‒ Мам!? Маам! ‒ Пожалуйста! ‒ Наташа вышла из палатки родителей и оглянулась. Поляна была так же безмятежна, как и час назад, когда она ложилась спать. ‒ Грегори! Где мама? Слышишь!?

Сонный брат выбрался из своего подвесного закрытого гамака:

‒ Ну чего ты орешь посреди ночи?

‒ Родителей нет! ‒ девушка побежала в сторону ближайших кустов.

‒ Ну, в машину ушли. Спать ложись!

‒ Грээээээг!!! ‒ крик сестры заставил парня выскочить из гамака. ‒ Наташа! Наташа!

Девушка вновь завизжала и Грег кинулся к ней на помощь:

‒ Я иду, слышишь!? Ты где! Ты только не молчи!

Парень в несколько шагов преодолел расстояние от палаточного лагеря до зарослей, в сторону которых перед этим шагнула сестра и замер, прислушиваясь. Лес молчал. Лишь кроны деревьев шумели в вышине от гуляющего в них ветра.

‒ Мам, пап? Вы шутите, да? Нат!? Ну не смешно ведь!

Где-то глубоко в чаще заухала сова, заставив Грэга вздрогнуть. Внезапно звуки словно обступили его: шуршала мышь, ищущая еду в лесной подстилке; ночные птицы хлопали крыльями, скрываясь в густой листве и пушистых ветвях елёй; застрекотали цикады; со всех сторон его на него словно надвигались стонущие и скрипящие деревья. Они отбрасывали странные движущиеся тени на поляну в тусклом свете ещё тлеющих углей костра. И без того слишком живой лес ожил, словно обрёл лицо ‒ пугающее и безликое. И Грег побежал. Он ринулся в чащу, словно дикий зверь, ломая на своём пути тонкие деревца, уклоняясь от льнущих к земле сучьев, пытаясь убежать от гнавшегося за ним леса. А лес несся за ним! Грегори каждой клеточкой кожи ощущал его легкую поступь в шуршащих листьях, в качающихся над ним ветвях, в писке носящихся над ним летучих мышей.

‒ Мааам! Пааап! Наташааа! Где вы!

Ветер всё усиливался, подгоняя парня в спину, и он продолжал нестись вперед, вопя нечеловеческим голосом, не замечая того, что мягкая травяная подстилка стала мокрой. Бежать стало тяжелее, но Грега в спину гнал животный ужас. Он знал, он откуда-то знал, что если остановится, то умрет. Лес его сожрет! Просто поглотит его, растворит в себе! Как он сделал это с его семьей!

‒ Оставь меня! Отвали! Ты меня не получишь! Маааа! ‒ крик застрял в его горле и парень едва не захлебнулся.

Не заметив в темноте конца твердой земли, он, визжа и кувыркаясь, рухнул в канаву. Вонь, едва не ослепившая его, будто делала воздух густым и вязким. Погрузившись в едкую жижу с головой, он тут же вскочил на ноги. Но они уходили всё глубже в зловонную топь. Грэга рвало, выворачивая кишки наружу ‒ он успел глотнуть горькой пузырящейся массы. Что-то скрипело, стонало, пищало, постоянно шевелилось вокруг него. И лес наступал, смыкался над ним куполом, скрывая и без того тусклую луну. Стоячая вода вокруг Грега приходила в движение, словно парень потревожил её, разбудил. Парень попытался перейти ручей, но ноги крепко засели в раскисшем иле гниющего дна канавы.

‒ Телефон… ‒ прошептал парень, ‒ может… пожалуйста…

Дрожащими руками он нащупал в нагрудном кармане толстовки мобильник и попытался его включить. Старая модель, влагостойкая и практически неубиваемая ‒ Грэг очень им гордился. Экран через несколько секунд вспыхнул голубым, ослепляя и заставляя зажмуриться. Но когда он вновь открыл глаза и перевёл холодное свечение экрана на воду, крик застрял в его горле. Он почувствовал, что сознание покидает его. Внезапно из бурой пузырящейся топи в его руку мертвой хваткой вцепилась тонкая ручка с золотым колечком на большом пальце. Мертвенно бледно лицо Наташи лишь на секунду показалось над поверхностью, искаженное гримасой в немом крике, и вновь скрылось в гниющей каше из крови, гноя и темно-зелёных прожилок желчи. Оторванные конечности плавали по всей поверхности округлого котлована, который поначалу показался ему канавой. Грэг слышал стоны и крики и эта жуткая какофония звуков лилась отовсюду! Лес обступил это адское место плотной стеной и тянул к нему свои щупальца. Кто-то тронул Грэга за плечо и он погрузился в кровавый кисель с головой, стараясь отступить. Что-то вдёрнуло его обратно, как только он попытался вынырнуть, не давая опомниться и глотнуть воздуха. Ему казалось, что мёртвые руки хватают его, топят. Их пальцы выдавливали ему глаза, рвали рот. Ядовитая каша проникала внутрь, в ушах шумело, взгляд стала застилать кровавая плена и Грэг уже не чувствовал спазмов желудка, пытающегося вытолкнуть гной наружу.

Спустя несколько минут лес успокоился. Где-то вновь заухала сова, запищала пойманная ею мышь. Луна осветила практически спокойную поверхность могильника. Лишь белые жирные черви расползались по его поверхности и лопались кое-где тугие маслянистые пузыри, выпуская наружу зловоние и смрад. Но было что-то еще в этом зловещем спокойствии, что-то, что пряталось, не желая выказывать себя. И только когда оно ушло, лес окончательно замер и больше ничего не нарушало его ночного спокойствия.

***

‒ Опять никаких следов?

‒ Палатки, автомобиль, даже подвесной гамак. Судя по фото на фотоаппарате, их было всего четверо. Семья Такетов, шериф, вы их знаете.

‒ Есть следы! Ведут в лес!

‒ Ты уверен, что не из лесу!? ‒ шериф Терренс прикурил. ‒ Черт тебя дери, Барри, куда ты втянул детей…

‒ Нет, шериф, ‒ голос сотрудника прозвучал приглушенно, ‒ больше ничего… ТВОЮ МАТЬ!

Четыре сотрудника местной полиции бросили свои дела и кинулись к напарнику:

‒ Минессота! Отвечай! Что у тебя! Минессота!?

Шериф первым добрался до своего сотрудника и с иронией отметил, что тот грохнулся в обморок. Огляделся и заметил на ветке на уровне пояса следы крови. Взгляд его скользнул выше ‒ рука, явно вырванная из тела вместе с плечевым суставом, медленно раскачивалась на суку стоящей напротив лиственницы.

‒ Ребят, придется на этот раз повозиться… ‒ бывалый полицейский, отменный охотник, повидавший на своём веку всякого во время работы в других штатах, нервно сглотнул слюну ‒ рука висела на тонкой полоске кожи на высоте почти четырёх метров над землёй. Кому могло прийти в голову закидывать части тела убитой на дерево… Да и какой ублюдок вообще мог до такого додуматься…

К обеду полиция уже оцепила часть леса, обтянув деревья желтой запрещающей лентой. Стояли машины скорой помощи, несколько полицейских пикапов и катафалк. Допрашивали пожилую пару, которая нашла брошенный у обочины автомобиль. Люди, которые по своему обыкновению весьма любопытны, съезжались со всего городка и постоянно пытались что-нибудь выведать у сотрудников правопорядка, но заявлений никто не делал и репортеров никто на место преступления пропускать не собирался.

‒ Шериф Терренс, не могли бы вы ответить на несколько вопросов? Люди хотят знать, что происходит! Кто-то снова исчез? Ведь это уже не первое исчезновение в этом месяце, не так ли? ‒ назойливая репортерша пыталась пробиться сквозь ограждение и нескольких сдерживающих её полицейских.

‒ Без комментариев. Не наводите панику. А если серьёзно, Молли, прекрати. Это не игрушки.

‒ Я хочу знать! Люди хотят знать! ‒ девушка не унималась.

‒ Ты бы лучше их успокоила, только сплетни разводишь!

С этими словами шериф выставил у ограждения патрульных и скомандовал сворачиваться:

‒ Никого не пропускать, особенно её, ‒ шериф Терренс ткнул пальцем в сторону местной репортерши. ‒ Отвечаешь головой, понял? ‒ молодой сотрудник молча закивал.

Толпа жителей потихоньку расходилась, видя, что работы сворачивают. Кто-то говорил, что вновь пропала семья, кто-то твердил, что на этот раз кого-то наверняка убили. Но все сходились в одном ‒ в их городке явно творится что-то неладное. И даже полиция не в состоянии разобраться с этим.

Уже в участке шериф устало осел в своё кресло и попросил помощницу принести ему кофе. Он понятия не имел, что делать. С той частью леса, в которой они нашли семью Такетов, точнее не нашли, он знаком не был. Самый дальний край, врезающийся в ущелье: там никто никогда не ходил, там не было охотничьих троп, автомобилю там тем более было не проехать. На кой черт туда понесло Барри, шериф тоже сказать не мог.

‒ Эй, шеф! К вам тут посетитель!

‒ Зови, ‒ шериф отвлекся от своих тяжелых мыслей, ‒ поговорим. А кто пришёл?

‒ Я пришёл, шериф. У меня для вас послание.

В дверях кабинета Освальда Терренса стоял не кто-нибудь, а сам Адэхи Пакота, сын великого Ачека Пакота. Вот уж кого шериф увидеть не ожидал, совсем не ожидал, потому как теперь он наверняка осознал, что происходит что-то совсем из ряда вон выходящее.

‒ Адэхи? Вот так сюрприз. Проходи, садись, я слушаю.

‒ Мой отец хочет поговорить с вами. Поэтому он прислал меня, ‒ индеец стоял навытяжку, с гордо поднятой головой. В руках он держал замшевую шляпу с несколькими орлиными перьями, на груди его красовалась многорядная нить деревянных бус. Раскрашивать лицо семья Пакота давно перестала, но стать их до сих пор внушала окружающим неподдельную силу. Терренс чувствовал благоговение перед этими людьми, коих в их городке осталось всего четыре семьи. Но старика Ачека горожане почитали больше всех. Шериф знал, что этих людей стоило слушать и поднялся со своего места:

‒ Я так понимаю, мы поедем сейчас?

Индеец кивнул и проследовал к выходу. Шериф посмотрел ему в след ‒ да уж, эти люди были странными, более чем, но будучи ещё мальчишкой он уже знал, что они были более настоящими, чем все в этом городке вместе взятые.

***

Дорога к дому Пакота занимала чуть более полутора часов езды на машине. Адэхи прошел это расстояние пешком.

‒ Ты знаешь, о чем хочет сказать мне твой старик?

‒ Он знает, что происходит в городе. Он хочет предупредить! ‒ до конца поездки  индеец больше не произнес ни слова.

Ещё будучи подростком Освальд Терренс любил бегать к дому индейца ‒ слушать игру развешенных на крыльце поющих ветров, наблюдать за игрой старика с его огромной собакой, которая больше походила на волка. Озеро, на которое они с друзьями приезжали каждые выходные на велосипедах, находилось неподалеку от его жилища. Огромные сосны обступали его со всех четырех сторон и лишь несколько широких троп вели к дому семьи индейца. Уже тогда Ачек был стар. Иногда индеец замечал его и приглашал к себе в дом, но Освальд-мальчишка боялся и всегда отказывался. Тогда старик усмехался, угощал паренька сушеными ягодами и разрешал поиграть с Небольшим Волком. Настоящего имени пса паренёк выговорить не мог. Жив ли тот ещё?

Оставив машину на обочине, Адэхи и его спутник двинулись в лес. И без того высокие сосны стали, казалось, ещё выше и толще. Словно древние стражи, охраняющие своего хозяина. Некогда широкие тропы стали уже. Лес смыкался вокруг жилища старого индейца, стараясь слиться с ним и окончательно его поглотить.

Прошло почти двадцать пять лет с его последнего визита к озеру, а ощущение чего-то возвышенного вновь вернулось и шериф не смог сдержать улыбки.

‒ Время словно река. Река тоже никогда не стоит на месте… ‒ тихий голос Адэхи отвлек шерифа Терренса от его мыслей, ‒ будьте как дома.

Два человека вышли на полукруглую поляну перед деревянным домом. Освальд заметил пустую будку у самого крыльца и тоска поселилась в его мыслях. Секундой позже он заметил старика Ачека ‒ тот медленно раскачивался в кресле-качалке. Ноги его были укрыты разноцветным покрывалом, в руках старый индеец держал трубку. Да. Он постарел с тех пор ‒ глубокие морщины теперь глубоко вгрызались в его лицо.

Адэхи поприветствовал отца на их языке и, поклонившись гостю, ушел в дом.

‒ Здравствуй, юный Освальд. Теперь ты большой человек в этом городе.

‒ Здравствуйте, Ачек. Да, пожалуй. Только не до воспоминаний теперь. Происходят ужасные вещи и ваш сын сказал, что вы можете помочь.

‒ Я не могу помочь, юный Освальд. Но я знаю, кто стоит за этими событиями.

‒ И кто же?

‒ Виппона вновь проснулся. И он жаждет крови… ‒ с этими словами старый индеец выпустил кольцо сизого дыма, скрывшего за собой его морщинистое лицо…

***

‒ Слушай, я всё понимаю, но это уже ни в какие ворота! Какой-то старый индеец рассказывает тебе о всякой чертовщине и ты охотно ему веришь?

‒ Ачек Пакота ‒ не просто индеец. Он происходит из семьи вождей.

‒ Да знаю я это. И помню, как ты бегал к его дому. Как он ещё не помер, с него тогда уже песок сыпался! ‒ и офицер Олаф, посчитав свою шутку остроумной, рассмеялся, а за ним и половина полицейского участка.

‒ Колин, я чту нашу с тобой давнюю дружбу, но ты не перегибай. Ачек сказал, что такое уже было, примерно сто лет назад. Мы ведь можем поднять архивы?

‒ Это чертова уйма времени… да и вряд ли эти дела всё ещё хранятся.

‒ Дружище, пропало уже четыре семьи. Да я даже представить не могу, что  чувствовала та девчушка перед смертью! Так что, мать вашу, давайте поработаем!

‒ Опираясь на легенды старого индейца?!

‒ Да, чёрт тебя дери! Именно так!

‒ Эй, может хватит? Мы кое-что принесли, ‒ две женщины-офицера быстрее поняли Терренса и сразу же отправились в архив, ‒ не хотите посмотреть? Да и помочь, там ещё много.

Весь оставшийся вечер и часть ночи Терренс, Олаф и ещё несколько служащих разбирали кипу старых архивных файлов. И то, что они находили, не очень им нравилось.

***

‒ Мэээтьююю, выходи-выходи, гдееее тыыы? ‒ Алина потерла глаза. В сумерках было сложновато играть в прятки. ‒ Миилый, ну хватит, стемнело ведь!

Родной двор в темное время суток выглядел вовсе неприветливо. Забор словно ощетинился, превращаясь в зловещий частокол. Деревья черной грядой возвышались за пределами двора, лес сегодня казался девушке особенно жутким. Он словно навис над её маленьким домиком, стоящим у самой его кромки, пытаясь поглотить его и навсегда затерять в непроходимой чаще.

‒ Мэт, я серьёзно! Я пошла в дом! Мне холодно!

Тут девушка услышала какую-то возню. Шорохи доносились из-за садового домика. Она прекрасно понимала, что кроме её парня там никого не может быть, поэтому спокойно двинулась в ту сторону. Стараясь ступать как можно тише, она крадучись добралась до угла маленького деревянного сооружения и выпрыгнула из-за угла.

Алина не сразу поняла, что видит. Мэтью висел на уровне метра над землей и сучил ногами в воздухе, изредка задевая деревянную стену домика. Он хрипел.

‒ Мэтью, милый?

Парень засипел и задергался. Какая-то сила стала увлекать его в сторону, поднимая всё выше над землей. И Алина перевела взгляд в сторону забора. Фонарик на мобильном телефоне, который она всё это время держала в руке, вспыхнул неестественно ярко, выхватывая из темноты странное существо, цепляющееся за ветви развесистой лиственницы. И оно обратило свой лик в сторону девушки.

Неестественно рваными движениями существо стало быстро перебираться ближе к забору. Оно явно желало заполучить Алину и всё новые и новые конечности появлялись из-за его спины.

Страх сковал Алину и крик застрял в горле. Она переводила взгляд с надвигающейся на неё твари на Мэтью, который пытался вырваться. Фонарик заморгал и девушка выронила телефон. Из ступора её вырвал крик захлопавшей крыльями испуганной совы, которая буквально вырвалась из леса на открытое пространство и спикировала на крышу дома девушки. И Алина кинулась бежать.

Прочь от дома. Она выскочила на дорогу и понеслась во весь опор, визжа и причитая, пытаясь не оглядываться. Но страх раз за разом заставлял Алину оборачиваться ‒ тварь следовала за ней по пятам. Рваными, дергаными движениями ‒ словно существо не перемещалась на своём десятке конечностей, а исчезало и появлялось уже на пару шагов ближе к своей цели. В какой-то момент Алина оглянулась и из глаз её хлынули слёзы ‒ Мэтью до сих пор был в его лапах, и оно с каждым новым шагом с силой ударяло его оземь. Ноги и руки Мэта взметались вверх словно у тряпичной куклы, голову трепало из стороны в сторону ‒ в теле парня не осталось ни одной целой кости.

В боку кололо, обжигающая боль подступала к горлу. Алина хрипела, но неслась вперед из последних сил.

«Дорога, вдруг кто-то будет ехать. Боже! Пусть кто-то меня заметит!» ‒ мысли путались, но хотелось ей только одного ‒ остаться в живых. С этими мыслями Алина буквально вылетела на дорогу, спотыкаясь и падая прямо перед несшимся по шоссе автомобилем. Тормоза сработали поздно и девушка, получив сильнейший удар в бок, отлетела на несколько метров. Теряя сознание, Алина успела заметить расплывающееся и меркнущее лицо склонившегося над ней человека и исчезающую в зарослях обочины черноту ‒ тварь удалялась… унося с собой бездыханное тело Мэтью…

***

‒ Освальд! Прости, она вылетела прямо передо мной! Я не успел! Шериф, честное слово! Я везу её в клинику!

Терренс сорвался с места и кинулся вон из участка.

‒ Что произошло?

‒ Я не успел, никого не было и я ехал 80 км, честное слово…

‒ Успокойся и расскажи, что произошло? ‒ шериф наблюдал через стекло за ходом операции. От докторов он слышал, что шансов у его дочери мало: были раздроблены тазовые кости, перелом обеих рук и левой ноги, травма черепа, сломаны обе ключицы, не считая мелких ушибов и содранной кожи на большей части лица.

‒ Я ехал, без дальнего. У меня музыка в машине играла. И тут она выскакивает прямо под колеса, словно убегала от самого чёрта! Освальд, ты же меня знаешь, я бы никогда…

Шериф отстранил причитающего мужчину в сторону и просто пошел вперед по коридору. Он знал, от кого убегала его дочь и ему вновь стоило поговорить с Ачеком.

Позже, когда в клинику подъехала одна из его подчиненных, он лишь больше в этом убедился.

‒ Освальд, это мать Ачека и его новорожденная сестра, ‒ с фото на шерифа смотрело волевое лицо женщины с запеленатым ребенком на руках, ‒ дело тогда так и не раскрыли.  Они просто пропали. В документах указано, что кровь была повсюду, даже на лужайке перед домом, но тел так и не нашли.

‒ Об этом Ачек умолчал…

‒ Освальд… я понимаю, что сейчас не время, но может ты расскажешь, что происходит на самом деле?

‒ Старый индеец рассказал мне легенду, Мари. Просто легенду.

‒ Которая убивает наших людей?

Шериф Терренс  посмотрел на женщину и заговорил…

«… Мой народ живёт на этих землях очень давно, юный Освальд. И у нас есть множество легенд и преданий. Одна из них ‒ это легенда о проклятом сыне шамана. Ещё вождь Аупамат рассказывал эту историю своим детям, которую он слышал от своего пра-пра-прадеда.

Накпэна был тщеславным и властным шаманом. Он предсказывал будущее, излечивал неизлечимые недуги и даже воскрешал мертвых. Также поговаривали, что Накпэна был наставником своего племени в течение нескольких сотен лет, от чего стали говорить, что шаман бессмертен. И вот однажды, когда он вернулся к своему племени после долгого  паломничества, Накпэна увидел молодую Иоки ‒ дочь вождя, и глаза её были подобны дождю, как и имя её, дождь означающее. И решил Накпэна, что она станет ему женой и станет новой Пово для племени и передаст он ей все свои знания и подарит бессмертие. Потому что Иоки была безумно красива и слава о её красе уходила далеко за пределы племени. Только вот вождь был против такого союза, да и сама Иоки не желала становиться ведьмой и жестоко отказала Накпэна, унизив перед всем племенем. И тогда шаман опоил красавицу Иоки и взял силой, за что был подвергнут казни через «тысячи порезов» на следующее же утро. Только вот он смеялся до самого конца, выкрикивая проклятия и заговоры на лишь ему одному понятном языке. Даже после того, как вся плоть была срезана с его костей, Накпэна всё ещё оставался жив и только огонь заставил его замолчать окончательно.

Иоки же понесла в тот же год, но роды её были чрезвычайно тяжелыми. Ребёнок причинял матери адскую боль и Иоки умерла, не дождавшись даже первого крика своего первенца. Впрочем, крика никто так и не дождался. Неестественно бледный, худой и длинный младенец лишь смотрел на тех, кто привел его в этот мир вполне осмысленным взглядом и не произносил ни звука. Вождь, убитый смертью единственной дочери, приказал отвезти младенца в степь и бросить, не давая имени ‒ чтобы даже после смерти его душа не находила покоя и была обречена на вечные скитания.

Но уже спустя несколько лет племена, живущие в степи, стали рассказывать странные истории о худом существе с белым узким лицом, о неестественно бледном и высоком не то человеке-не то духе, который получил имя Виппона ‒ Человек с Тонким Лицом. Лишь после того, как стали исчезать люди из своих жилищ, вождь стал догадываться, кем на самом деле был Виппона. И тогда он добровольно ушел в лес, уводя за собой проклятого ненавистного ребёнка.

И Виппона взял жизнь вождя, и больше не вышел из лесу. Но легенда гласит, что Тонкое Лицо будет возвращаться каждое столетие, чтобы оглядеть свои владения, и горе тем, кто позарится на его лес, в котором он спит и по сей день…»

Мари молча смотрела на Освальда, который сидел, обхватив голову руками. Она была более чем поражена и полушепотом произнесла:

‒ Мать и сестру Ачека убили в 1856 ‒ ровно сто лет назад. Исходя из того, что мы нашли в делах, было ещё восемь аналогичных смертей…  у нас за последний месяц бесследно исчезло три семьи, от четвертой осталось лишь рука девочки…. У нас, Освальд, у нас ведь ничего никогда не происходит…

‒ Поехали!

‒ Что?

‒ Поехали к Ачеку! Я убью эту тварь!

Пикап шерифа несся по безмолвному полуночному шоссе. Небо затянуло тучами, заслонившими собой луну, от чего подступающий к дороге с двух сторон лес казался сплошной черной стеной.

Мари молчала, Освальд Терренс заметно нервничал.

Через час шериф резко затормозил у обочины:

‒ К дому Пакота нужно идти пешком. Захвати дробовик с заднего сидения.

‒ С чего ты решил, что оно тут появится?

‒ Узнаем у старика как его убить и войдем в лес сами! ‒ прошипел мужчина. ‒ Смотри! Там свет!

На крыльце дома индейца горел старый масляный фонарь. Кругом стояла гробовая тишина, даже ветер не гулял меж разлапистых вековых елей.

‒ Освальд… ‒ входная дверь скрипнула и Мари непроизвольно вздрогнула.

‒ Ачек? ‒ полушепотом позвал шериф. ‒ Адэхи?

Женщина первой ступила в темноту коридора и они медленно двинулись вперед.

На шею Освальда Терренса что-то капнуло.  Он помедлил, но решил включить фонарик, который побоялся включать в лесу. Белое пятно света вспыхнуло на противоположной стене, выхватило из темноты встревоженное лицо Мари и медленно поползло к потолку.

‒ Боооже….

‒ Адэхи…

Лицо молодого индейца, искаженное гримасой ужаса, смотрело  на незваных гостей сквозь дыру в потолке. Кровь, наверняка уже успевшая пропитать все его одеяния, теперь сочилась сквозь щели чердачного пола.

Мари зажала рот рукой, подавляя рвотный позыв.

Откуда-то из глубины дома послышался отчетливый стон и люди поспешили на зов.

‒ Это Ачек! Он ещё жив! ‒ Мари подскочила к старику, распростершемуся на полу, и на этот раз её вырвало.

Старый индеец всё ещё был жив, но шансов у него не было: нутро его было выворочено, одна рука вырвана вместе с плечевым суставом, обе ноги неестественно вывернуты, а взгляд старика был обращен вверх и читался в нём неподдельный страх.

Фонарь дрогнул в руках шерифа и луч его стал беспорядочно метаться по потолку. И тут тьма дальнего угла дрогнула. Хлёсткий удар из темноты выбил фонарь из рук Освальда. Мари завизжала и кинулась из комнаты, но тонкая длинная конечность, оканчивающаяся совсем детской ладошкой, схватила женщину за ногу и швырнула в стену. Мари захрипела, а Освальд, парализованный страхом, не смог даже пошевелиться. Он наблюдал, как в моргающее пятно света выступали всё новые и новые худые, ломающиеся в нескольких локтевых суставах, конечности, оканчивающиеся мужскими, женскими и даже младенческими ладошками.

‒ Алина… ‒ выдохнул Освальд и в то же мгновение перед его лицом оказалась узкая голова прОклятого. Несколько десятков разлагающихся языков охватывали его тонкую шею, словно галстук и черная гниющая плоть словно дополняла его адский облик, превращаясь в траурное одеяние.

Под тонкой лоснящейся кожей головы просматривались пустые глазницы, острые скулы переходили в узкий подбородок. Тварь словно раззявила пасть, кожа обтянула раскрывшийся зёв и в мозг шерифа ворвался истошный визг сразу тысячи голосов, лишая его остатков рассудка.

Лес ожил. Ветер призрачным змеем вновь пробирался сквозь пушистые ветви елей. Где-то заухала сова. И лишь луна наблюдала, как черное существо с тонким белым лицом удалялось вглубь лесной чащи, таща в своих многочисленных паучьих лапах четыре бездыханные жертвы…

***

Наши дни.

‒ Эй! Шеф! Куда машину гнать? В этом квадрате мы закончили! ‒ бородатый мужчина в оранжевой робе заглушил свой харвестер и попытался докричаться до командира.

 И в то же мгновение многотонный лесопогрузчик, заехавший на край усыпанной хвоей и ветками поляны, стал крениться на бок, словно уходя под землю.

‒ Харви! Урод, мать твою! Что за… ‒ орущий вальщик осекся.

В нос ударила едкая вонь. Вся поверхность поляны всколыхнулась, а из-под оседающей многотонной машины по желтой хвое начало расползаться пятно густой буро-зеленой пузырящейся жижи.

Один из рабочих закричал и его тело, увлекаемое неведомой силой, взметнулось вверх, застревая в ветвях деревьев.

Через несколько мгновений вокруг не осталось ни одного человека, а по лесу, пугая стаи птиц и животных, разнесся душераздирающий вопль хора из тысячи голосов…