душе у неё кошки скребли.

Вскоре Большое ухо принесли на руках и посадили на мокрые доски. На его голове была нахлобучена высокая чёрная шляпа, как у фокусника. Марта поприветствовала Большое ухо и бородатого носильщика, который его принёс.

– Твой отец? – уточнила Марта, провожая взглядом мужчину.

– Угу, – потупив взгляд, отозвался Большое ухо. – Я не хотел, чтобы ты узнала мой секрет, теперь ты его знаешь.

– Я не знаю твоего секрета, потому что ты его мне не рассказал. Догадываться и знать – это разное. Тебя носят на руках, а мне знаешь, что сказал отец – если я сломаю ноги, то буду плевать целыми днями в потолок.

– Ладно, – махнул рукой Хранитель секретов.

Марта хотела спросить, зачем он напялил такую смешную шляпу, но не стала. Хранитель секретов выглядел очень расстроенным.

– Я готов выслушать твой секрет. Ты вчера говорила, что у тебя страх ворон?

– И да, и нет. У меня много страхов. Ещё у меня страх темноты, и чердачный страх.

– Чердачный страх? – переспросил Хранитель секретов. – Никогда не слышал.

– Ночью на чердаке очень страшно, там и днём страшно. Но я всё равно залезаю на чердак, так я борюсь со своими страхами.

– Хм. А что ты говорила про ловушку для снов?

– Ловушку собиралась мне купить мама, но папа сказал, что сам сделает, в итоге он дал задание человеку-путанице, а человек-путаница что-то напутал, видимо, прицепил не те перья.

– А какие нужны перья?

– Я не знаю, может, куриные подошли бы. Но он прицепил вороньи, и теперь вороны меня преследуют. А ещё я думаю, убил ли он ворону или нашел дохлой? А если убил, может у нее остались где-то яйца или вылупившиеся воронята? Кстати, а ты видел когда-нибудь воронят?

Хранитель секретов потряс отрицательно головой, чуть не уронив шляпу.

– Они страшные, чёрные, будто опалённые.

– Не думаю, что он стал бы убивать ворону.

– Стал бы, стал бы. Он их ненавидит, как и воробьёв, которые ему выклёвывают на огороде черешню. Я видела, как куча дохлых ворон лежала за домом. Жуткое зрелище. Человек-путаница выкопал яму и, видимо, собирался их закопать, но потом забыл.

– Ясно. А зачем тебе вообще эта ловушка для снов?

– Мне не снятся сны.

– Что совсем?

– Одна чернота, когда закрываю глаза.

– У тебя слишком всё скучно, худышка Марта. У тебя слишком всё скучно, – повторил Хранитель секретов и, видимо, заметив её недоумение, пояснил: – Ничего интересного не происходит, ни хорошего, ни плохого, поэтому тебе не снятся сны.

–– Знаешь, ты прав, в моей жизни ничего не происходит, она скучная, я сама скучная. И даже когда я что-то рассказываю, думаю про себя – о, Боже, как же это нудно звучит, – последнее Марта произнесла, театрально закатив глаза.

– Ты вовсе не скучная, ты весёлая и смелая, худышка Марта!

– Спасибо, – улыбнулась Марта. – У меня возник план: ночью я проберусь на чердак и там усну. Если я смогу преодолеть чердачный страх, ко мне вернутся сны.

– Я думаю, у тебя всё получится.

С берега Марту позвал отец. В руке он держал открытую бутылку пива. Он отхлебнул пива и спросил, каким ветром её туда занесло.

– Не беспокойся, сегодня ветра нет, – с серьёзностью ответила Марта. –  Смогла без ветра доплыть.

– Удивительно, – также, без тени улыбки, сказал отец. – Я привёз домой деда, нужна твоя помощь.

– Хорошо, сейчас.

– Аккуратнее с вёслами, не урони в воду, – бросил отец и зашагал к дому.

– У меня остался ещё один, самый главный секрет, – повернувшись к Большому уху, прошептала Марта. – Но я должна быть точно уверена, что ты сможешь его сохранить. Подумай до завтра, что ты мог бы дать взамен, это должно быть для тебя важным, как для меня мой секрет. Согласен?

– Почему нет?

– Тогда до завтра, – Марта опустила вёсла в воду.

– Обожди!

Хранитель секретов задрал штанины: на коже его ног выше колен алели тонкие шрамы в сантиметр длиной. Несколько из них были совсем свежими, покрытыми коркой крови.

– Кто это с тобой сделал? – ахнула Марта. У неё разыгралась фантазия, она решила, что это раны от вороньих когтей.

– Я помечаю на теле каждый новый секрет, – объяснил он. – Если хочешь, я могу не помечать твой секрет. И тогда он останется не учтённым, как будто его и не было.

– Раз так, то… Дело в том, в том, что … – растерялась Марта, – человеку-путанице нужна помощь. Он прожил всю жизнь не так, как хотел бы. Он сильно запутался.

Хранитель секретов долго молчал, поглаживая подбородок, как мудрец бороду. И Марта уже собралась во второй раз прощаться, не ожидая от него совета.

– Я не помню, где это услышал или вычитал, ну, в общем, как-то так: если существует средство, которое может помочь, то его рецепт должен быть где-то записан. Может, что-то типа книги заклинаний или…

– Ты, действительно, умный Хранитель секретов! – вскочила Марта, чуть не перевернув лодку.

Теперь она точно знала, как помочь человеку-путанице.

***

Дед сидел в своём любимом кресле, обитом зелёной жаккардовой тканью с узором в ромбик. Лицо деда было поникшим, бледным, прикрытые веки подрагивали.

Марта приблизилась, коснулась плеча.

– Мне страшно, – прохрипел дед, не открывая глаз. – Я не готов, не готов.

– Дед, ты пугаешь меня, – глаза Марты наполнились слезами.

– Давай-ка сбегай за шахматами и позови отца, путь растопит камин, холод до костей пробирает. Хотел в одиночестве посидеть на террасе, но из-за дождя теперь придётся довольствоваться вашим обществом, – пробурчал дед всё также, не открывая глаз.

Марта принесла шахматы, укрыла деда лоскутным одеялом, а потом вложила в его руку найденные на чердаке записи.

За окном моросил дождь, время от времени налетал ветер, поддувая в щели, но в доме не было холодно. Однако дед настаивал, чтобы разожгли огонь. Вскоре в камине заискрились сполохи пламени. Марта сыграла партию с дедом, который сделал эффектный ход конём в начале и середине игры, поставив мат её ферзю и обеим ладьям, но она всё равно выиграла и, пожелав всем спокойной ночи, ушла в комнату. Марта не знала, прочитал ли дед письма, вспомнил ли свою Катеньку. Ей хотелось верить, что эти записи что-то для него значат. Ещё она ждала, пока все лягут спать, чтобы пробраться на чердак. И чем дольше она ждала, лёжа в тёплой постели, тем меньше ей хотелось выходить на улицу, где сырость и холод. И вот надев на босые ноги непомерно большие галоши, она открыла дверь и вышла в липучую сырую темноту. Под ногами захлюпала грязь. Она обошла дом, но лестницу на чердак кто-то убрал, тогда она решила, что на чердак можно попасть из дома. Лестница, закрученная спиралью, быстро нашлась в зале. И как она раньше её не замечала? Дед, по-прежнему, неподвижно сидел в своём кресле, закутавшись в одеяло, и смотрел на полыхающий огонь. Рядом валялись рассыпавшиеся шахматы. Окна в зале были открыты настежь, ветер намёл с улицы кленовых листьев и теперь они перекатывались по полу и шуршали от сквозняка. Ещё Марта заметила в углу шляпу Хранителя секретов, но не хотела задумываться, откуда она тут взялась. Прокравшись на носочках мимо деда, она стала забираться по лестнице наверх. В следующий миг Марта уже ловила на чердаке ворон, вылетающих из старого зеркала. Лениво кружа над её головой, вороны поблёскивали чёрными глазами-бусинами. Марта их больше не боялась, если бы не вороны, она бы никогда не забралась на чердак, а если бы она не забралась на чердак, то никогда бы не нашла дедушкиных писем… Она думала об этом, откручивая голову вороне. Когда голова вороны оторвалась, она всунула ворону в бутылку из-под пива. Проскрежетав когтями, ворона скользнула внутрь бутылки. Марта вскочила и огляделась: весь чердак был заставлен бутылками, в которых сидели безголовые вороны. Неужели, это я их всех туда засунула? – удивилась Марта. Она попыталась вытащить ворон, переворачивая бутылки вниз горлышком и тряся, но ничего не получилось. У некоторых из ворон стали вырастать головы, и теперь они глядели через стекло на Марту вытаращенными глазами.

Утром Марту резко поднял отец и половину своего сна она забыла. Может, вороны – это и есть мои сны, которые я, наконец-то, смогла поймать? – радостно подумала Марта, но то, что она услышала в следующий момент, заставило её на время забыть про сон.

– Марта, девочка моя, – отец присел на краешек кровати и заплакал.

– Дед умер? – догадалась Марта, чувствуя, как грудь наливается тяжестью, которая давит и поднимается выше и выше, к самому горлу.

Какое-то время они сидели молча: отец – склонив голову, Марта – придвинувшись к нему. 

– Я знаю, как сильно ты любила его, – обняв Марту, начал отец. – Мы больше не увидим деда, но только по той причине, что он отправился на поиски своей любимой.

– Катеньки?

Отец разжал руки и, отстранившись, удивлённо на неё посмотрел.

– Дед что-нибудь сказал? – Марте не хотелось верить, что её труды помочь деду обрести счастье оказались напрасными.

– Мы говорили с ним до самого утра, а потом он попросил оставить его одного. Когда я зашёл, дед сжимал в руках прощальные письма. Одно из них было для тебя, там было написано: «Спасибо, теперь я не боюсь, во мне больше нет ненависти. И разберись с этими чёртовыми воронами», а остальные я так и не успел прочесть, дед потом их все сжёг. Он сказал, что слышит скрипку, что это музыка душ, что ему пора, Катенька ждёт, и он должен её найти. Кажется, он бредил. Но откуда ты знаешь про Катеньку?

– Это секрет, – заявила Марта. – Не беспокойся, его никто никогда не узнает, он теперь в надёжном месте, у Хранителя секретов.