Категории:
Жанр
А я даже не знаю, с чего автобиографию начинают.
А вот.
С детства.
Легко сказать, с детства, можно подумать, помню я это своё детство. Слишком много прошло с той поры, сейчас уже и не помню толком, что было какое-то детство.
А ведь было. Быть не может, чтобы не было, не бывает так, чтобы человек сразу взрослым рождался.
А вот.
Горка.
Все-таки помню я кое-что, все-таки сохранилось в памяти, до конца не заметенной временем – горка.
Ну да.
Это мы после школы с пацанами бегали, катались на горке. Ну как после школы… иногда и вместо школы. Сейчас уже можно спокойно об этом говорить, это тогда все жилки дрожали, только бы не узнал никто, а теперь понимаешь, что ничего такого, один хрен ничего из этой школы не помню…
Так вот.
Мы бегали на горку.
Про горку мы никому не говорили, потому что она была не совсем в нашем мире, а чуть-чуть в будущем. А в будущее нам бегать не разрешалось, шуточка ли дело – будущее, где это видано, бегать в будущее, люди в настоящем живут, а в будущем им делать нечего. Ну, разве что исследователи какие-нибудь, но чтобы дети малые в будущее бегали – ни-ни.
А мы бегали.
После уроков.
Катались с горки.
Горка была крутая, вот это я хорошо помню, что горка была крутая, не в пример холмикам и впадинам, которые были в прошлом. Горка начиналась с восьмерки с девятью нулями, скатывалась вниз, вниз, вниз, до единицы. Вот так мы и катались, восьмерка, нули, - у-у-у-у-ух! – единица, и притормаживали где-то, где уже не было никакой горки.
Катались летом на тележках, зимой на санках, на картонках, на… кто что найдет, было пару раз, тележку из магазина тырили, на тележке катались.
А что, весело же.
Поначалу боязно, конечно, было, да как не боязно, горка-то крутая, похлеще всякого слалома будет. Это было своего рода испытание на прочность, прошел – не прошел, наш – не наш, помню, Илюшка испугался с горки съехать, разревелся, мы над ним потешаемся, у-у-у, как не сты-ы-ыдно-о-о, а он заливается, ма-а-аме скажу-у-у-у…
Ну за это мы его, конечно, поколотили маленько, не без этого, ибо нечего тут мамам жаловаться, горка-то у нас секретная, никто знать не должен.
Я тоже первый раз съехать боялся, ничего, пересилил себя, на картонке на какой-то скатился, до сих пор помню ветер в ушах…
Потом мы мало-помалу выросли, кончили школу, стало как-то не до горки…
Стоп.
Нет.
Не так.
Что-то случилось, почему-то мы перестали ходить на горку, почему-то…
Ах да.
Это случилось, когда Илюшка разбился.
Да.
Тот самый.
Вы не думайте, что он какой-то неумеха был, он потом с горки кататься выучился покруче нас всех. Он и на скейте с горки скатывался, и на велосипеде, и не просто скатится, а сальто сделает, или еще какую загогулину, и на нас с ехидцей посмотрит, а вам слабо, да?
А нам было слабо на горке такие кренделя выписывать. Это раньше на горке можно было кренделя выписывать, где-нибудь в веке двадцатом, где у горки склон пологий, двойка с девятью нулями, тройка с девятью нулями… вот там еще можно было выписывать кренделя на велосипеде, но не в двадцать первом веке же, не в двадцатом же году, где горка резко обрывалась вниз, восьмерка с девятью нулями, и у-у-у-ух – до тридцатого года, до единицы без нулей.
- А тебе слабо?
Голос Илюшки в памяти.
- А тебе слабо?
Вот он, Илюшка, как живой, стоит на краю горки, держит велосипед, уже готовится показать смертельный номер. Перед Катькой красуется, ясное дело, а мне перед Катькой и покрасоваться нечем…
- Да ну, брось, не съезжай…
Это голос Катьки. Тоже в памяти. Сидит, затягивается сигаретой, курили мы тогда, что греха таить, смотрит на Илюшку, встревоженно смотрит –
- Да ну, не съезжай…
А у Илюшки же дуракам закон не писан, ему сказали – не съезжай, так теперь точно съедет, да не просто съедет, а так съедет, чтобы все ахнули.
Крик Катьки.
Тоже в памяти. Визг, разрывающий душу.
Когда упал Илюшка.
- Как это случилось?
Голос полицейского. Тоже в памяти.
Мы молчим. Друг друга выдавать нельзя, это мы хорошо знаем…
- Не слышите, что ли? Вопроса не поняли? Как? Это? Случилось?
Осторожно говорю:
- Мы… с горки катались…
Пацаны смотрят на меня с ненавистью, еще бы, вот так сдал всех, одним махом.
Добавляю:
- Ну… мы с Илюхой…
- С какой еще горки? Во дворе которая?
- Да нет… которая в будущем.
- А какого черта вас вообще в будущее занесло?
- Ну… так… горка там…
- Какая горка-то?
- Ну, такая… сначала восьмерка с девятью нулями…
- Восемь миллиардов, так и говори, - поправляет полицейский.
- Ну да. А потом до единицы опускается.
- До одного миллиарда, что ли?
- Да нет… до единицы… просто… до единицы…
Полицейский бледнеет. Как полотно. Вот это я хорошо помню, побледнел и схватился за столешницу.
- Ч-ерр-ррт… и как резко… опускается?
- Так до тридцатого года…
- Так чего ж вы молчали-то?
- А… а чего такое?
- Чрезвычайное положение.
Это тоже голос полицейского в памяти. Помню, как он включает телефон, бросает в трубку:
Чрезвычайное положение.
Это только потом до нас стало доходить, что мы видели, с чего катались. Потом. Совсем потом. Когда уже объявили чрезвычайное положение, какие-то слеты, съезды, собрания, гадали, что будет дальше, а главное – кто будет этим… этой последней единицей…
(написано позже)
В жизни не думал, что последней единицей стану я сам…
А вот.
С детства.
Легко сказать, с детства, можно подумать, помню я это своё детство. Слишком много прошло с той поры, сейчас уже и не помню толком, что было какое-то детство.
А ведь было. Быть не может, чтобы не было, не бывает так, чтобы человек сразу взрослым рождался.
А вот.
Горка.
Все-таки помню я кое-что, все-таки сохранилось в памяти, до конца не заметенной временем – горка.
Ну да.
Это мы после школы с пацанами бегали, катались на горке. Ну как после школы… иногда и вместо школы. Сейчас уже можно спокойно об этом говорить, это тогда все жилки дрожали, только бы не узнал никто, а теперь понимаешь, что ничего такого, один хрен ничего из этой школы не помню…
Так вот.
Мы бегали на горку.
Про горку мы никому не говорили, потому что она была не совсем в нашем мире, а чуть-чуть в будущем. А в будущее нам бегать не разрешалось, шуточка ли дело – будущее, где это видано, бегать в будущее, люди в настоящем живут, а в будущем им делать нечего. Ну, разве что исследователи какие-нибудь, но чтобы дети малые в будущее бегали – ни-ни.
А мы бегали.
После уроков.
Катались с горки.
Горка была крутая, вот это я хорошо помню, что горка была крутая, не в пример холмикам и впадинам, которые были в прошлом. Горка начиналась с восьмерки с девятью нулями, скатывалась вниз, вниз, вниз, до единицы. Вот так мы и катались, восьмерка, нули, - у-у-у-у-ух! – единица, и притормаживали где-то, где уже не было никакой горки.
Катались летом на тележках, зимой на санках, на картонках, на… кто что найдет, было пару раз, тележку из магазина тырили, на тележке катались.
А что, весело же.
Поначалу боязно, конечно, было, да как не боязно, горка-то крутая, похлеще всякого слалома будет. Это было своего рода испытание на прочность, прошел – не прошел, наш – не наш, помню, Илюшка испугался с горки съехать, разревелся, мы над ним потешаемся, у-у-у, как не сты-ы-ыдно-о-о, а он заливается, ма-а-аме скажу-у-у-у…
Ну за это мы его, конечно, поколотили маленько, не без этого, ибо нечего тут мамам жаловаться, горка-то у нас секретная, никто знать не должен.
Я тоже первый раз съехать боялся, ничего, пересилил себя, на картонке на какой-то скатился, до сих пор помню ветер в ушах…
Потом мы мало-помалу выросли, кончили школу, стало как-то не до горки…
Стоп.
Нет.
Не так.
Что-то случилось, почему-то мы перестали ходить на горку, почему-то…
Ах да.
Это случилось, когда Илюшка разбился.
Да.
Тот самый.
Вы не думайте, что он какой-то неумеха был, он потом с горки кататься выучился покруче нас всех. Он и на скейте с горки скатывался, и на велосипеде, и не просто скатится, а сальто сделает, или еще какую загогулину, и на нас с ехидцей посмотрит, а вам слабо, да?
А нам было слабо на горке такие кренделя выписывать. Это раньше на горке можно было кренделя выписывать, где-нибудь в веке двадцатом, где у горки склон пологий, двойка с девятью нулями, тройка с девятью нулями… вот там еще можно было выписывать кренделя на велосипеде, но не в двадцать первом веке же, не в двадцатом же году, где горка резко обрывалась вниз, восьмерка с девятью нулями, и у-у-у-ух – до тридцатого года, до единицы без нулей.
- А тебе слабо?
Голос Илюшки в памяти.
- А тебе слабо?
Вот он, Илюшка, как живой, стоит на краю горки, держит велосипед, уже готовится показать смертельный номер. Перед Катькой красуется, ясное дело, а мне перед Катькой и покрасоваться нечем…
- Да ну, брось, не съезжай…
Это голос Катьки. Тоже в памяти. Сидит, затягивается сигаретой, курили мы тогда, что греха таить, смотрит на Илюшку, встревоженно смотрит –
- Да ну, не съезжай…
А у Илюшки же дуракам закон не писан, ему сказали – не съезжай, так теперь точно съедет, да не просто съедет, а так съедет, чтобы все ахнули.
Крик Катьки.
Тоже в памяти. Визг, разрывающий душу.
Когда упал Илюшка.
- Как это случилось?
Голос полицейского. Тоже в памяти.
Мы молчим. Друг друга выдавать нельзя, это мы хорошо знаем…
- Не слышите, что ли? Вопроса не поняли? Как? Это? Случилось?
Осторожно говорю:
- Мы… с горки катались…
Пацаны смотрят на меня с ненавистью, еще бы, вот так сдал всех, одним махом.
Добавляю:
- Ну… мы с Илюхой…
- С какой еще горки? Во дворе которая?
- Да нет… которая в будущем.
- А какого черта вас вообще в будущее занесло?
- Ну… так… горка там…
- Какая горка-то?
- Ну, такая… сначала восьмерка с девятью нулями…
- Восемь миллиардов, так и говори, - поправляет полицейский.
- Ну да. А потом до единицы опускается.
- До одного миллиарда, что ли?
- Да нет… до единицы… просто… до единицы…
Полицейский бледнеет. Как полотно. Вот это я хорошо помню, побледнел и схватился за столешницу.
- Ч-ерр-ррт… и как резко… опускается?
- Так до тридцатого года…
- Так чего ж вы молчали-то?
- А… а чего такое?
- Чрезвычайное положение.
Это тоже голос полицейского в памяти. Помню, как он включает телефон, бросает в трубку:
Чрезвычайное положение.
Это только потом до нас стало доходить, что мы видели, с чего катались. Потом. Совсем потом. Когда уже объявили чрезвычайное положение, какие-то слеты, съезды, собрания, гадали, что будет дальше, а главное – кто будет этим… этой последней единицей…
(написано позже)
В жизни не думал, что последней единицей стану я сам…
Aagira 8 лет назад #
Мария Фомальгаут 8 лет назад #
Шуршалка 8 лет назад #
Мария Фомальгаут 8 лет назад #