Не подскажете, как пройти…

…куда пройти?

Память обрывается.

Тут же подсказывает:

…домой?

Тут же понимаю, что они как минимум спросят меня, где я живу. И нужно будет что-то отвечать. Я потерял память, и все такое. Ну, конечно же. Потерял память.

Только не в больницу, вертится на языке, только не в больницу…

Жесткие ребра скамейки вонзаются в мои собственные.

Листопад.

Мир переходит в вертикальное положение, разрывается болью.

Поднимаюсь со скамейки, оглядываю стоящих передо мной людей, спрашивать, спрашивать, пока они не ушли…

Спрашивать…

Знать бы еще, что…

- …не подскажете…

…два черных дула направлены на меня.

Выворачиваю карманы, отдаю неприметную мелочевку, там ещё бумажки какие-то были, зря отдал, может, там что-то про меня…

- Руки опустите.

Опускаю, еще бормочу, что у меня ничего нет.

Стальной обруч защелкивается на моей шее.

- Идемте, - говорит массивный мужичара с мясистым лицом.

- Э-э-э… к-куда?

- Домой, куда же… или хотите, чтобы они вас на куски порвали?

Оглядываюсь, ищу, кто собирается рвать меня на куски вздрагиваю. Это не то, что я ожидал увидеть. Совсем не то. Город. Вернее, то, что когда-то было городом. Люди. Вернее, то, что когда-то было людьми. Они приближаются ко мне, зачем, зачем, они выкрикивают что-то, память с трудом подсказывает – проклятия, я с надеждой смотрю на мясистого, почему он ничего не делает, а собственно, почему он должен что-то делать, можно подумать, мы с ним лучшие друзья, хотя… кто его знает…

Осторожно спрашиваю:

- Мы… знакомы?

- Еще бы, - он по-хомячьи фыркает, понимаю, что знакомы, да еще как.

- А…

Люди подбираются ко мне – то, что было людьми, что-то шипастое, металлическое, взмывает над моей головой, даже вспоминаю название – моргенштерн…

Человек (человек?) с моргенштерном видит стальной обруч на моей шее, с матюками отскакивает, бормочет остальным, вот, блин, выкрутился, с-сука…

Мой друг (друг?) усмехается, кивает мне:

- Идемте.

Иду по тому, что было городом. То, что было людьми, плетется сзади, выкрикивая какие-то проклятия в мой адрес, кто-то бросает обломок кирпича, он падает к моим ногам, подпрыгивает по песку. Мясистый гневно оборачивается, толпа шарахается назад, как стая бродячих собак.

- Ничего они вам не сделают, - кивает мясистый, - не посмеют.

- Да вы посмотрите, как они…

- …не посмеют, вы же в ошейнике.

- А что это значит?

Мясистый фыркает:

- Слушайте, вы до такой степени-то не придуривайтесь, что не помните ничего!

- А я и не придуриваюсь, я правда…

Он смотрит на меня. Как следует смотрит. Так и хочется пошире открыть рот, как перед врачом, когда смотрит горло. Нет,  в горло не смотрит, смотрит в глаза, фыркает:

Это крепенько вы… Ну, садитесь, садитесь, что ли, в машину, что такое машина-то, помните?

Это я помню. Устраиваюсь на заднем сиденье, как в детстве, когда… когда что? Не помню, когда что, кто сидел за рулем, когда я в детстве сидел сзади, кто-то, отец, мать, или… память не подсказывает никаких «или», память молчит.

Отсюда сквозь прозрачную крышу вижу кусочек неба, думаю, каким  было небо до того, как…

….до того, как что?

Кажется, небо было зеленым. Нет, синим. Странные воспоминания. Синее небо. Временами оно становилось темнее, на нем проклевывались яркие точки… солнца? Нет, не то.

Думаю, что случилось с миром, который я знал.

Спрашиваю у мясистого, который сидит рядом со мной:

- А… а можно вопрос?

- Нужно…

- А… а кто это сделал?

- Что сделал?

- Ну… это вот все…

- Вы, кто.

- А серьезно?

- И я серьезно…

- А… но… но зачем?

- Это у вас надо спрашивать, зачем… гений вы наш… непризнанный…

Подъезжаем к воротам, люди обступают машину, кто-то замахивается битой, шофер орет на кого-то, за машину потом век не расплатишься. Въезжаем в гараж, мясистый выводит меня, пошли, пошли, в лифт, на какой-то там этаж, в холл, пол подпрыгивает под ногами, что такое, голова кружится, присаживайтесь, да вот сюда, на диванчик, чай, кофе, или покрепче чего, а я даже не знаю, пью я покрепче или нет, на всякий случай прошу чай, думаю, с молоком или без, а лучше без, может, я и лактозу не переношу, кто меня знает, а зачем я с сахаром попросил, может, диабет какой или там…

- …да нет у вас диабета никакого, и лактозы тоже или как оно там…

Вздрагиваю:

- Мысли читаете?

Он смеется:

- Ну а это, по-вашему, у вас зачем?

Показывает на ошейник. Все равно не понимаю. Ничего.

Пьем чай.

Смотрю из окна зала на то, что когда-то было миром. Снова спрашиваю, сам не знаю, зачем:

- А… что там случилось?

- А это у вас спрашивать надо.

- Но… зачем?

Снова усмешка:

- А это тоже у вас спрашивать надо.

Сжимаю зубы. Отчаянно пытаюсь выцарапать из памяти хоть что-нибудь.

- Не… не помню.

- Да я вижу, что вы не помните… ничего, поможем…

Кусок памяти.

Еще знаю, что это такое, сознание подсказывает само:

Кусок памяти.

Здесь. Среди мусора в корзине. Зачем я полез туда, спрашиваю я себя, почему я вообще решил, что этот изогнутый кусочек металла – кусок памяти.

Понять бы еще, как его читать.

Прислушиваюсь.

Понимаю.

Никак.

Память по кусочкам не читается, память читается только вся, сразу.

А всей, сразу – нет.

Оглядываю кабинет, должно здесь быть еще что-то, да ничего оно мне не должно, выдвигаю ящики стола, только бы не увидел хозяин.

Хозяин не видит.

Перебираю бумаги, бумаги, бумаги, думаю, что здесь делают бумаги, когда давным-давно все на электронных носителях, пытаюсь прочитать хоть одну строчку, хоть одно слово – не могу. Память молчит. Думаю, может быть память обрывком бумаги. Не знаю.

Хлопает дверь.

Кажется, он специально хлопнул дверью.

Мой хозяин.

Насмешливо смотрит на меня, ну-ну, что-то ты теперь делать будешь?

Перебираю бумаги. Как ни в чем не бывало.

- Вашей памяти здесь нет.

- А?

Мне кажется, я ослышался.

- Нет здесь вашей памяти.

Не нахожу ничего лучше, чем спросить:

- А… а где есть?

Хозяин пожимает плечами, мол, я-то откуда знаю, ваша память, вы и разбирайтесь.

Память чуть вздрагивает в моей ладони, нашептывает мне откуда-то бесконечно издалека – Керт Кертиг.

- …хотите сказать, он не будет казнен?

- Нет, не будет.

- Но…

- …я имею право взять его в рабство. И точка.

- Однако…

- …я гонялся за ним десять лет… я имею право на этот триумф…

- А вас хозяин ищет…

Это горничная.

Спешу по бесконечным лестницам бесконечного дома, я так и не смог обойти его весь, может, моя память упорно не может удержать в себе этот дом, а может, он и правда бесконечный. Горничная хватает меня за руку, ведет по бесконечному лабиринту дома, с трудом узнаю хозяйский кабинет, нет, не он, меня ведут дальше, в темный кабинет, обитый коричневым деревом…

Хозяин наливает себе вино. Только себе. Я не пью. Я уже знаю, что я не пью. Хозяин сказал.

Его фамилия Валдуфф.

Это тоже он мне сказал.

А может, не говорил, не помню.

- Ну что… вспомнили что-нибудь?

Отрицательно мотаю головой.

- Ну, еще бы… память-то ваша тю-тю…

Не выдерживаю:

- А вы… а вы что-нибудь про меня знаете?

Он молчит. Многозначительно. Понимаю, что знает. Много знает. Очень много. Многозначительно режет пирог, из пирога течет что-то мясное, ароматное, дразнящее.

Хочу спросить, сколько стоит моя память. Что я должен сделать, чтобы получить…

- …хотите кусочек?

Вздрагиваю:

- Пирога?

Валдуфф смеется:

- Памяти, друг мой, памяти. Нет, ну я вам и пирога предложить могу, что мы, не люди, что ли…

Смеемся. Вернее, он смеется, я понимаю, что просто… просто забыл, как я смеялся когда-то.

Все понимаю. Спрашиваю:

- Что я должен… сделать?

- Память у одного человечка забрать надо.

- М-мою?

- Не, не вашу… вашу я вам потом дам, ну, не всю, ну, кусочек…

Выслушиваю, что нужно сделать.

Осторожно спрашиваю:

- А… а я раньше чем-то таким занимался?

Он фыркает:

- Да вы только этим и занимались всю жизнь…

- Да я же… я же не помню ничего…

- А вы не беспокойтесь даже, за вас память сама все вспомнит…

Смотрю на Валдуфа. Понимаю, что не очень-то ему и верю.

Понимаю, что у меня нет выбора.

Выхожу из дома. Осторожно-осторожно, бочком-бочком-бочком,  ежесекундно ожидаю, что в меня полетит камень или что похуже.

Нет.

Ничего не происходит.

Люди косо посматривают на меня, но не более того, видно, мой ошейник их сдерживает. Делаю вид, что ничего не происходит, это у меня хорошо получается, делать вид, что ничего не происходит, а что, меня хозяин в магазин послал, вот у меня, список продуктов, лук не забыть купить, лук, это главное…

Поднимаюсь по лестнице заброшенного дома, почему я выбрал именно этот дом, непонятно, ничего непонятно, память сама ведет меня.

Память, которой нет.

Оглядываю запыленную комнату, здесь что-то было, кто-то с кем-то дрался, понять бы еще, кто и с кем. Некогда, некогда понимать, потому что… потому что…

Память, которой нет, зовет меня прочь, на улицу, в неприметный дворик, где…

Наконец, вижу тех, за кем я пришел сюда.

Вижу со спины.

Их двое, большой, мясистый, приземистый, и тощий, сутулый, нескладный, спорят о чем-то, спорят – это громко сказано, обсуждают что-то вполголоса, мягко, но в то же время зловеще…

Стреляю.

Память сама подсказывает – как стрелять.

Большой, мясистый, покачивается, кажется, сейчас с грохотом рухнет на пол – нет, не рухает, не успевает, сутулый подхватывает большого, большой что-то спрашивает, ну что обычно спрашивают люди с убитой памятью – где я живу, кто я такой, а то и не это, и не это, а вообще мямлят ерунду какую-нибудь, э-э-э… а как пройти… а куда я шел…

Тощий и сутулый стреляет себе в голову, как-то странно стреляет, а ну да, не стирает память, а перебрасывает мясистому.

Падает на скамейку.

Мясистый оборачивается, пытаюсь узнать его, не могу, ну память, память, ну давай же, давай-давай-давай, ну…

…нет.

Мясистый протягивает руку к моему оружию:

- Дай.

Покорно протягиваю оружие, зачем я это делаю, что-то выскальзывает из оружия, что-то с легким звоном катится по песку, тускло поблескивает…

…подхватываю, прежде, чем мясистый успевает спохватиться, держу на ладони, смотрю…

…последний кусочек памяти.

Пазл собирается.

Валдуф смотрит на меня.

В упор.

Киваю:

- А вы молодец… ловко у вас это получилось. Очень ловко.

- Что получилось?

- Вы только не говорите, пожалуйста, что не понимаете ничего.

Усмехается своей жабьей улыбкой:

- А что я должен понимать?

- Ну как же… вы мне скажите, вы кто такой?

- Вильям Валдуф, кто…

- Ой, ли?

Снова смеется:

- Вильям Валдуф.

- А внутри? В сознании?

- А-а-а, раскусили-таки…

- А где сознание настоящего Валдуфа?

Он делает неопределенный жест рукой, понимаю – стер.

- И теперь вы…. – не договариваю, он подхватывает:

- Керт Кертиг.

Киваю. Продолжаю:

- Когда вы поняли, что вам не жить, что вас порвут на куски, как только увидят… когда Вильям Валдуф взял вас на мушку, сказал – вы арестованы… как вам удалось убить его память?

- Ну… у меня свои методы… - он смеется.

- …убили его память… и перебросили в его тело свою… теперь никто не заподозрит, что вы – Керт Кертиг… Одно непонятно, зачем вы свое старое тело оставили… на память, что ли?

Он кивает:

- На память.

Смеюсь сам над собой, какая ирония, на память то, что без памяти…

Он посмеивается:

- Ну что… побежите всем рассказывать, что я – это вы? И кто вам поверит? Керт Кертиг потерял память, а теперь еще и сошел с ума…

Бегу прочь – по закоулкам, по дворам того, что было городом, запутываюсь сам в себе, мир подскакивает, бьет скамейкой по спине, небо наваливается на голову.

Понять бы еще, где я нахожусь…

Не подскажете, как пройти…

…куда пройти?

Память обрывается.

Тут же подсказывает:

…домой?

Тут же понимаю, что они как минимум спросят меня, где я живу. И нужно будет что-то отвечать. Я потерял память, и все такое. Ну, конечно же. Потерял память.

Только не в больницу, вертится на языке, только не в больницу…

Жесткие ребра скамейки вонзаются в мои собственные.

Листопад.

Мир переходит в вертикальное положение, разрывается болью.

- …а в этот раз быстренько он догадался…

- Да, что-то с каждым разом все быстрее…

- Не, в позапрошлый раз полгода мыкался…

- Ну, вы тогда и кусочки памяти получше спрятали…

- Тоже верно…

- И не надоело с ним в кошки-мышки играть?

- Может, и надоест…

Ужинают.

Омары.

- Я знаете, чего боюсь… что он и правда кому расскажет…

- Кому?

- Ну, мало ли… людям…

- Ага, можно подумать, поверит ему кто-нибудь…

Вхожу в комнату. Они умолкают. Я не знаю, о чем они говорили. Мне они не скажут, я знаю.

Ужинаем.

Валдуфф бормочет какие-то утешения, ничего, найдем вашу память, вспомним, да не бойтесь, да никто вас пытать не будет, вижу же, что и а правда не помните ничего…

Устраиваюсь в своем кресле, снова про привычке отворачиваю краешек сиденья, вроде все оттуда вытащил, нет, не все, вот оно, сложенное вчетверо, пожелтевшее от времени…

Тихонько разворачиваю, узнаю свой почерк:

«Люди про тебя читают, люди узнали правду».

Ничего не могу понять, какие люди, какую правду, - а вот Валдуфф, похоже, уже все понял, выхватывает у меня из рук не листок – обрывок листка, читает, смотрит куда-то в пустоту комнаты, нет, не в пустоту, сквозь пространство, видит что-то, не видимое мне, этих, которые читают, вынимает парабеллум. Я не знаю, что делать, я мысленно кричу этим, которые читают – он вынимает парабеллум, он будет стрелять, я думаю, что случится быстрее – Валдуфф застрелит этих, которые читают, или эти, которые читают, ворвутся сюда, успеют что-нибудь сделать…