Надпись на табличке памятника  

       Прошло шестнадцать лет, и я впервые с того времени стою у могильной плиты с той же самой фотографией маленькой девочки. В тот раз она была для меня только именем, выгравированным на табличке памятника, а сейчас – увядшим цветочком, который некогда украшал мою серую жизнь. В прошлый раз я нашел могилу в плачевном состоянии: сорняки обвили надгробие и тянулись вверх по мраморному памятнику. Не понимая, отчего тогда меня одолела немыслимая грусть, что перечитывая на второй раз эпитафию умершей девочки,  глаза мой оказались полны слез. И только сдержанность не позволила нарушить кладбищенскую тишину рыданием. Я абсолютно не мог объяснить свое состояние. Мне тут же захотелось привести могилу в порядок, и не успокоился, пока не был вырван с корнем последний клочок травы. Как тогда я мог поверить в то, что именно так встревожило и опечалило мое сердце? Ведь я не знал о девочке ничего, только имя – Танечка. Но голову переполняли мысли о том, где она жила? кем были ее родители? а главное, как? почему? она умерла? Тем вечером, вернувшись домой, я впервые написал стихотворение о смерти. Прежде мое сердце было наполнено только юношеской лирикой, но после того дня в творчество ворвалась безнадежная желчь. И ежедневно ее подпитывала полная скорби эпитафия: «Спи спокойно, доченька моя!»       

 

И вот минуло шестнадцать лет… Я стол у той же самой могилы, но словно прорвавшись сквозь время. Если в прошлый раз мне в каком-то неизвестном порыве пришлось приводить ее в порядок, то сейчас она была аккуратной и… свежей. Могильный холмик, укрытый венками, еще не осел, земля не успела высохнуть под теплым майским солнцем, а из растений у памятника цвели только ромашки и фиалки. Слезы я больше не сдерживал, читая давно знакомую эпитафию. Только в этот раз она не была уже печальной чужой фразой, ее попросил выгравировать я сам…

 

Как бы печально это ни звучало, но я редко посещал могилу своего отца. Никакие причины не могли послужить оправданием, ведь самое грустное то, что их не было вообще. Но все же, когда приезжал на кладбище, большую часть времени я уделял не памяти об утере родного человека, а поискам забвенной могилы с фотографией маленькой девчушки. Я наткнулся на нее всего один раз, когда хоронил отца. Тогда в неком забытьи мне захотелось простого уединения, и без какой-либо цели блуждал по кладбищу и случайно присел у памятника со встревожившей меня эпитафией. И вот на протяжении долгих лет больше ни разу не мог отыскать могилу девочки, не подозревая о том, что ее просто еще не было…

 

В тот день на похоронах я дал себе слово, что не под каким предлогом не начну, подобно отцу, злоупотреблять спиртным. Ведь не что иное, как именно это, сгубило его преждевременно. Прошли годы, и я нарушил свое обещание.

 

Какое-то время, пока зарок оставался в силе, судьба словно благоволила мне. Получил высокую должность на работе, на которую можно было ходить как на праздник и получать за это деньги. Встретил девушку, которая родила мне замечательную дочь. Все располагало к тому, чтобы жить. Но моя склонность к саморазрушению не дала мне этого.

 

Сначала я потерял работу. Чем не прекрасный повод залить это горе спиртным? Тем более и времени теперь было предостаточно. И вместо того, чтобы искать подходящую профессию, мне больше нравилось проводить досуг, который после увольнения стал круглосуточным, в кабаках с подвыпившими приятелями. Перестал уделять внимание жене и не замечал, как подрастает дочка. И однажды потерял их совсем. Супруга подала на развод…

 

После этого мои похмельные будни стали превращаться в настоящий ад. Охватившая меня депрессия в алкогольном опьянении начала перерастать в суицидную паранойю. И после двух неудачных попыток свести счеты с жизнью я наконец-то «отрезвел» и ясными глазами оказался в силах взглянуть назад. К каким ужасным потерям привело меня нынешнее состояние! И возможно ли вернуть хоть часть былого? Если этого я не попытался бы сделать, то все дальнейшее больше не имело смысла. Наконец я решил привести жизнь в порядок. И в первую очередь подумал на время сменить обстановку. Собрался и уехал работать на Север, решив через полгода вернуться другим человеком. А в дальнейшем всеми силами постараться вернуть семью. Дочке исполнилось уже три года…

 

Но однажды мне приснился кошмарный сон. Когда я очнулся, то вся подушка была мокра от слез. Рыдания мои не прекращались, а губы шептали одну-единственную печальную фразу из прошлого: «Спи спокойно, доченька моя!»

 

Тревожно звонил телефон, но я не в силах был протянуть к нему руку: боялся услышать новость, которую мне так жестоко сообщил голос из сновидения. Телефонная трель продолжала надрываться, пока не утонула в небе цвета берлинской глазури, под которым раскинулось широкое пустынное кладбище. Все могилы, кроме одной, оказались пусты. А у единственного небрежно поставленного памятника стояла маленькая девочка, готовая проронить слезинку, но все-таки у нее это не выходило. И я догадывался почему. Она ведь почти не знала того человека. Его никогда в последнее время не было рядом.

 

А я опять пил… Намеревался ведь уехать, сменить обстановку ради того, чтобы и поменять жизнь, но на чужбине вместе с новыми причинами нашлись и новые собутыльники. Я опять несколько недель провел в похмельном забытье, не распознавая, где явь, а где сон. И телефонный звонок, на который я боялся отвечать, не был частью кошмара. Но всегда, когда я отвечал на него (не сознавая в реальности или в сновидении), повторял в телефонную трубку одну фразу: «Спи спокойно, доченька моя!»

 

А шестнадцатого мая погибла дочка.

 

Некоторых подобное известие мигом трезвит. Но я тогда оказался настолько пьян, что в полной мере живым человеком меня назвать было трудно – всего лишь сомнамбула. Отчего свое состояние я и сам воспринимал, как сновидение. С какой же ненавистью мне пришлось посмотреть на себя, когда через несколько дней, я осознал, что пропустил похороны дочери…

 

Вернувшись, с извинениями ползал в ногах бывшей жены, молчание которой и брезгующий взгляд говорили больше всех остальных обвинительных слов. После она разрыдалась и повелела мне немедленно убираться. Но все же назвала мне кладбище и объяснила, как отыскать место, где похоронили нашу дочь – Её дочь! сказала она. То кладбище, на котором шестнадцать лет назад я похоронил отца.

 

И вот как шестнадцать лет назад я стоял у могилы, которая в юности так встревожила сердце, а последние годы о ней уже и не вспоминал. И только сейчас провел параллель, что на памятнике из прошлого было выгравировано имя Танечка, а ведь дочь мы и назвали Татьяной. Но все это уже не имело значения. Много лет назад некое предупреждение мне было дано, что запущенная могилка может оказаться моей запущенной жизнью, которая непременно приведет к трагедии. Пока я оставался трезв и держал свое слово, судьба благоприятно складывалась. Из маленьких частиц мозаики вырастал чудесный узор, но стоило лишь одному паззлу упасть неверно, как вся идиллия рисунка разрушилась. И вместо того, чтобы не полениться и подобрать правильный эпизод, я продолжил окончательно все портить. Теперь же, когда безвозвратно утеряна одна из частиц мозаики моей жизни, ничего уже не сложить.

 

«Спи спокойно, доченька моя!» Эпитафия пополам разрезает мое сердце. Эпитафия, которую я когда-то в беспамятстве произнес по телефону, и стала надписью на памятнике, виденным мною много лет назад, когда я прорвался сквозь время. То было предупреждением, а мне не стоило труда проигнорировать его. Вернуть бы то время, когда я впервые вот так стоял со слезами на глазах. И все, все бы изменить. Этой могилки могло бы и не быть. А сейчас могила та же, только я другой!