Эдвин

На кусте шиповника во дворе замка Гринуотер стремительно распускались алые соцветия. Пылали огнем тонкие лепестки, на которых сами собой выступали капельки росы, словно дриада плакала, предчувствуя неминуемую беду.
Фердинанд  в отчаянии наклонился над кустом, не желая верить своим глазам.

- Мальчик мой, что же с тобой случилось? – голос старого оруженосца дрогнул.

Со стороны замка, откуда-то из подвала, донесся жалобный плач брауни.

Поток  ледяной воды ударил мне в лицо, смывая пророческое видение.

Где-то над ухом загомонили грубые голоса:

- Лей еще!

- Хватит, очухался, вроде.

- Жив?

- Ага! Шевелится.

- Чего ж сразу не казнили, как министр велел?

- Нельзя. Ее величество  сказала, что сначала сама с преступником поговорит. Чтой-то он такое важное, вроде, знает.

- Нам-то какое дело? Ладно, пускай здесь пока поваляется, а с утра – на допрос поведем.

Грубые голоса стражников отдалились и затихли.
Я медленно сел, держась рукой за затылок. Там пульсировала болью неслабая шишка. Перед глазами до сих пор плыли цветные круги. Я проморгался и попытался встать, хватаясь за стену.
Кажется, мне это удалось. Так, теперь надо оглядеться, чтобы понять, как говорит Микки, «что у нас плохого».
Я повертел головой, в которой тут же звоном и гулом отозвалась резкая боль.

Находился я, судя по всему, в самой обыкновенной тюремной камере. Холодные каменные стены, небольшое, забранное решеткой окошко и какое-то подобие деревянного топчана у стены.  На всякий случай я коснулся покрытых влагой и плесенью камней. В рыцарских романах герой, попадая в такое неприятное место, как правило, быстро обнаруживал тайный, неизвестный даже владельцу замка, подземный ход. И успешно бежал из застенка, оставляя в недоумении стражу.
Но то – в книгах! А жизнь, как говорится, «свои романы пишет». И в них такой легкий путь из неволи не предусмотрен.

- Приветствую вас, собрат по несчастью, – чей-то звучный, чуть насмешливый голос прервал мои грустные размышления. – Вижу, полное отсутствие какой бы то ни было художественной мысли в оформлении этого помещения, повергло вас в шок. Да, уж цветовая гамма однообразна, мебель убога.. Но приходится работать в тех декорациях, что предоставила нам судьба. И играть свою роль достойно!

Я удивленно обернулся на голос.

Из соседней  камеры  на меня  с легкой улыбкой смотрел мужчина  лет сорока. Каштановые, тронутые сединой волосы рассыпались по плечам.  В темно-карих глазах плясали янтарные огоньки. Он сидел в небрежной позе, закинув ногу за ногу и  опираясь локтем на какой-то каменный выступ. Меня поразило, что от всей его фигуры исходило ощущение силы и спокойной уверенности. И этому нисколько не мешала тяжелая цепь вокруг пояса, которой мой собеседник был прикован к стене, и свежий кровоподтек на его щеке.

- Итак, поведайте мне, юноша…

Мужчина не успел договорить. Из тюремного коридора донесся хриплый голос стражника:

- Заключенным разговаривать запрещено! Именем закона приказываю вам заткнуться!

- Именем какого закона? – невозмутимо поинтересовался  узник.

- Чего? – тупо переспросил тюремщик.

- Вы сказали «именем закона». Я и спрашиваю – какого закона нам тут нельзя разговаривать?!

Мужчина говорил со стражником спокойно, даже вежливо. Но в огоньки в его карих глазах разгорались все ярче.

- Какого, какого… - буркнул замороченный страж порядка. – Откуда я знаю -  какого! Так положено говорить, и все тут!

- Ясно. Значит, вы не знаете. Может, сбегаете к первому министру и спросите?

- Не-ет, лучше не надо.

- Я тоже так думаю. Продолжаем разговор! – Узник небрежно набросил на плечо край рваного плаща. – Итак, юноша, поведайте мне, что такого хорошего вы совершили, раз оказались в этом негостеприимном месте?

- Хорошего? – я невольно улыбнулся. – Разве в тюрьму сажают за хорошие поступки?

- Выходит, что так. Тюрьмы построены для тех, кто ворует и убивает, но в нашей, самой непредсказуемой  стране на свете, воры и убийцы живут во дворцах, а в тюрьме сидят честные люди.

- Значит, попасть в тюрьму – большая честь? – меня все больше забавлял этот странный, но увлекательный диалог.

- Несомненно. Только удостаивается ее не каждый. Вот мне и стало любопытно, каким добрым и смелым поступком вы заслужили эту награду?

Я чуть задумался. Собеседник нравился мне все больше, но можно ли рассказать ему всю правду, не рискуя  подставить под удар друзей?

Попробую рассказать часть нашей истории. Ту, что касается лично меня.

Новый крик стражника  помешал мне.

- Опять разговорчики крамольные ведете?! Небось,  господина первого министра, хаете, бунтовщики проклятые? Неблагодарные! А он-то, опора наша, все ночами не спит, все печется о своем народе от зари и до зари…

- Вот когда он испечется, мы посмотрим, что внутри! – узник, чуть усмехнувшись, ловко завершил фразу.

Тюремщик  взвыл, как раненый вепрь.

- Издеваешься надо мной?! Я на тебя начальнику охраны пожалуюсь!  

Ты у меня живо в карцер загремишь!

- Не пожалуетесь, и не загремлю. А знаете, почему? Потому что при вашем скудном умственном багаже вам никак не постичь всей глубины оскорбления, заключающегося в моих словах. Если я назову вас инфузорией, то вы, торопясь  с доносом, забудете это слово, не добежав до конца тюремного коридора.

Кажется, после этих слов стражник поперхнулся. Но потом, прокашлявшись, просипел:

- Недолго тебе шуточки шутить осталось, фигляр дешевый! Министр уже,  поди, приказ о твоей казни подписал!

В ответ на такую угрозу, мой собеседник легко пожал плечами, прикрыл глаза  и негромко, но звучно запел:

 Привет вам, тюрьмы короля, где жизнь влачат рабы!
Меня сегодня ждет петля и гладкие столбы.
Так весело, отчаянно шел к виселице он.
В последний час в последний пляс пустился Крошка Джон....

Прости, мой край! Весь мир, прощай! Меня поймали в сеть.
Но жалок тот, кто смерти ждет, не смея умереть!

И тут только до меня дошло, с кем я все это время разговаривал.

- Да ведь вы Томас?! – воскликнул я. – Томас Блэкнар! Дик много рассказывал мне о вас.

Спокойствие вмиг покинуло Оборотня. Он вскочил, рванулся вперед, так что цепь натянулась, как струна.

- Дик?! С мальчиком все в порядке?! Где он сейчас?

Я посмотрел в глубину тюремного коридора. К счастью, охранника уже не было видно. Пользуясь удачным стечением обстоятельств, я торопливо начал пересказывать Томасу историю нашей встречи с Диком.

Оборотень облегченно вздохнул.

- Гора с плеч! Так говоришь, наш принц все это время скитался по дорогам, изображал маленького бродягу и даже попытался украсть вашего пони?!

  Он весело рассмеялся.

– Да-а.. Я недаром учил мальчика высокому искусству актерской игры. Кто бы мог подумать, что это однажды спасет ему жизнь?

- Актер из нашего принца – хоть куда! – я с удовольствием поведал Томасу о перевоплощении Дика   в Алису.

Мы хохотали так, что эхо гуляло по тюремным коридорам. Просмеявшись, Оборотень сказал:

- Меня беспокоит в этой истории то, что на аудиенции ты назвался своим настоящим именем. Наверняка, королевская стража уже обыскивает дом сэра Роджера.

Видя, как я вздрогнул и напрягся, Томас добавил.

 – Но я уверен, что Джонатан уже просчитал такой вариант развития событий, и нашим друзьям удалось скрыться.

- Хорошо бы, – вздохнул я.

И подумал, что завтра на допросе  у меня наверняка начнут выпытывать, откуда я знаю, что принц жив и где я видел его в последний раз? А методы ведения средневековых допросов таковы, что…

Додумывать мысль не хотелось. Я с силой сжал выступающий из стены мокрый камень, так что он треснул и раскрошился в руке.
Значит, надо выдержать  и ТАКОЕ! Ради жизни тех, кто мне дорог!

Томас смотрел на меня тревожно и задумчиво, словно догадывался о моих мыслях.

- Ночи сейчас лунные,  – произнес он внезапно.

Я с недоумением посмотрел на Оборотня.

- Я не уверен, что у меня все получится, как надо, – продолжал рассуждать Волк. – Фаза Луны не совсем подходящая. А если стражники заметят, что я творю магию и навалятся всей толпой, то я просто не удержу Луч в нужном спектре. А это большой риск, Эдвин! Прежде всего, для тебя.

- О чем вы говорите? – недоуменно воскликнул я.

Томас вздохнул:

- Я не хочу отдавать тебя на растерзание нашим мастерам допросов.

Но Путь, по которому ты можешь уйти отсюда, очень опасен. Это древний Путь Луны. Наши воины не раз убегали из плена, пользуясь этой магией.

- «Выноси ж меня, Луна, ты – волчье солнышко» - прошептал я строку  своей баллады.

Оборотень одобрительно кивнул.

- Да, именно так все и происходит. Сейчас наша Небесная Сестра ненадолго заглянет в  темницу. Ты готов, Эдвин?

- Постойте, а как же вы, Томас? Я вас не брошу!

- Юноша, я давно ушел бы этим Путем, если бы не… -

Оборотень звякнул тяжелой цепью.

– Для того чтобы взять меня в плен, понадобилась целая рота королевской стражи. А чтобы удержать здесь – достаточно одной железки. Но не беспокойтесь о моей судьбе. Вольдемариус не теряет надежды, что я открою ему тайну Лунной Магии. А значит, мне  пока ничего  не грозит. Оставим  ненужные споры. Небесная Сестра уже совсем рядом.

Лунный луч упал сквозь решетку  на пол тюремной камеры. Томас шагнул к нему так близко, насколько позволяла цепь. Он закрыл глаза и протянул руки к серебристому сиянию.
Мне показалось, что лунное серебро обрело плотность и материальность  под его тонкими, сильными пальцами.
Светило  приблизилось к тюремному окошку почти вплотную. Теперь его  холодный свет полностью заливал темницу. Томас взмахнул руками и негромко запел странную, гортанную мелодию без слов.
Сияние вдруг вздрогнуло, пошло волнами. Словно о стены темницы бились серебряный прибой неведомого океана.

И стены дрогнули! Серый камень истончался, превращался в туман и таял!
        А лунный свет, напротив, обретал прочность и звонкость металла!
Последний камень темницы растаял, исчез без следа .
И лунный луч, сверкая, как лезвие  волшебного клинка, небесной дорогой упал мне под ноги!

- Уходи! – я скорее угадал, чем услышал шепот Томаса. – Беги, Эдвин! Беги, пока светит Луна.

И я ступил на небесную дорогу. Мне казалось, что я не бегу, что она сама несет меня где-то среди скоплений звездных миров, о которых говорила Микаэла.

Мимо меня проносились спирали галактик, вспыхивали и осыпались фейерверком рождающиеся и умирающие звезды.

Я продолжал свой странный бег. Время остановилось для меня, а, может быть, оно, напротив, неслось с такой скоростью, что я отчетливо чувствовал шелест песчинок в песочных часах Вселенной.
Но мне было легко и не страшно. Надежда на встречу с друзьями пела в сердце. И бесконечный путь по лунному лучу был сродни полету!