Перед самым концом, пред окном пред стеклом, и ещё на окне, на окне на стекле, и внутри и вовне, и уж в самом конце: за окном ничего, всё, что есть, — на окне

Ты дышишь на стекло, а потом рисуешь пальцем. Это непросто, но ты стараешься, прилежно выводя тонкие линии ногтем. Тёплый воздух подхватывает рисунок и уносит в конец автобуса, где дремлет, разметав полушубок, старик в синей вязаной шапке. Что ты нарисовала?

Я придвигаюсь разглядеть. Автобус качает, меня кидает на тебя, и ладонью я опираюсь на стекло. Теперь твой рисунок невидим. Он у меня в руке. Я знаю, что если отниму ладонь, он пропадёт, но пока я прикрываю его, он есть. И я могу гадать, обнимая тебя и целуя: что ты нарисовала?

Это, должно быть, что-то простое и тёплое, потому что ты сама такая: близкая, тёплая, родная. Твои волосы щекочут мне шею, но я терплю, да мне и нечем их отодвинуть: одной рукой я удерживаю тебя, другой — рисунок. Твои губы горчат, и я замечаю дорожку от проскользнувшей слезы. Ну что ты! Не плачь. Подумаешь, оконный рисунок. Ты нарисуешь ещё, да? Нет? Твои глаза кричат: нет, больше такого рисунка не будет! И вздрагивает старик на заднем сиденье, когда хор телефонных звонков ломает сонный напев мотора.

Я целую твои щёки, кончик носа, подбородок, а влага струится сильнее. И теперь я точно не отниму ладонь, никогда. Просто не смогу. Неужели этот рисунок так важен? И твои глаза говорят: да, важен. А ещё говорят: да, теперь — не отнимешь, теперь — никогда…

Люди вскакивают, кричат, тычут руками в окно. Старик совершенно проснулся и палкой указывает на меня. Да вы что все, с ума посходили? Из-за дымки на стекле так убиваетесь?! Я смотрю на прижатую к окну ладонь. Контуры светятся, словно что-то силится выбраться из-под неё. Может быть, рисунок живой?

Руке становится жарко. Ещё немного и каждый штрих проступит клеймом на моей ладони, заменяя линии жизни, любви, здоровья. И пусть. Пусть так и будет. Тогда ты перестанешь плакать, да? И люди успокоятся, ведь они всегда смогут посмотреть на твою картину, стоит только попросить. Я буду ходить по улицам и всем показывать твой рисунок. Да? И твои глаза отвечают: нет, не будешь.

Автобус взбрыкивает, и на секунду я заглядываю за свою ладонь, туда, наружу, и понимаю, что люди вокруг вовсе не на меня показывали, а смотрели на солнце. Такое привычное и родное, оно решило стать ближе и немножко придвинулось. А потом ещё немножко. И ещё. И уже полыхает роща вдали, и дымится земля, и жидким маревом течёт раскалённый воздух. И реальность колышется, прогибается, задыхается…

В твоих глазах — море. Лазурная вода и бесконечная синь небес. Когда-нибудь это случилось бы, да? Солнце устало и вспыхнуло. Ему хочется отдохнуть.

Я тяну руку к себе и вслед за рукой прогибается стекло, дрожа, как мыльный пузырь.

Это был оберег, да? Как у древних людей, пытавшихся cмилостивить богов или отогнать злых духов. Что же нарисовала ты?

Сгоревшая кожа отслаивается и на миг на окне огнём по пламени проступает рисунок: весёлая рожица в шевелюре прямых лучей — солнышко улыбается.

Жаль его. Оно остаётся совсем одно. А мы — вместе.

И твои глаза шепчут: да, вместе, до самого конца…