…я должен написать про Гент.

Я знаю – я должен. Сейчас, даром, что уже третий час ночи, скорее, скорее, бегом, бегом, все, что угодно, да не что угодно – головокружительную историю, такую, чтобы они (кто такие вообще они?) вот прям-таки ахнули, надо же, как оно бывает.

Скорее. Сейчас. Немедленно. Пока не уснул – а то чувствую, что проснусь уже в Норильске, да не просто в Норильске, а в самый разгар зимы, где черная буря рвет крыши.

Знаю я их – приглядятся, спохватятся, а ведь недостоин Гента, недостоин, какой ему, к черту, Гент, он за месяц написал полторы страницы, да такие полторы страницы, что лучше бы никаких не писал, чем это вот все… Так что на хрен ему Гент, в Норильске же как-то выдавал на-гора головокружительные истории про заброшенную станцию на Плутоне, последний оплот человечества, только жители станции об этом не знают, шлют сигналы в черную пустоту космоса, где солнце светит крошечной звездочкой…

Так что гнать его из Гента в три шеи, они не для таких Гент строили, а для таких, которые понимают, которые пишут, которые создают миры.

Сжимаю зубы.

Заставляю себя писать что-то уютно-сказочное про улочки Гента, по которым бродят древние истории. Получается не очень, но от уютно-сказочного больше и не требуется, лишь бы эти там прочитали и сказали, как уютно, как сказочно.

Но, конечно, они ждут от меня большего.

Много большего.

Чего-то глобального, чего-то, в чем будут пересекаться века, тысячелетия, эпохи, миры, судьбы, разбитые надежды…

Это будет не так-то легко. Особенно сейчас, когда время поджимает, и надо спешить, пока еще Гент, пока еще не Норильск. А что я хотел, сам виноват, у меня времени было больше, чем достаточно, чтобы продумать, прочувствовать, набросать вехи нового романа, новой вселенной…

…сам себе удивляюсь, как они сжалились надо мной, тут иначе не скажешь – сжалились, когда поняли, что с Гентом у меня все кончено, Гент выпит до дна, высосан дочиста, дотла – хотя еще вопрос, кто кого выпил до дна, мне все больше кажется, что город выпил меня до последней капли крови.

Поэтому я заснул в Генте – в обычном Генте, насколько Гент вообще может быть обычным – а проснулся в том уютно-сказочном городе, про который сам написал. В городе, пропахшем старинными легендами, имбирными пряниками, разноцветным шоколадом, пирогами с начинкой из снов.

Я уже знаю, что будет дальше.

Уже знаю.

Уже хожу по городу, уже смотрю на настоящие пряничные домики, на выходящих из них прохожих с совиными головами (ну да, да, я же сам все это писал!), на ожившие сказки, на зеркало реки. Я должен прочувствовать все это, я должен прожить целую жизнь в городе, пропустить его через свою душу, свое сознание, перемешать его со своими фантазиями, написать сказочные истории о нем…

…а потом я однажды усну в этом городе, а проснусь в городе, про который написал. И эта рекурсия будет длиться… я не знаю, сколько на этот раз. Пока они там не спохватятся, что мир Гента стал слишком не похож на настоящий, так не похож, что они уже ничего не понимают – и тогда меня точно отправят в Норильск, в холод, в зиму, в черную бурю, потому что нечего тут…

Там, конечно, тоже не все безнадежно, там, где снег в человеческий рост и ветер рвет крыши. Там я буду писать про последний оплот человечества, город на Плутоне, когда-то живой, а теперь вымирающий, заброшенный, все больше заметаемый снегом. Однажды я засну на Земле, а проснусь на этой станции, и буду прятаться среди сугробов от злобных тварей, порождений вечной ночи. Потом постепенно моя жизнь войдет в колею, станет привычной – и я от скуки начну сочинять какую-нибудь фантастическую историю, невероятную для этого мира. Там будут какие-нибудь ледяные глыбы, парящие в черной пустоте, мерцающие тусклым светом, на этих глыбах будут жить какие-нибудь… уже не люди, нет, не люди, они будут вырезать изо льда причудливые замки, напоминающие шпили Гента…

Потом я усну в бункерах заброшенного города на Плутоне и проснусь в новом ледяном мире, который создал. Это будет уже несколько приятнее, потому что я окажусь не человеком, и ледяной мир будет моей привычной стихией. Потом… потом будет много разных потом, долгая рекурсия, все глубже и глубже, пока они не перестанут понимать, о чем я пишу долгими вечерами, или там уже не будет никаких вечеров. И снова переведут меня на старт…

…на старт…

…все остальное забывается, тает в обрывках памяти, а вот старт я помню хорошо, очень хорошо – вернее, этот старт надо было назвать финишем, я и называю его финишем, хотя это старт.

Когда железный лист оторвался от крыши и полетел. Кто-то снимет это на телефон, кто-то куда-то выложит, я этого уже не узнаю, железный лист, подхваченный метелью, перережет мне горло.

Это будет (было) около восьми утра, пятого февраля.

Это будет (был) финиш.

А потом будет старт. Когда я проснусь от будильника, в семь утра, и посмотрю на дату на телефоне, и увижу пятое февраля, и скажу себе, что черта с два я сегодня куда-то пойду, гори оно все синим пламенем, и никаких отговорок – а если пойти другой дорогой, где они сейчас вообще, дороги, замело все, и никаких – пройти на пять минут раньше или позже, потом коченеть на остановке, потом трястись в обледенелом пазике куда-то в никуда…

…нет.

Черта с два я куда-то пойду, я останусь тут, в тусклом свете ночника, в уютном мирке кровати, спать, спать, спать – до бесконечности, а потом валяться в постели, пропади оно все, в кои-то веки валяться в постели, читать что-нибудь такое… спокойное такое, где нет черных бурь и летающих крыш, где ну пусть будет зима, если так сильно надо, чтобы была зима, только теплая зима, уютная, белоснежная, ну или хотя бы серая, дождливая, гентская, только не эта вот, на лету замерзающая от самой себя, зима, от которой хочется спрятаться куда-нибудь… в никуда.

А потом будет телефонный звонок ближе к вечеру, и не с работы, вот это странно, что не с работы, где меня черти носят, а такси, день добрый, мы вас ждем, выходите. Не верю себе, здесь ошибка какая-то, какое такси, не заказывал я ни…

Он называет мое имя.

И еще одно слово –

Аэропорт.

А потом я выползаю в коридор, смотрю на паспорт на столике, на билет куда-то в никуда, да не никуда – в Брюссель.

А потом.

Гент.

Что-то прянично-сказочное, что-то несбыточное, о чем можно мечтать, но уж никак не ехать туда вот так, скорей-скорей на такси, хватаю первую попавшуюся сумку, тряпье какое-то, пусть это буду вещи, которые я собирал вчера в дорогу…

Выскакиваю в темноту, в холод, в зиму, в смерть, - в такси, зима не отступает, обволакивает, вымораживает, хочет сожрать кожу с окоченевшего лица.

Да вы замерзли весь, что вы так из подъезда выскакиваете, не на юге живете в самом-то деле…

Я узнаю его голос.

Голос врага.

Я называю его своим врагом, хотя чего ради я называю его своим врагом, тут будет правильнее что-то вроде конкурента, который вечно идет сзади, вечно наступает на пятки, не может встать вровень со мной. Тут что-то такое, что сначала восторженные отзывы – автору респект, здорово, мне бы так научиться, какие-то сообщения благодарному ученику от учителя, потом – все большая зависть, переходящая в черную, какие-то кликушеские оскорбления, ты на себя посмотри, во что твои книги превратились, ты бы помолчал, хоть за человека сойдешь, не за умного, но хоть за человека.  А теперь встречает меня, как ни в чем не бывало, заждались мы вас, заждались, ну давайте, скорехонько, в аэропорт…

И только уже в терминале спохватываюсь, какой, к ядреной фене, аэропорт, черная буря же, буря, черная, тут не то, что самолеты, тут вообще никто не летает, кроме сорванных крыш, какое еще – пройдите на посадку, а досмотр, досмотр, а вещи потрошить, а сейчас окажется, что не ту сумку в коридоре схватил, а там топорик какой, вот так и есть, хапнул из коридора сумку со всякой всячиной, люди в форме смотрят на топорик в сумке, бормочут что-то, это только в багаж сдать…

- …уважаемые пассажиры, просьба пристегнуть…

- …ледис энд джентльменс…

Мой враг прихлебывает кофе, разглагольствует что-то, что мечты свои воплощать надо, обязательно-обязательно, правильно вы в Гент выбрались, надо-надо…

Все еще не могу понять, что происходит.

Все еще не могу понять – когда выходим в Брюсселе, и мой враг дергает меня, а давайте на атом железа посмотрим, да что вы на меня так вытаращились, это скульптура такая, атом железа, а рядом там Европа в миниатюре, здания всякие, здорово так… а там и до Гента доберемся…

Это был старт.

Или будет старт.

Потому что он повторяется, потому что снова будет так – будильник – жуткое воспоминание про летящий лист - пошло оно все к черту – спать – звонок – мой враг – ледис энд джентльменс – крохотный британский парламент и исполинский атом железа, а потом прянично-сказочный Гент…

Мне восемьсот лет.

Я хочу дотянуть до тысячи.

Низачем.

Просто.

Раз в жизни дотянуть до тысячи лет.

Посмотреть, что там будет, хотя, мне кажется, я уже знаю, что там будет, могу предвидеть, - когда живешь слишком долго, все больше понимаешь, что в мире повторяется одно и то же.

Вот это и опасно.

Что одно и то же.

Что больше ничего нового я в этом мире не придумаю, ничегошеньки-ничего. Сам не знаю зачем, беру билет до Брюсселя (а я сейчас в Генте, да, в Генте), поехать, посмотреть Европу в миниатюре, что из неё сделали, какую-то интерактивную чертовщину, где показана вся история Европы от кельтских празднеств до шествий Выживших, от первых римских дорог до восстановления городов после Битвы Тысячелетия. Я должен заметить в стремительно меняющемся мире хоть что-то новое, хоть какую-то зацепоччку, загвоздочку, из которой можно написать что-то, новое что-то – иначе рискую проснуться на старте.

Поехать куда-нибудь, говорю я себе. Поехать. Увидеть что-то, чего я еще не видел. Сочинить что-то, чего я еще не сочинял. Полететь. По старинке. На самолете. Никаких порталов, никаких навороченных технологий – иначе они там подумают, что мир стал слишком… далеким от реальности, ненастоящим каким-то, а значит, пора на старт, все сначала.

Лететь. Куда-нибудь. Бродить по незнакомому городу, слушать его истории, невероятные, удивительные, вот на один город претендуют два государства, мой, нет, мой, - только обоих государств уже много веков, как нет, а они все враждуют, не могут договориться, и город застыл одновременно в двух странах, которых нет, и в то же время – ни в одной из них, сам по себе. Вот, вот, отличная тема, и будь я проклят, если не выжму из неё что-то интересное…

Тогда получится продержаться еще несколько лет.

А там еще.

И еще.

Но до тысячи, наверное, все-таки не дотяну.

Мир слишком хрупкий, слишком неустойчивый, иногда он становится слишком скучным, слишком предсказуемым, - и они там решают, что хватит уже, можно бы что поинтереснее забабахать, и опять звонок будильника, и воспоминание про черную бурю, и пошло оно все, и спать, спать до обеда, и…

Так что мир нужно делать поинтереснее, поживее – и тоже не сильно, а то им покажется, что смешение человеческого сознания и Интернета, коллективный разум – это что-то уже запредельное, это уже не надо, хватит-хватит, снова на старт.

Так что до тысячи у меня не получится.

Даже здесь, в реальном мире.

Думаю, можно ли довернуть до тысячи лет в нереальных, вымышленных мирах.

Кажется, нет, не получится – если не получается даже в этом.

- А вы все пишете?

Это мой враг.

Смотрит на меня, спрашивает:

- А вы все пишете?

Киваю:

- Н-ну… да…

Чего спрашиваешь, думаю про себя, ни разу, что ли, не видел мои книги на полках, а ведь видел же, видел, завидуешь же…

- А вы?

- Да… завязал как-то…

Смотрю на врага, не верю себе, быть того не может, чтобы ты вот так просто бросил писать, да ты желчью исходил, что у меня получается создавать миры лучше, чем у тебя…

…не верю…

…какие-то книги удаляются от меня, отскакивают, стоит мне протянуть к ним руку. Некоторые отодвигаются медленно, нехотя, будто еще сомневаются, нужен ли я… вернее, нужны ли они мне. Или и так и так, и я им не нужен, и они мне не нужны. И вообще чего я трачу время на книги, которые от меня убегают, надо смотреть на те, которые сами ко мне тянутся, книги лучше знают, что я им нужен, или что они мне нужны. Иногда хочется попробовать схватить книжку, которая от меня убегает, посмотреть, пролистать – и тут же понимаю, что черта с два мне позволят это сделать, черта с два. Да и сам не рад буду, если прочитаю книжку, которую читать не надо, ничего с этой книжки хорошего мне не будет.

Так что надо расслабиться.

И просто протянуть руку.

Вот так.

Распахнутую ладонь, в которую сядет нужная книга.

Сразу несколько книжек хотят устроиться на моей руке, хлопают страницами, отталкивают друг друга, черт, похоже, без моего решения не обойтись. Тяну руку, да не пурхайтесь вы, распурхались тут, дайте хоть аннотации прочитать, вот, что делать, если у всех в высшем обществе есть призраки предков до черт знает какого колена, а ты один без роду, без племени, потому что родился только вчера, и у тебя даже родителей нет… м-м-м-м… интригует… Беру. Другая книга буквально отталкивает первую, сует мне в лицо аннотацию на обложке, - я сбил на обочине дороги женщину… но женщину ли? Что за странный силуэт вот уже двадцать лет стоит на остановке? – А ведь и это интригует, ничуть не меньше. Хочется гаркнуть на книги – а ну р-разлетелись – не гаркаю, хочется пригрозить, что сейчас вообще развернусь и уйду, и только меня и видели – понимаю, что черта с два я куда-то уйду, возьму книжку, как миленький, за этим меня сюда они и привели. Они… А можно мне две книжки сразу, спрашиваю у кого-то у никого – мне не говорят не да, не нет, я прижимаю к себе две книжицы – понимаю, что не удержу две, что где-то там решили, что мне пока только одну.

А можно потом вторую, спрашиваю у кого-то у никого. Мне никто не отвечает, я только чувствую в сознании – можно. А когда-нибудь в какой-нибудь жизни, когда я напрочь забуду этот вечер, этот магазинчик, - мне дадут прочитать обе книги сразу, ну, не сразу, но так, сегодня одну, послезавтра другую, и посмотрят, что из этого получится.

Это не сон.

И не вымышленный мир.

Самое поганое, что это реальность – самая что ни на есть реальность, а летающие книги уж никак не вписываются в реальный мир. И списать это на какие-то понаворочанные технологи никак не получится, нет таких технологий, чтобы книжки летали.

А они летают.

Последний раз смотрю на стеллажи – с легкой надеждой. Здесь могут быть мои книги, говорю я себе, книги, написанные в предыдущих циклах. Только я уже не помню, что это мои книги. Это даже здорово, читать историю, которую когда-то написал сам, и пробирает что-то, торкает в душе, это же что-то до черта знакомое, это же… это же… и так до конца никогда и не узнаю, я это написал или нет…

…а что, может быть, очень может быть, может, они там (они? Кто они?) нарочно все это делают, сначала дадут мне написать книгу – нет, не просто книгу, а такую Книгу, с большой буквы, которую автор одну за всю жизнь напишет, если повезет. Потом обнулят меня, снова поставят на старт – будильник, воспоминание о летящем железном листе, спать, спать, пошло оно все к черту, кофе в постели, ленивый день ни о чем, звонок под вечер, такси вас ждет… Потом, уже в этой жизни, когда Гент высосет меня до последней капли, мне подсунут в магазине мою собственную книгу, написанную когда-то, книгу, которая перевернет всю мою жизнь, и буду читать запоем… А потом через сколько-то лет напишу свою Книгу, самую важную книгу уже в этой жизни, и буду читать её уже в другом цикле…

Может, и такое случается.

Я не знаю…

Это не может быть совпадением, говорю я себе.

Не может.

Быть.

Совпадением.

Холодеют руки.

Воровато оглядываюсь. Мой враг далеко, где-то в лабиринтах своего большого дома. Я надеюсь, что далеко. И что можно вот так листать страницу за страницей…

Какого черта ты говоришь мне, что больше не пишешь, какого черта, когда я листаю и листаю, и не могу добраться до края страницы, где кончается перечень твоих нетленок… хоть бы названия, что ли, поменял, скотина чертова, хоть бы рисунки на обложках поменял – мои, авторские, - нее-ет, все как есть передрал внаглую, только имя свое соизволил поставить…

Все еще надеюсь, что это не по-настоящему, что это ерунда какая-то, идиотская выходка моего врага, сделал себе такой вот сайт, передрал мои книги, присобачит свои обложки, устроил ярмарку тщеславия... Надо бы на него стукнуть за нарушение авторских прав, где тут кнопочка, «пожаловаться на сайт»…

…стоп.

Ёкает сердце, нет, что-то тут не так, еще не могу понять, что именно – но не так…

А вот.

Набираю в поисковике свою фамилию.

Жду.

Вылезают какие-то двадцать книжонок, которые я создал еще до старта, еще до железного листа, вонзившегося мне в горло…

…и все.

Непослушными пальцами набираю названия своих книг – зря, что ли, вспомнил их только что, все, все, за тысячи тысяч лет – поисковик услужливо выдает книги с именем моего врага на обложке.

- …любуетесь?

Вздрагиваю, как подстреленный, вот черт…

Оборачиваюсь, смотрю на злобные глазёнки на мясистом лице.

- Это… это как?

…а потом зазвенел будильник.

Вот да.

Я серьезно.

Потом зазвенел будильник.

Набатом в памяти – черная буря, летящий металлический лист, и – ускользающий обрывок не то воспоминания, не то сна про футуристический навороченный компьютер и поисковик…

…спасительная привычка держать подле кровати блокнот, второпях записывать обрывки снов…

…такси…

…аэропорт…

…исполинский атом железа…

…электричка в пряничный Гент…

…и как бы невзначай обращаюсь к весело болтающему врагу, а вы где живете, да я так, думал, может, наведаться как-нибудь…

Он настораживается, понимаю, что сболтнул лишнего, перевожу разговор на то, что я вот в новой стране, в новом городе, вот не знаю ничего, у меня и знакомых-то нет, боязно как-то… Моя уловка работает, мой враг вспоминает про чей-то день рождения в субботу, а вы ко мне приходите в особнячок, пообщаетесь с людьми…

…заглядываю в кабинет.

Я уже знаю, где тут кабинет.

Заглядываю.

Открываю причудливый компьютер.

Набираю в поисковике имя врага.

Снова смотрю на тот же сайт, еще надеюсь на какую-то ошибку, перебираю другие страницы, нет, так все и есть…

…оборачиваюсь за секунду до того, как он успел что-то сказать. Надо было еще браузер закрыть, еще сделать невинное лицо, а я это, а погоду посмотреть, а у меня тут это, хрень какая-то на компе не работает, а я хотел посмотреть, а как у вас эта хрень работает, вспомнить бы еще с бухты-барахты какую-нибудь компьютерную хрень, скайпы, вайберы, драйверы…

…задним числом вспоминаю, что надо бы еще историю поиска почистить, только этого я бы не успел, и вообще, я сюда пришел на откровенный разговор…

- …а почему вы мои книги за свои…

…нет, нет так, тут же одергиваю себя:

- …а вы подождите меня в пятое февраля отправлять… в Норильск… в семь утра…

Он злорадно смеется:

- А-а-а-а, не понр-а-а-а-вилось!

- А я правда… жил в Норильске?

- Жили, конечно…

- …а вот как буря была, и крышу сорвало…

- Было дело… вас нашли, вообще жуть такая, железка эта вам в горло впилась, и кровища фонтаном по ветру брызгами, так на ветру и застыла на холоде… и жуть такая, и красиво так, узор такой кровавый в воздухе застыл, еще снежком сверху чуть припорошило… да у меня фотки где-то даже остались…

- …так это вы меня угробили?

- Да вот делать мне больше нечего, по крышам в бурю сидеть, листы на вас сбрасывать!

- А… а вдруг…

- …да вы хоть понимаете, что меня бы самого с этой крыши миллион раз смело? Еще скажите, что это я бурю устроил, черную кошку там на метлу посадил и заклинание прочитал… и лист этот железный подкупил, пять косарей ему дал, чтобы он вас зарезал… и бурю подкупил, каждой снежинке по сто рублей дал… что несете-то…

- Так меня… вылечили?

Ощупываю горло, ищу хоть какой-то шрам, бросаюсь к зеркалу, вижу, как шрам сам собой появляется на моей шее, длинный, толстенный, жуть…

- Ага, с того света вы…

- …да врете вы все!

- Чего?

- Врете… вот только что шрама не было, а появился, что я, по-вашему, совсем ку-ку? Я же помню, наутро просыпаюсь, помню, что в этот день я умереть должен, а не умер, и… Да что происходит вообще?

Мой враг подходит ко мне, примирительно улыбается, это он умеет – примирительно улыбаться…

- Слушайте, оно вам надо вообще? Оно вам надо, нервы себе мотать? Хотели вы в Гент? Хотели. Ну, вот вам Гент. Хотели вы, чтоб не работать, и гонорары из всех щелей на вас перли? Хотели. Что еще надо-то, а? Правду знать? И что она вам даст, эта правда? Проснетесь опять в Норильске… ладно, так и быть, я добрый, проснетесь в Генте, или там на вилле на берегу Средиземного моря, только ни черта вы помнить уже не будете…

- Я умер?

- Умерли, что ж поделать…

- А это все… ненастоящее?

- Верно говорите.

- …а вот что я столько жизней прожил…

- …это здесь, а в настоящем мире меньше прошло…

- А… а зачем?

- Что зачем? – он недоуменно смотрит на меня.

- Я – зачем?

- Ну а сами-то вы как думаете?

- Ну… так это… чтобы писать.

- Правильно говорите.

- А почему вы мои книжки за свои выдаете?

- Так вы же умерли, как же книжки умершего издавать-то?

- …а если я умер, то как я пишу?

- А это уже не вы.

- …ну вот… а потом я понял, что программа-то в пустоте жить и творить не будет, надо ей книжки какие-нибудь скармливать, чтобы пища для размышлений была… Только этого тоже мало, человеку настоящая жизнь нужна…

- Какой… какой сейчас год?

Мой враг пожимает плечами:

- Я откуда знаю…

- В смысле?

- В смысле. Я-то тоже ненастоящий, что ж вы с меня хотите-то…

- В смысле не… но вы же…

- …ненастоящий.

Перебираю страницы, смотрю на последние даты отзывов,  две тысячи семьдесят какой-то там год, и – все…

- Три тысячи семьдесят первый…

Мой враг прищуривается:

- Уверены?

- А… что не так?

Да все не так… вы сами-то подумайте, долго еще люди этими сайтами многострадальными пользоваться будут?

- Думаете…

- …думаю, уже нашли себе что-нибудь получше…

- А мы тогда почему здесь остались?

- Ну… остался какой-нибудь комп старый… на каких-нибудь батареях солнечных работает…

Косо смотрю на него:

- Уверены?

- Да в чем я вообще могу быть уверен, вы сами-то подумайте…

Выбирается из кресла, всем своим видом показывает, что разговор окончен, что сейчас меня снова забросят куда-то в никуда, и я уже ничего не буду помнить, ничего, ничего…

- …постойте!

- Что такое?

- Вы погодите мне память очищать…

- Ага, конечно, хороши вы будете с нечищенной памятью, представляю, что вы там понапишете…

- …и понапишу! А дайте мне один раз и правда вот такое понаписать, вам же самому интересно, что будет, правда же?

- Черт, знаете, чем пронять… Ну давайте… попробуем…

- …вы… вы что понаписали-то вообще? – враг в гневе швыряет мне кнгиу, лица на нем нет.

- Не понимаю, уж на что знаю своего врага как облупленного, за тысячи тысяч лет, а такого от него не ожидал, что чуть ли не с кулаками на меня набросится…

- А… что такое?

- Нет, вы на него посмотрите вообще, он еще спрашивать будет, что такое, а? Понаписал тут… понапридумывал…

- Слушайте, ну если что-то не так…

- …да все-то не так! вы головой-то своей думайте вообще!

- Честное слово… не… не понимаю…

- Что тут понимать… и правда, а что такого, ну живут оцифрованные люди в каком-то виртуальном мире, ну, узнают они, что живых людей вообще не осталось, что стоит где-то всеми забытый комп, кормится от солнечной батареи, живут в нем программы…

- А что, интересная версия…

- …это-то еще что…. А дальше вы что понакарякали, что, видите ли, земля у него вращаться перестала…

- …не у меня, а правда так будет через миллионы лет…

- …и компьютер этот в тень потихоньку уходит, вернее, уже ушел, и солнечная батарея кормит комп остатками энергии, и скоро все погаснет, только мы об этом еще не знаем, и не узнаем, потому что все случится слишком быстро, мы были – и нас нет!

- А что… разве плохо получи…

…он не дает мне договорить, он швыряет меня в темное норильское утро, которое нельзя отличить от ночи, в мелкую снежную крупу, в ветер, сбивающий с ног,  железный лист вонзается мне в горло…

…и снова – утро, неотличимое от ночи, сугробы, ведущие куда-то в никуда, ветер, сбивающий с ног, железный лист…

…я уже чувствую, что это будет повторяться снова и снова, пока не надоест моему врагу, или пока весь наш мир не застынет навеки…

Стряхиваю с себя сонное оцепенение, оглядываю день, не отличимый от ночи,  смотрю на причудливый компьютер, на то, что может быть солнечной батареей – а может и не быть, и теперь я должен перетащить его туда, где на горизонте проклевываются проблески рассвета, понять, как перетащить туда компьютер, понять еще, в какой системе находится мое собственное сознание, могу я взять комп, могу я куда-то поехать, или нет…