Говорят, у кошки девять жизней.
У таких, как я, их три. Но и этого иногда бывает достаточно.

Подтаявший грязный снег. Невыносимый холод, заполнивший, наверное, каждую клеточку моего тела. Отвратительный запах ржавого железа, мутнеющее с каждой секундой сознание…
— Подожди, ты слышишь? Кто-то пищит так жалобно между гаражами. Господи, котенок! Совсем еще кроха. Да кто же бросил тебя здесь, маленький? Ой, у него, кажется, лапка перебита…
Теплая, мягкая рука, нежное прикосновение пальцев, ласковый голос, совсем не похожий на визг уличных мальчишек или грубый лай дворовых псов.
Светловолосая девушка выпрямляется, бережно держа в ладонях лохматый, когда-то белый, а теперь замызганно-серый комочек.
Ее подруга поправляет очки и недовольно хмурится.
— Ты что – собираешься тащить его домой? Зачем тебе нужен этот трущобник? Да у него, похоже, и блох полно!
Моя спасительница сердито качает головой.
— Вовсе он не трущобник! Посмотри, какой хорошенький! А вымыть – так и совсем красавцем будет. Пушистеньким, будто снежок. Ой, смотри, как интересно!
Девушка в очках неохотно наклоняется над котенком.
— Что ты там разглядываешь? – бурчит она.
— У него на спинке три полоски. Яркие, словно золотой кисточкой проведены! Никогда не видела такого окраса.
Тонкие пальцы держат меня бережно и уверенно. Жалобный стон, помимо воли вырывавшийся из моего горла, постепенно смолкает.
— Вот так. Не плачь…Снежок! Сейчас мы пойдем домой, я перевяжу твою лапку, дам тебе молока. Все будет хорошо…

ЖИЗНЬ ПЕРВАЯ
У тебя светлые, легкие, словно пух, волосы, а глаза серые и глубокие, как небо над северной столицей. У тебя звонкий смех и быстрая походка. Бегаешь ты больше, чем сидишь или стоишь, а улыбаешься и щебечешь чаще, чем молчишь и думаешь.
Мне нравится наблюдать за тобой. Особенно, когда ты, напевая, поливаешь цветы на широком подоконнике или, оживленная и веселая, быстро достаешь из шкафа одно яркое платье за другим, выбирая наряд на вечеринку, или, разрумянившаяся от мороза, возвращаешься с лыжной прогулки, наполняя дом вкусным запахом снега.
Иногда я жалею, что никогда не смогу поговорить с тобой. Люди разучились слышать тайное и проникать взглядом в суть вещей. А таких, как я, в этом мире становится все меньше. Может быть даже, я последний из своего рода.
Однако, я не чувствую одиночества и не думаю о печальных вещах, когда ты рядом. От тебя струится свет, мне хорошо и тепло. Наверное, это счастье.

Но сегодня твой заметный только мне внутренний свет тревожно мечется, как пламя свечи на ветру. Ясные серые глаза потемнели от скрытого волнения, а по тому, как дрожат пальцы, когда ты нервно выдергиваешь из сумочки то пудреницу, то расческу, я понимаю, что где-то в глубине твоего сознания таится тщательно скрываемый страх.
Ты подходишь ко мне, привычным жестом гладишь между ушами, прерывисто вздыхаешь.
— Понимаешь, Снежок, — шепчешь ты, – такая работа! Я всю жизнь о ней мечтала. Член-корреспондент одного из главных питерских изданий! А вдруг директор редакции даже разговаривать со мной не захочет? Зачем ему вчерашняя выпускница журфака! Я вот послала свое портфолио, а на собеседование сегодня до дрожи в коленках идти боюсь! Глупо, правда? Ладно, бежать пора. До встречи, Снежок! Пожелай мне удачи.
Хлопает входная дверь, закрываясь за твоей спиной. Я остаюсь на подоконнике и вглядываюсь во что-то видимое только мне, задумчиво щуря глаза.
Такие, как я, умеют немного предвидеть будущее.
Если ты не успокоишься, то провалишь собеседование. И директор, и главред не терпят робких, неуверенных в себе людей. Тебя ждут долгие и нудные поиски нового места, опостылевшая подработка в Макдональдсе, ехидно-сочувственные подначки «лучшей» подруги.
Если бы нашелся кто-то, кто успокоил бы тебя, сказал в этот миг такие нужные слова поддержки…
И я решаюсь.
Над фигурой подросшего котенка начинает кружиться белесый туман, медленно закручиваясь в дымную спираль. Воздух звенит от напряжения.
Еще мгновение – и подоконник пустеет.

Ты сидишь в коридоре шумной редакции, растерянно сжавшись в комочек на краешке стула, и бросаешь осторожные взгляды в сторону большой двери с позолоченной табличкой. Неожиданно на соседний стул плюхается рыжеволосая кудрявая девица и приветливо улыбается, как старой знакомой.
— Привет! Ты – новенькая?
— Да вот, на собеседование пришла, — смущенно бормочешь ты. – Не знаю, примут ли?
— А-а, не беспокойся! – беспечно машет рукой собеседница, — Наш шеф – мировой мужик! Добрый – что твой родной дядюшка. И творческую молодежь просто обожает.
— Правда? – в твоем голосе звучит робкая надежда.
— Еще бы! Да вся наша редакция – одна большая семья. Спасибо шефу! Слушай, а тебя Лена зовут?
Ты удивленно киваешь. Рыженькая девушка всплескивает руками.
— Так это твое портфолио мне секретарша показывала? Ну, считай, что ты уже – наш член-кор! Директор тобой сильно заинтересовался, так мне сказали по секрету. И добавил, что нам нужны юные креативные кадры.
Ты вспыхиваешь от радости и хочешь спросить что-то еще. Но тут распахивается заветная дверь, и тебя приглашают в кабинет.
— До скорой встречи! – машет рукой рыжеволосая. – Поболтаем еще во время перерыва.
Через пять минут директор журнала приятно изумится, слушая, как легко и остроумно отвечает на все его каверзные вопросы молоденькая выпускница журфака.
Через двадцать минут ты распишешься в приказе о приеме на работу.
Через полчаса ты будешь искать по всем коридорам рыжую незнакомку, чтобы поблагодарить ее за раскрытый «секрет» и за поддержку. И очень удивишься, когда тебе скажут, что такая здесь никогда не работала.
Через несколько часов ты ворвешься в дом, хохочущая, счастливая, с бутылкой шампанского в руке и кучей друзей за спиной.
И в шуме веселого праздника в честь исполнения мечты, так и не заметишь, что со спины белого котенка пропала одна золотая полоска.

ЖИЗНЬ ВТОРАЯ
Конечно, я лукавил, говоря, что никогда не смогу побеседовать с тобой. Мне ничего не стоит ОБРАТИТЬСЯ твоим коллегой по работе, соседкой по лестничной площадке. Да хотя бы приятным незнакомцем, встреченным случайно на улице. Но что в этом толку, если мой ОБЛИК держится от силы пару часов, а потом бесследно тает, как дым, как туман над водой. А плата за ОБРАЩЕНИЕ слишком велика. Один ОБЛИК – одна жизнь.
И все же, как бы мне хотелось идти рядом с тобой по осеннему парку, вдыхая горький запах опавших листьев! Идти близко-близко под одним зонтом, соприкасаясь плечами. Задерживать твою руку в своей, греть дыханием озябшие пальцы, говорить что-то простое и ласковое, любоваться твоей улыбкой и блеском глаз…
Всевидящее Небо, откуда такие желания?! Неужели, живя рядом с людьми, я и сам становлюсь похожим на человека?

Ты изменилась за эти месяцы. Стала еще красивее, изящнее, утонченнее и…задумчивее, мечтательнее. В твоем голосе теперь звучат новые интонации: то нежно-печальные, то лукаво-манящие.
Я слышал, как беседуя с подругой, ты несколько раз произнесла слово «он» именно таким тоном.
Каюсь, я осмелился заглянуть один раз в твои мысли. Увидел «его» — парня из соседнего отдела. У того, о ком ты думаешь, голубые глаза, открытая мальчишеская улыбка и веселый голос. Он никогда не унывает, умеет придумывать нестандартные вопросы к любому интервью и всегда вовремя сдает материал. На него заглядывается половина девушек редакции, но он слишком увлечен работой, чтобы заметить это.
И ты не знаешь, как привлечь его внимание.
Я умею немного предвидеть будущее. А будущее – это дорога с десятками развилок.
Вы будете счастливы вместе, если познакомитесь именно сейчас.
Иначе через месяц юношу пошлют на стажировку в столицу, и сюда он уже не вернется, найдя еще более солидное издательство.
А через два месяца на одном из корпоративов тебя заметит сын главного редактора. Дутая знаменитость в мире журналистики, прожигатель жизни, всю жизнь проведший под папочкиным крылом. Рядом с ним ты встретишь только горе.
Я не хочу для тебя такого будущего!
И я решаюсь.
Над фигурой молодого кота, замершего в напряженной позе у двери, начинает кружиться белесый туман, медленно закручиваясь в дымную спираль. Воздух снова звенит, как тучи комарья в жаркий день. Еще мгновение – и кот бесследно исчезает.

Молодой журналист спешит куда-то по заданию редакции. Утренний заморозок покрыл асфальт тонким ледком. Из-за поворота выкатывается низенькая старушка с большим пакетом в руке и, налетев на юношу, едва не сбивает его с ног. Тот галантно подхватывает бабулю под руку, не давая ей упасть. Она охает, у пакета прорывается дно, и десяток отборных помидоров сыплется на дорогу, взрываясь алыми кляксами.
Молодой человек замирает, уставившись на заляпанные брюки, и явно глотает какие-то непечатные слова. Старушка виновато улыбается.
— Ой, милок, испортила я тебе костюмчик-то. Ну, прости меня, родной! Да не злись, не печалься, ладно? Пока мы живы, все еще можно исправить.
Тут бабуля еще крепче цепляется за его локоть и начинает куда-то подталкивать, не переставая весело сыпать словами:
— Зайдем-ка вон в ту кафешечку уютную. Оченно она мне нравится! Люблю грешным делом пироженку с кофеем там скушать, опосля, как пенсию получу. Со сладким-то оно и жить легче кажется, и мысли черные прочь разлетаются. Вот и ты, милок, выдохнешь, чайку глотнешь, штаны свои драгоценные почистишь…
Журналист во все глаза глядит на странную бабку. Но ее беспечный задор каким-то чудом передается ему, и юноша, махнув рукой, идет вслед за старушкой, поднимаясь по узенькой лестнице в маленькое кафе.

Через две минуты ты тоже войдешь туда. И, увидев несчастный костюм своего избранника, смущаясь и запинаясь, протянешь ему пачку влажных салфеток.
Через пять минут между вами завяжется разговор.
Через десять минут юноша решит отложить задание редакции на завтра.
Через полчаса он будет сидеть на твоем диване, застенчиво прикрывшись большим махровым полотенцем. А ты, пока гудит стиральная машина, заваришь ему чай и присядешь рядом.
И очень скоро вам покажется, что вы знали друг друга сто лет. И каждый мысленно поблагодарит неуклюжую старушку, без которой не состоялась бы ваша встреча. И, прощаясь, он задержит в своей ладони твою руку дольше, чем это требует простое дружеское участие, а потом прижмет ее к губам.
Такие, как я, умеют немного предвидеть будущее.
Я вижу белые лепестки роз на серых ступенях храма и кружево фаты, взметнувшееся от порыва ветра.
А ты и не заметишь, что на моей спине осталась всего одна золотая полоса.

ЖИЗНЬ ТРЕТЬЯ
Над Балтикой второй день гремит шторм. Ветер гонит по небу свинцовые тучи, такие низкие, что золотые шпили храмов и витые флюгера на коньках крыш тонут в их мокрой, косматой хляби.
Ты отправилась с молодым супругом в свадебное путешествие, поручив меня заботам соседки. Добрая женщина искренне огорчается, что «котик» которые сутки ничего не ест, а лишь неподвижно лежит на подоконнике и всматривается в бегущие по стеклу холодные струи.
Мне кажется, я слышу стоны железных переборок и гулкие удары волн в борта круизного лайнера.

Такие, как я, способны пронзить взглядом даль пространства и времени.

Стихия забавляется с огромным белым кораблем, как с игрушкой. Лайнер то вздымается на гребень волны, то словно проваливается в пропасть, вновь поднимается и резко кренится набок.
Судорожно мигают огни на мониторах ходового мостика. Капитан и штурман, стоят над штурвалом, широко расставив ноги. Я ничего не понимаю в человеческой технике, но обрывки слов, долетающие до меня, заставляют сердце болезненно сжаться.
— Генератор сдох…
— Главный компьютер виснет, сука, хрен пойми, когда перегрузится…
— И поворотную насадку заклинило…
Капитан пытается повернуть рулевое колесо, но оно сдвигается на пару сантиметров и застывает, как приклеенное.
На белом закаменевшем лице штурмана медленно шевелятся губы:
— Я связался с берегом, послал SOS. Спасательное судно в пути. Но до его прихода…
В ударе грома за стенками рубки тонут остальные слова. Я различаю только:
— Пассажиры…Паника…Успокоить…
Никто не знает, как быстро спасательный катер пробьется через шторм. А паника на корабле – это гибель. Огонь в соломе. Звериный рев обезумевших от страха людей. Толпа, мечущаяся по палубе. Мужчины, отшвыривающие женщин и детей от шлюпок. Но никакая шлюпка не спасет в такую бурю…
Я не задумываюсь ни на мгновенье.

Над фигурой зависшего в прыжке белого кота яростным винтом кружится белесый туман, закручиваясь в дымную спираль. Воздух взрывается оглушительным звоном разбитого стекла. Соседка, вскрикнув, выбегает из кухни и видит совершенно пустую комнату. 

Капитан и штурман вздрагивают, когда за их спинами встает низенький, немолодой человек с большим носом и странными яркими глазами.
— Я – артист! – коротко бросает он. – Клоун. Я дам представление!
Моряки переглядываются, и на лицах у обоих возникает недоумение пополам с желанием выкинуть из рубки спятившего пассажира.
Штурман делает шаг вперед. Капитан успевает ухватить его за локоть.
— А вдруг ему удастся отвлечь людей?
В салоне горят все лампы, и пассажиры заняли места, кто на стульях, привинченных к полу, кто прямо на ковре, прислонившись спиной к стене. На лицах – вежливые улыбки. Что поделаешь – пока так штормит, придется потерпеть. Спасибо, кэп велел устроить представление: можно отвлечься и развлечься.
Я – размалеванный, как петух, в развевающемся цветастом балахоне  мечусь по салону, кувыркаюсь, катаюсь кубарем, прыгаю, шатаюсь и шлепаюсь. Я хохочу писклявым голосом и на ходу показываю фокусы, вытаскивая из носов и ушей зрителей то длинные цветные ленты, то бумажные цветы. Я вовлекаю в свою игру всех, сыплю остротами, кружусь на одной ноге, бренчу на вытащенной из штанины крошечной гитарке.
Лишь одного я не делаю. Не ищу тебя глазами среди хохочущей публики. Иначе сердце разорвется от боли и тревоги! Один раз я поймал твой взгляд, мучительно вздрогнул и чуть не рухнул посреди трюка.
Не знаю, сколько времени уже прошло, и сколько еще продержится мой ОБЛИК. Грудь словно пронзают кинжальные удары, дышать становится все тяжелее.
— Давайте, продолжайте! — шепчет мне в спину кто-то из команды, — Помощь уже близко.
Я знаю это, ведь я умею предвидеть будущее.
Как знаю и то, что спасательного катера мне не увидеть.
На маленькой гитаре одна за другой рвутся струны. Я корчу гримасы и пытаюсь играть дальше, напевая дурным голосом глупейший шлягер. Публика заливается от смеха.
В разгар номера капитан распахивает дверь салона.
— Наш корабль, уважаемые дамы и господа, не может при таком сильном волнении войти в гавань. Поэтому из Стокгольма прибыл большой спасательный катер, который всех вас переправит на берег. Прошу пассажиров приготовиться к рейсу.

Вот и все.
Через полчаса все пассажиры, а затем и команда будут доставлены на берег.
Через час потрясенный капитан поймет, что никакого клоуна в списках путешественников не значилось.
Через три дня ты вернешься домой и до слез огорчишься, когда соседка виновато объяснит, что твой Снежок бесследно исчез из запертой квартиры.

Черные волны с грохотом прокатываются по палубе, иллюминаторы заливает мутная вода. А я уже почти ничего не вижу и не слышу. Третья жизнь потрачена, сожжена мгновенно, как и первые две. Но краем угасающего сознания я пытаюсь вызвать в памяти взгляд твоих ясных глаз, твою улыбку. И сам улыбаюсь в ответ.
Я ни о чем не жалею. И рад, что все так получилось. Спасти того, кого ты любишь, смехом или добрым словом – что может быть лучше?
В недрах гибнущего корабля темно, и я не знаю, суждено ли мне будет уйти в человеческом ОБЛИКЕ или в виде кота с лишенной волшебных полосок белой спиной?
Впрочем, такие, как я, не умирают, подобно людям. Наши тела тают, словно туман, а наши души обречены, не зная ни ада, ни рая, вечно кружить над этим миром. И, быть может, мне удастся вселиться, хотя бы на мгновение, в пролетающий мимо твоего окна осенний листок. Или в тополиную пушинку, или в бабочку. Лишь для того, чтобы бросить на тебя через стекло один-единственный взгляд! И успокоиться, увидев, что ты счастлива.
А там — пусть меня снова загребет в свои ледяные объятия старуха Вечность!
Я только посмеюсь над ней. Ведь я тоже был счастлив. Я любил.
……………………………………………………………………………………
— Мама, мама, смотри!
Девочка в голубой куртке бежит из дальнего края двора, прижимая что-то к груди.
Мать всплескивает руками.
— Настенька, милая, нельзя  играть возле мусорки! Ну, что ты там еще нашла? Пойдем лучше на детскую площадку, на карусели покатаемся…
Молодая женщина укоризненно качает головой и вдруг замолкает, вздрогнув от неожиданности. Потрясенными, не верящими глазами всматривается в то, что протягивает ей дочка.
— Мама, смотри, какой хорошенький! Можно, он теперь будет  жить с нами?
Детские ладони бережно держат крошечного дымчато-серого котенка. С тремя золотыми полосками на пушистой спинке.