Не во мраке, но сам мрак, он владел теперь Искусством.
Клайв Баркер  «Явление тайны»

 

Мрак – это отсутствие света. Всепоглощающая тьма, где не могут обитать даже тени. Мрак – это черное полотно, на котором оживают самые ужасные фантазии, рожденные воображением. Серые смазанные образы отображают потаенные кошмары, укоренившиеся в сердцах. Отчего дети боятся темных чуланов? Потому что там затаился Мрак. И с содроганием в темноте быстрее бы укутаться в одеяло, лишь бы не почувствовать на лодыжке холод руки, выжидающей под кроватью. То, что при свете дня кажется смешным, безлунной ночью обретает бестелесные образы, сотканные из страха. И челюсти, полные острых, как бритвы, клыков, тянутся, чтобы сомкнуться на вашем горле… Но Мрак не всегда пребывает только снаружи. Нет более существа отчаяннее чем то, у кого Мрак поселился в душе. Тогда оно тонет в стигийской тьме, и солнечный свет ему становится ненавистным. А лучшее укрытие от солнечного света – независимый спутник Плутона – мрачный Харон.

 

С дерзким скрипом отворились двери бара «Умершие тени», нарушив повседневную праздность завсегдатаев. Порог переступил мужчина в черных сапогах, в грязно-сером пальто, в широкополой шляпе, низко опущенной на глаза. Но это не мешало разглядеть его волевых скул, смуглого лица и недельной щетины, которая не росла у коренных харонцев. В баре воцарилась тишина. Руки мужчин так и остались застывшими в воздухе, не успевшие донести бутылку с пивом ко рту. Кий у игрока, выпрямляющегося во весь рост, упал на биллиардный стол. И от внезапно наступившей тишины этот звук прокатился эхом по всему помещению. Вошедший внимательно оглядел присутствующих, которые все, как на подбор, имели чуть ли не прозрачную белую кожу, светлые волосы (почти альбиносы), голубые глаза. Он был явным чужаком среди этих людей. Ему следовало поступить разумно: развернуться и покинуть бар, и, может быть, тогда он еще останется жив – и то не наверняка. Так думал каждый, кто глядел на наглого пришельца, внешность которого выдавала в нем землянина. Именно это и было в диву. Потому что на Хароне землянин может быть только мертвым землянином…

 

Более двухсот лет назад налетчики с Земли колонизировали почти все планеты Солнечной системы. Конквистадорами, миссионерами называли они себя изначально, пока дело не коснулось полезных ископаемых. Тогда коренные жители планет были изгнаны в резервации. Дерзкие земляне принялись бесчинствовать на чужой земле, как некогда издевались над собственной планетой, которая от смога и облаков, наполненных токсичными веществами, из голубой превратилась в серую. Семь планет и прилегающие к ним спутники – нашлось место, где разгуляться. Единственным непокоренным оставался Плутон. Сто двадцать лет шла война за планету, которая в полной мере оправдала свое название. Царство мертвых. Именно такой она и стала после кровопролитной войны, унесшей миллионы жизней с обеих сторон, за обладание самого темного уголка Солнечной системы. Возможно, земляне были обмануты тем, что Плутон должен быть богат большими запасами плутония, но название химического элемента совершенно не оправдалось. Девятая планета оказалась богата лишь метаном; азотом и монооксидом углерода, от которого в пещерах при поисках драгоценной руды погибли еще тысячи «конквистадоров-миссионеров». Дорогой ценой обошелся землянам Плутон, не представляющий ценности.

 

В 3025 году Плутон был взят и вступил в гильдию Союза Планет Солнечной Системы (СПСС). Недовольные новой властью, повстанцы и террористы ссылались на Харон, прежде служивший кладбищем, располагающимся на единственной стороне спутника, которую было видно с планеты. И, поднимая голову к небу, где блекло вырисовывался серп Харона, молились плутонцы о душах умерших родных.

 

Но и на этом война не закончилась. Харон не хотел оставаться под гнетом Плутона, где царили земляне. И еще через двадцать лет бывший спутник подобно Европе, спутнику Юпитера, и Фобосу, спутнику Марса, Харон получил статус независимой карликовой планеты, имеющей право на ликвидацию любого пришельца, ступившего на их территорию. Он стал чем-то сродни древнему Дикому Западу на североамериканском континенте Земли – со своими правилами и законами, а вернее, с их отсутствием…

 

Полностью оценив обстановку, незваный гость медленным шагом направился к стойке бара. Два десятка пар глаз пристально следили за его движениями. Из-за смелого – или глупого – поступка чужака никто не решался первым преградить ему путь, и каждый ожидал, кто же наконец тормознет его или без разговора всадит нож под ребра. Но пока никого не находилось, всем было любопытно, что же дальше предпримет чокнутый инопланетянин.

 

Мужчина подошел к стойке, за которой стояла девушка, единственная выделяющаяся среди бледной массы харонцев. Ее темные волосы спадали на обнаженные плечи, которые могли бы приобрести золотисто-коричневый оттенок, если бы до Харона доходил хоть лучик Солнца. Большие карие глаза внимательно и немного с испугом изучали отчаянного незнакомца.

 

- Стакан водки, - не поднимая глаз, сказал пришелец баритоном без эмоций.

 

Онемение девушки еще не прошло, и она безмолвно продолжала смотреть на мужчину, пока тот не блеснул серыми глазами из-под полы своей шляпы. Его взгляд словно обжег ее, и оцепенение спало.

 

- Мы не обслуживаем пришельцев, - чуть дрожащим голосом проговорила барменша.

 

И вот наступил переломный момент. От биллиардного стола отошел крупный харонец с желтыми волосами и с глазами такого же цвета. Все его знали под прозвищем Кугуар. Он встал, облокотившись о стойку бара, рядом с чужаком.

 

- Налей ему, Прозерпина, - махнул рукой девушке, - перед смертью. – В помещении послышались смешки. И Кугуар, решив, что он на пике своего остроумия, прибавил: - За мой счет – в честь поминок. И мне того же.

 

В баре поднялся веселый дух. И пока Прозерпина разливала в стаканы водку из бутылки, которая была больше чем на половину пуста, Кугуар сам расхохотался над своим «черным» юмором.

 

- Скажи, дружище, - обратился он теперь к незваному посетителю, - ты такой смельчак или сумасшедший?

 

Пришелец повернул голову в его сторону и посмотрел на него так, что смех застрял у Кугуара в горле. По спине пробежали мурашки. «Верно, чокнутый, - пронеслось в его мыслях. – Черт, даже немного жаль будет убивать больного на голову. Он ведь не понимает, что с ним сейчас случится». Кугуар замахнул стакан водки.

 

- Это ты не понимаешь… - в ответ на его мысли проговорил чужак и одним глотком осушил свой стакан.

 

Если бы Кугуар не успел проглотить остатки жидкости, то наверняка подавился бы.

 

- Что ты сказал? – навис он над гостем.

 

Незнакомец пожал плечами.

 

- Я сказал, что это ты не понимаешь, когда думаешь о том, что сейчас умру я. На самом деле через две минуты умрешь ты.

 

В баре вновь образовалась тишина. Это был явный вызов Кугуару, который начал закипать от негодования.

 

- И это ты меня убьешь? А, урод?

 

Пришелец отвернулся и посмотрел на темноволосую девушку.

 

- Нет. Тебя убьет Прозерпина.

 

Здоровяк не ожидал такого ответа, поэтому на мгновение замер. А через пару секунд загоготал еще громче, чем над своей шуткой. Напряжение спало.

 

- Ребята, вы слышите? – прокричал он на весь бар. – Этот идиот говорит, что меня убьет Прозерпина. – Все захохотали, а Кугуар обернулся к девушке. – Прози, детка, за что же ты меня убить хочешь? – Но девушка неуверенно улыбнулась, переводя взгляд с пришельца на Кугуара и обратно. – Налей-ка, красотка, еще по одной – теперь точно последней в его жизни.

 

Кугуар не мог знать, что перед тем, как через порог бара переступил землянин, Прозерпина травила ойров, склизких насекомых, чем-то напоминающих тараканов. А когда вошел чужак, она непроизвольно поставила яд рядом с початыми бутылками. Девушка взяла бутылку водки, которую они только что пили, и остатки вылила в стакан пришельца, не моргая смотрящего на нее бездонными серыми глазами. Прозерпина, как загипнотизированная, не могла оторвать от них своего взгляда, поэтому, не глядя, протянула вниз руку за следующей бутылкой. Кугуар пристально смотрел только на наглеца, и взоры остальных также были устремлены на пришельца в ожидании того, что с ним сейчас произойдет. Поэтому никто не заметил, что в руках девушки вместо водки оказался бутыль с надписью «Пойзон». Именно из нее она налила Кугуару. А тот даже не стал поворачиваться, а, сжав в правой ладони стакан, разом выплеснул его содержание себе в горло.

 

Сначала здоровяк решил, что просто поперхнулся. И, прикрыв ладонями рот, зашелся в кашле. Но когда убрал руки от лица, увидел кровь, стекающую по ним. Тогда Кугуар повернулся к Прозерпине и уже мутным взглядом заметил в ее руках бутыль с роковой для него надписью.

 

- Ты… ты… - прохрипел он, пытаясь окровавленными пальцами дотянутся до девушки, но упал на пол.

 

Тогда и Прозерпина посмотрела на сосуд в правой руке, и, вскрикнув, выронила бутылку, которая разбилась о стойку бара. Прозрачная, ничем не отличающаяся от водки, ядовитая жидкость растеклась шипящей лужицей.

 

Кугуар уже перестал хрипеть, но кровь продолжала сочиться из его ушей, ноздрей, глаз. Он был мертв. На какую-то минуту время как будто остановилось. У кого был открыт рот, так с открытым ртом и оставался; кто ковырял в носу, у того палец так и застрял в ноздре. Только пришелец, не спеша поднял свой стакан водки, и вновь одним глотком осушил его.

 

Первым пришел в себя паренек-альбинос. Он вскочил из-за стола и выхватил пистолет, направляя дуло в спину чужаку.

 

- Брэнд, не стреляй! – громко, но не оборачиваясь, сказал нечаянный визитер. – Ты ведь забыл сегодня почистить свой револьвер.

 

Но парень не слушал его. Он хотел выпендриться перед старшими товарищами, застрелив наглеца.  Как только Брэнд нажал на курок, произошел громкий хлопок, и револьвер взорвался в его ладони, оторвав кисть. Он с ужасающим криком упал, переворачивая стол, за которым сидел. Все остальные же, наоборот, вскочили на ноги. Только тогда незнакомец обернулся, сдвинув шляпу на затылок. И на обозрение каждого теперь предстали его серые глаза, в которых отражалась черная бездна.

 

- Я предупреждал, - сухо сказал он. – Кто-нибудь еще хочет меня убить?

 

А за стойкой бара Прозерпина согнулась в рвотных спазмах, извергая из себя то, что съела на ужин…

 

Вперед выступил коренастый мужчина, несколько минут назад игравший в биллиард с Кугуаром. Он отложил кий в сторону, взглянул на корчащегося от боли Брэнда и распахнул правую сторону плаща, демонстрируя свое оружие. Левый глаз его прикрывала черная повязка, придавая ему сходство с пиратом, но все присутствующие знали, что Одноглазый Стилл – лучший стрелок на Хароне.        - Эй, - окликнул он чужака. Голосу он пытался придать твердость, но чуть подергивающийся единственный глаз то и дело останавливался на окровавленном лице Кугуара. – А если я в тебя выстрелю? Мой револьвер тоже взорвется?

 

Незнакомец пристально посмотрел на очередного смельчака, пытающегося бросить ему вызов, отчего правый глаз Стилла еще больше задергался.

 

- Нет, - глухо ответил пришелец, - не взорвется. Если ты выстрелишь, ты убьешь меня, - так просто ответил он, словно на вопрос «как поживаешь?»

 

Одноглазый Стилл был профессиональным убийцей, отчего более десяти лет назад за его голову на Плутоне обещали крупное вознаграждение, и он был вынужден бежать на Харон. Только все знали, что Стилл никогда не стреляет в безоружного человека. Но этим он показывал не свое благородство, а свое превосходство над другим стрелком, в очередной раз доказывая, что ему нет равных в скорости и меткости. Все это землянин видел в отражении единственного глаза Стилла. Он распахнул свой плащ.

 

- У меня нет оружия, - продемонстрировал свой пояс без кобуры.

 

Стилл подошел к Толстому Мо, который после смерти Кугуара до сих пор испуганно держал большой палец во рту. Одноглазый бесцеремонно вытащил у него из-за пояса пистолет и, развернувшись, с замахом бросил оружие в незнакомца. Револьвер с большой скоростью полетел прямо в его лицо, намереваясь сломать нос или выбить зубы. Но реакция землянина оказалась молниеносной. В дюйме от лица он поймал пистолет правой рукой и, прокрутив на указательном пальце, засунул его за пояс. Все посетители бара тут же сбились в одну сторону, освобождая дуэлянтом место. В живых должен был остаться один – это было ясно, как день, которого на Хароне никогда не было. И никто не сомневался (даже после происшедших двух странных случаев), что на ногах останется стоять Одноглазый Стилл, пристреливший ни один десяток хороших стрелков. Его они все видели в действии. А что может ненормальный пришелец, кроме невнятных пророчеств? Единственной, кто не поддерживал общего мнения, была Прозерпина, потому что только она видела вблизи взгляд землянина, в котором не оставалось ни капли света. Пожалуй, на чужака в данный момент теперь мог бы поставить и Кугуар, если бы оставался жив. Ему перед смертью тоже не посчастливилось заглянуть во Мрак.

 

Оба соперника, почти не дыша, стояли друг против друга. Чужак смотрел в глаз Стилла. Тот же не решался поднять взгляд, а наблюдал за правой рукой оппонента. Ладони их лежали на рукояти револьверов, и каждый готов был с реакцией кобры выхватить его из-за пояса при малейшем движении противника. В баре воцарилась такая тишина, что даже слышалось тиканье часов, лежащих у кого-то в кармане. Тик-так, тик-так, тииик-тааак. Время словно умирало, секунды отбивали ритм все медленнее и медленнее. Пылинки кружились в воздухе, чуть слышное дыхание поднимало их вновь к потолку, где плел паутину паук. Тонкие лапки насекомого издавали шум подобно копытам мустанга. И тут раздался такой оглушительный звук, что всем показалось, будто стены бара сейчас сложатся карточным домиком. Это, набрав полную грудь воздуха и боясь выдохнуть, чихнул Толстый Мо. На мгновение внимание перекинулось на толстяка, а когда вернулось к дуэлянтам, то у обоих пистолеты были уже в руках и наставлены друг на друга. На удивление никто не услышал выстрелов, но дымящиеся дула револьверов, свидетельствовали о том, что из обоих пистолетов успели пальнуть. Соперники продолжали стоять. Ни у одного не было заметно раны. Неужели промахнулись оба? В такое сложно было поверить. Никто не знал о меткости землянина, но Стилл… Одноглазый Стилл никогда не промахивался. Прошло, наверное, еще секунды две, и вдруг колени Стилла подогнулись, и он упал на пол лицом вниз. Только тогда все заметили зияющую дыру в его затылке, оставленную от пули сорок пятого калибра.

 

По бару пронеслось удивленное «ааах». Как, черт возьми, пришелец смог вогнать пулю в затылок Одноглазого Стилла, стоящего к нему лицом? Но если бы можно было просмотреть этот момент в замедленной съемке, то все увидели бы, как пуля из пистолета Толстого Мо, который находился в руках землянина, пролетела в паре дюймов от уха Стила и попала в металлическую балку за его спиной. Пришелец с опытностью лучшего бильярдиста рассчитал угол, под которым пуля отрикошетила от балки и попала точно в затылок Одноглазого Стилла. Но посетители, перекинувшие в это время внимание на чихнувшего Мо, этого заметить не могли, поэтому и убийство непобедимого стрелка списали на мистический случай. Никто больше не решался достать пистолет, чтобы направить его на незнакомца. Их взгляды были устремлены на небольшое отверстие на полу под ногами землянина, куда угадила пуля из револьвера Стилла. Помещение наполнилось запахом пороха.

 

- Да кто ты такой? – нарушил молчание Мозес, владелец бара «Умершие тени».

 

 

*     *     *

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

*     *     *

 

- …Сид! – громко произнес землянин. – И знакомство со мной не может быть приятным!

 

- Что тебе нужно на Хароне? – поинтересовался Мозес. – Что тебе нужно от нас?

 

- От вас мне ничего не нужно, – безразлично ответил пришелец. – Я никого не хотел убивать. Они виноваты сами. Мне необходим только мрак, в котором я не смогу натворить больших бед.

 

- Больших бед? – Мозес указал на трупы Кугуара, Одноглазого Стилла и лежащего в обмороке Брэнда.

 

Сид не решил нужным ответить на это замечание, а резко перепрыгнул через стойку бара, где оставалась Прозерпина. От резкого движения землянина все вздрогнули и отступили на шаг. Но Сид даже не взглянул на них. Он поймал в объятия теряющую сознание девушку. Еще секунда… и Прозерпина упала бы на стеллаж с бутылками, который опрокинулся бы на нее, а неаккуратно оставленный на полке нож по рукоять вошел бы ей в грудь. Только Сид предвидел это еще до того, как начал отвечать на вопросы Мозеса. Теперь девушка находилась в его крепких руках – без сознания, но живой.

 

Разум Прозерпины улетел далеко из бара «Умершие тени» только не на расстояние, а во время – в тело шестилетней девочки по имени Жюли. Но она оставалась не одна. Вместе с ней незримо присутствовал ее спаситель – Сид. Совсем рядом…

 

 

 

 

*     *     *

 

- …Прозерпина? – Сид пытался привести девушку в чувство.

 

Он увидел все, что ему требовалось. Словно с шестилетнего возраста прожил с ней по сей день. Узнал, как темноволосая девушка оказалась выжившей среди ярых расистов на Хароне. Когда Прозерпина открыла глаза, Сид и сам потерял счет времени. Но минуло явно не пятнадцать лет, которые он прожил в ее воспоминаниях – от силы пятнадцать минут. Выглянув из-за стойки бара, мужчина застал помещение опустевшим. Осталось только два человека: Мозес, который даже под страхом смерти не покинул бы свой бар, и Брэнд, который не смог бы это сделать при всем желании, так как до сих пор оставался без сознания.

 

Мозес перематывал культю парня, сумев остановить ему кровь. По лицу харонца невозможно было различить, много ли он ее потерял, потому что оно никогда не отличалось румянцем. Но, судя по багровой луже у стола, за которым сидел Брэнд, видимо, немало.        - Ну что ты доволен? – заметил Мозес поднимающегося Сида. – Ты распугал всех моих постоянных клиентов.

 

- А где же эта легендарная храбрость харонцев, которая страшит людей на других планетах? – съязвил землянин, но Мозес не обратил на его усмешку внимание.

 

- Через десять минут, пока вы с Прози были в беспамятстве, я уже благодарил звезды. Надеялся, что ты окочурился, и я не увижу больше твою физиономию, - владелец бара вздохнул.

 

- Сегодня явно не твой день, - ответил Сид и помог подняться Прозерпине, которая уже пришла в себя. Она испуганными глазами смотрела на смуглое лицо мужчины, не понимая, что происходит, и, конечно же, не могла знать, что несколько минут назад он спас ее от ножа, который сама же второпях забыла убрать на место.

 

Сид внимательно осматривал весь бар. Теперь не осталось никого, кто хотел бы прикончить его. Помещение было просторным, освещалось слабым светом желтых ламп – в самый раз, чтобы полностью контролировать свои силы. За спиной Прозерпины он заметил небольшой визор, который был установлен так, что изображение мог видеть человек, находящийся только с этой стороны стойки. С любого другого места в баре заметить его не было никакой возможности. Звук стоял на нулевой отметке. В нем мелькали только немые движущиеся картинки, перебиваемые мелкой рябью. На Хароне телестанцию построить не успели, вещание Нептуна заблокировали для других планет, стало быть, программа могла ловиться только с Плутона.

 

Сид не понимал, чем его могла заинтересовать передача по визору, но чувство старого беспокойства вернулось к нему. На главной площади Плутона собрались толпы народов. По их радостным лицам даже без звука можно было подумать, что все они ожидают некого чуда. Это походило на событие, которое происходило несколько веков назад на Земле, когда в Нью-Йорке в канун Нового года на Тайм Сквер собирались миллионы людей. Теперь что-то похожее происходило на Плутоне. Неужели они собрались возродить старый праздник землян? Пронеслась первая мысль. Но растущая тревога настраивала Сида не на счастливое празднество.

 

- Как прибавить звук? – спросил он Прозерпину.

 

Девушка наклонилась под стойку, чтобы достать пульт управления, но первое, что ей попалось на глаза, была бутылка водки, вместо которой Кугуару достался пойзон. За ней лежал пульт. Прозерпина медленно просунула за нее дрожащую руку, словно вместо бутылки стоял динамит.

 

Только через две минуты Сид получил ПУ, чтобы включить звук на визоре.

 

- «…более семи миллионов жителей на Плуто-гарден, чтобы самолично улицезреть чудо, которое на века впишется в историю Солнечной системы, - вещал диктор. - Теперь даже ее самый темный уголок познает тепло и радость, которые дарит солнечный…»

 

 

*     *     *

 

 

 

 

*     *     *

 

- «… мощные отражатели были установлены на всех станциях СПСС, - продолжалось вещание. - Солнечный свет, попадая в отражатели, не теряя свои свойства, проходит через все планеты вплоть до самого Плутона, освещая каждый темный уголок Солнечной системы. Десятки лет ученые с Меркурия бились над этим изобретением…»

 

Сид больше не слушал. Он понимал, что произойдет через несколько минут, а все остальное ему уже было неважно. Большую часть жизни он проработал шахтером, живя в недрах планет и не зная, что творится на их поверхности. Новость об отражателях для него стала внезапной. Только решил, что сможет спрятать свою сущность, а тут… Пошел отчет.

 

- «Десять… Девять… Восемь…» - выкрикивал народ, собравшийся на Плуто-гарден.

 

- Убирайтесь отсюда! – закричал Сид на оставшихся в баре людей, потому что сам уже не мог контролировать себя.

 

- «…Семь… Шесть…»

 

Прозерпина и Мозес, наоборот, только в страхе онемели от его неожиданного рыка.

 

- «…Пять… Четыре… Три…»

 

Сид грубо схватил Прозерпину, пытаясь вытолкнуть ее из-за барной стойки, но она споткнулась и упала у первого столика.

 

«… Два…»

 

Мозес метался между выходом и Брэндом, не решаясь сделать выбор: вытащить ли раненого парня, или спасаться самому. При виде неистовства Сида, его принципы (не покидать свой бар) потеряли силу. Трусость Мозеса победила остатки героизма. Он забыл и про Брэнда, и про лежащую на полу Прозерпину и выскочил вон, когда из динамиков донеслось:

 

«… Один!»

 

В окна бара «Умершие тени» тут же ворвался яркий дневной свет. Вечно темное небо Харона озарилось сиянием. Из визора слышались радостные крики людей, наконец-то увидевших Солнце. Пусть и через десяток отражателей, но свет его был таким же ярким и не уступал в тепле земному и венерианскому.

 

Прозерпина при падении сильно ударилась о край стола. С трудом на руках она немного приподняла свое тело. Сзади, где оставался Сид, усиливался зловещий шипящий звук. Но девушка пока не могла повернуть голову, чтобы разглядеть источник, порождающий шипение. Неподалеку находился Брэнд, оставленный Мозесом. В этот момент он пришел в себя и открыл глаза. Сначала парень посмотрел на ползущую в его сторону Прозерпину, потом за нее. Даже в самом страшном сне она не хотела больше видеть полные ужаса глаза Брэнда. Он подскочил в сторону выхода. В следующее мгновение некая серая масса ударила ему в грудь, отбрасывая в сторону. Эфимерным удавом обвился Мрак вокруг его тела, которое начало сморщиваться, словно выжимаемая тряпка. Крик застрял у парня в горле, так как в легких не осталось воздуха, а вздохнуть возможности больше не оказалось. Налитые кровью белки глаз выскочили из глазниц, кровь под давлением брызнула на лицо Прозерпины. Она вскрикнула и поползла обратно к стойке бара, пытаясь подняться на ноги.

 

Черный туман еще раз крутанул тело Брэнда и швырнул его в окно, откуда струился дневной свет. Только парень уже не мог порадоваться светлому небу Харона – он был мертв. Но Мрак чувствовал еще одно живое существо, пытающееся спрятаться. Прежде чем Прозерпина успела выпрямиться, сильный удар в спину отбросил ее в угол. Она развернулась и, прижавшись спиной к стене, собиралась встретиться взглядом со смертью. Как когда-то в детстве, не моргая смотреть в черное дуло наставленного на нее револьвера. Чернь была та же. За годы смерть не изменила свой цвет.

 

Но в наступающем на нее Мраке Прозерпина уловила маленькую искорку. Искорка, которая вспыхнула в Сиде, когда он проживал в воспоминаниях ее жизнь. А блеск этой искорки остался и в душе девушки. Она смотрела на черную сущность, которая в шаге замерла от нее. Туман начал уплотняться, сформировываться. От взора Прозерпины Мрак терял свою силу, развеивался, а Сид обретал контроль. Во взгляде девушки больше не было страха, он излучал тепло, которое не способен передать даже огонь. Из глаз ее исходило сияние в сотни раз ярче солнечного, милее дневного. Свет он увидел в ее глазах, озаряющий мир до самого сердца. Свет, который рождает только Любовь…