Зимой в Северном дули злые ветра, а летом стояла удушливая жара, но я любил этот город. Тихое, провинциальное поселение с красивым парком, библиотекой, тремя школами и больницей – рай для человека, мечтающего о спокойной жизни. Не знаю, как другие, но я собирался встретить в Северном долгожданную старость.

Перемены нравились не всем, но мне было грех жаловаться. И хотя с появлением университета в городе открылось много разных лавочек, рюмочных, питейных и закусочных, дела у нашей таверны пошли хорошо. В отличие от конкурентов мы работали до утра, а гремящая на ветру вывеска с надписью «У нечистой силы» успешно завлекала любопытных студентов и праздных гуляк. В общем-то, наше заведение было рассчитано исключительно на ночных посетителей. Днем нечистая сила, как известно, отдыхала.

Недорогая еда, большие порции, свое пиво, которое повариха Мари варила по особому рецепту, и немного изюминки – вот и весь секрет успеха. Правда, изюминка была непростая – наша таверна была единственным местом в городе, где обыватель мог выпить с оборотнем, поглазеть на живого мертвеца и поделиться кровью с вампиром.

Хозяина таверны звали Барбом. Он «работал» оборотнем – носил жилет мехом наружу и, вообще, здорово смахивал на медведя. Я никогда раньше не видел у человека таких мощных рук и столько жира, который, впрочем, не мешал Барбу передвигаться по таверне с ловкостью акробата. Еще он косолапил, любил чесать спину о перила, держал под рукой банку с медом, а в полную луну отсиживался у себя в комнате. Выпуклый лоб, косматые бакенбарды, большие щеки и маленький скошенный подбородок завершали портрет оборотня. Барб делал вид, что до смерти боялся серебряных украшений. Заметив их у посетителей, он принимался громко стенать, растапливая девичьи сердца, – дамы охотно покупали шоколадное пиво, чтобы успокоить обидчивого хозяина. Обходилось не без казусов. Некоторые любопытные студенты из медиков подсовывали ему в руку серебряные бляшки вместо монет, и Барб с криком убегал на кухню. Народ хохотал, артисту рукоплескали, а вечером мы лечили ему ладони. Однажды какой-то охотник, перепив пива, попытался порезать хозяина серебряным ножом, но на такие случаи у нас был Ове, тролль-вышибала.

Гигантский рост Ове позволил бы ему сыграть не только тролля, но и небольшого великана. Он обходился почти без грима. Зеленую морду в бородавках с огромными ушами и отвислым носом принимали за маску, а так как Ове почти всегда молчал, никто не видел его острые зубы и склизлый язык с нарывами. Больше всего народ пугался запаха. К слову сказать, мылся Ове каждый день, но природа брала свое. Тролль всегда стоял в проеме двери, чтобы сквозняк выносил вонь из зала. У нас никогда не было паутины на потолке, потому что ее сметала голова нашего вышибалы. Кулаками он почти не пользовался – хватало угрожающего оскала. Впрочем, несмотря на отталкивающий вид, у Ове в городе было много поклонников. Особенно его обожали дети. Для них Мари изобрела специальный десерт – «Лесное угощение тролля». Его готовили по пятницам, которую мы называли «детским днем». До вечера в зале было не протолкнуться от любопытных ребятишек, которые приходили со всего Северного поглазеть на настоящую нечистую силу.

 Ближе к ночи из подвала появлялся вампир. И хотя Спир спал наверху, мы решили, что для создания образа ему лучше будет выбираться из сумрачного погреба. Его появления ждали всегда. Спирос у нас был самый популярный. Галантные манеры, такт, обворожительная улыбка, бархатный голос, приятная физиономия и сладкие речи – ну разве могли провинциалы устоять перед этим светским львом, который по воле обстоятельств оказался вдали от шумной столицы. В отличие от Ове Спирос использовал много косметики – красил глаза и правил цвет лица. От постоянного недоедания его кожа часто покрывалась пятнами и шелушилась. Свою худобу вампир скрывал пышным воротником и камзолом специального кроя. Волосы давно заменил парик. Если бы поклонницы вампира видели его истинное обличье, боюсь, Спирос умер бы от голода.

Впрочем, никто из нас не мог похвастаться красотой, разве что Джунг, но он был не в счет. Самым страшным в таверне считался бедняга Лео, который днем и ночью сидел в клетке. Лео был главным украшением «Нечистой силы». Смотреть на него приезжали даже из других городов. Но и проблем с ним было немало. Один дотошный профессор никак не мог поверить в то, что можно так искусно изобразить гниющую плоть, не прибегая к натуральным материалам с кладбища. Он даже грозился обратиться к церковникам, но Мари вовремя догадалась напоить его зельем, заново влюбив в престарелую жену. С тех пор профессор у нас не показывался, а на Лео стали надевать балахон, чтобы его гниющее тело привлекало меньше внимания.

Вонял мертвец еще хуже, чем тролль. Мы спасались мешочками с ароматными травами и курильницами, которыми завешивали клетку. В лучшие времена Лео не смогли бы удержать никакие решетки, однако из-за плохого питания он с трудом передвигал ноги. Рядом с клеткой всегда находился кто-то из нас, потому что за зомби нужно было следить – как-то одна девочка захотела скормить ему конфету и едва не лишилась руки. После этого случая мы посадили Лео на морфий. Мне было жаль его, но с наркотиками он был спокойней.

Если тролль, вампир и хозяин-оборотень работали в общем зале, оправдывая название заведения, то другие служащие таверны обитали исключительно в кухне и погребе.

Ведьма Мари была слишком стара, чтобы развлекать публику или бегать между столами – с этим успешно справлялись мы с Джунгом. Она с трудом переносила путешествия, и клялась, что не покинет Северный, пока ее не заберет смерть. Я надеялся, что ждать ей осталось недолго. Мы все надеялись.

Несмотря на дряхлый возраст, готовила Мари хорошо. Старая карга догадалась заменить несколько опасных ингридиентов из старых зелий на съедобные, и теперь супы из «Нечистой силы» славились на весь город. Иногда у нас даже обедал бывший начальник стражи. Правда, в прошлом месяце он погиб под копытами взбесившегося мерина, о чем мы все жалели. Налаживать знакомство с новыми властями всегда было трудно.

Если Мари еще сохранила человеческий облик и изредка выбиралась из кухни помочь мне справиться с наплывом клиентов, то слизень Исса и шестирукий Ар рассчитывать на понимание людей не могли. По ночам Исса спал в старой чугунной ванне, а когда под утро посетители расходились, мыл полы и посуду. Ар и вовсе не выходил из кухни, помогая Мари готовить и вытирать столовые приборы после Иссы. После того как он отказался от человечины, ему было трудно логически мыслить и разговаривать. Поселившись за печкой, он чистил ведра картошки, крошил салаты, перебирал крупу и драил горшки, начищая их до блеска с таким усердием, словно соскребал грязь со своего прошлого.

Мы все здесь были на него похожи. Чистили, мыли, скребли свои души, постоянно вскрывая новые слоя грязи. Терпение было нашим щитом, а вера – силой.

Из всех обитателей таверны я был самым неинтересным – жиденькие светлые волосы, бегающие глаза, замусоленная челка, прыщавые щеки и сутулые плечи книжного червя. Тряпка для протирания столов, небрежно заткнутая за пояс, застиранный фартук и огрызок карандаша для заказов – таким я был последние сорок лет после того, как мы отказались от бродяжничества и открыли таверну в Северном. На грязного слугу-подростка редко обращали внимания, что и было нужно. Долгая жизнь научила меня осторожности. Друзья и враги остались в далеком прошлом, а память запорошило пеплом былого.

Еще у нас был Джунг. Его подкинули к черному ходу таверны лет пятнадцать назад. Малыш лежал в коробке для мусора и отбивался от крысы. Я не хотел возиться с человеческими детьми и собирался сдать найденыша в детский дом, но за Джунга вступился Спирос.

- А вдруг это действует Заклинание? Ты ведь сам говорил, что оно не тебе подвластно. Может, нас испытывают?

В общем, Джунга оставили, а со временем я к нему даже привязался. Он рос забавным человеком – любознательным, отзывчивым, с хитрецой. Таким похожим на нас и в то же время таким другим. Мы все завидовали Джунгу – кто открыто, кто тайком, но свои истинные лица ему не открывали. Для него все служащие таверны оставались цирковой труппой, которая устала от бродячей жизни и осела в городе. Джунг был хорошим парнем, и в будущем мы собирались отправить его учиться.

- Мак, ты здесь? – стоило мне вспомнить о Джунге, как он сразу появился. Взъерошенный и раскрасневшийся от быстрого бега, так похожий на мою любимую птицу – ворона. Можно было подумать, что за ним гнались все демоны Преисподней.

- Чего тебе? – ворчу я, заканчивая протирать хрусталь. После того как Ар побил нам два сервиза, приходилось заниматься этим самому. Лишних денег у нас не водилось.

- Там… в зале… – парень никак не мог отдышаться. – Новый начальник городской стражи, вот! К Барбу пристал. Ты выйдешь?

Я и без него знал, кто к нам пожаловал, но хотел закончить работу. Два бокала сиротливо вздохнули пыльными боками. Покряхтев для солидности, я поплелся в зал. Джунг вприпрыжку бросился следом.

Уже на пороге я услышал гостя:

- Кто у вас тут главный?

Голос уверенный, сытый. Наша порода. Выскользнув из кухни, я принялся драить тряпкой ближайший стол. При виде меня Барб сразу повеселел:

- Ну я, допустим. Чем могу служить, добрые господа?

- Странное у вас здесь место, – лениво протянул страж порядка, оглядывая таверну. На груди у него гордо блестела латунная табличка – Джордан. Он, конечно, пришел не один. Двух я видел раньше с бывшим начальником стражи, остальные четверо – новенькие.

Тем временем Барб достал из-под стойки гостевую книгу и сертификат королевского министерства питания. При мысли о том, сколько пришлось потратить сил, чтобы его достать, у меня начинали ныть зубы. Однако результат того стоил. Таким, как Джордан, обычно хватало взгляда на государственную ксиву, чтобы оставить нас в покое.

- Хм… кхм, – пробурчал он, для вида полистав гостевую книгу. – Посмотрим, что у вас здесь.

Он был не из тех, кто сдавался. Понял это и Барб.

- Прошу вас, добрый господин, окажите честь – отведайте нашего особого пива. За счет заведения, разумеется. А это наша благодарность за вашу работу.

Пухлая рука Барба мягко подтолкнула к Джордану тугой мешочек. Неприятности с властями нам были не нужны.

Человек накрыл взятку ладонью и, хмыкнув, присел за стойку. Мешочек исчез в его кармане, словно луна за набежавшими тучами. Остальные стражи устроились в зале. Угощение Барба на них не распространялось, и я отправился принимать заказы.

Ночь выдалась холодной, и почти все столики были заняты. Особенно много было студентов – наверное, выдали стипендию. Впрочем, в нашем заведении наливали и в долг.

Как всегда были популярны мертвец и вампир. У клетки Лео застряли двое молодых медиков, глазеющих на его полусгнивший череп. Ему еще не давали морфия, и он вел себя беспокойно. Зачем-то вывернул назад ногу и теперь пытался откусить себе пятку через плечо. Уже вторую неделю Лео бастовал, отказываясь есть свинину. Живому мертвецу нужна была живая плоть, но я верил, что капризы Лео скоро пройдут. Он справится. Раньше Лео был сильным.

За столиком Спира громко вздохнула девица. Вампир смотрел на нее искушающим взглядом, в котором легко угадывался голод. Спирос не ел уже месяц, и я всерьез опасался, что он сорвется. Однако были времена, когда ему приходилось голодать до полугода, обходясь нашей, нечистой кровью, которую мы ему сливали, чтобы он не протянул ноги. Впрочем, сегодняшний вечер обещал ему ужин.

Девушка пришла в таверну со своим парнем, но тот заигрался в покер с Ове и давно не обращал на нее внимания. Зато прелестницу не упустил Спир – перед его льстивыми речами не могло устоять ни одно девичье сердце. За долгие годы полуголодной жизни Спирос стал настоящим мастером слова. Никакого гипноза, никаких клыков и горящих желтых глаз. Заклинание Абрамелина было строго с каждым из нас, но Спиросу приходилось труднее всех. Жертва должна была поделиться с ним кровью добровольно. Вот он и рассказывал байки целыми ночами, пока какая-нибудь девица из сострадания не соглашалась провести ритуал «кровного братания». Иногда мне казалось, что Спир все-таки помрет от голода, потому что тех крошечных мензурок крови, которыми делились храбрые дамы, было явно недостаточно для такого древнего вампира, как он, но Спирос держался. Он тоже знал – осталось немного.

Я ободряюще подмигнул ему и выглянул в окно. На улице, как обычно, выл ветер, гоняя тучи сора и запоздалых прохожих. Некоторые из них направлялись к нам. Ночь обещала быть тяжелой. С темного покрывала небосклона сорвалась пара звезд и покатилась ко мне. Я поспешно задернул занавеску. Нет, Никта, ты не видишь меня. На тебя смотрел простой слуга из таверны, который никак не может быть твоим сыном.

Закрываю глаза и задаю себе те же вопросы, что и последние восемьдесят лет.

«Тверд ли ты в своем решении, Кормак?»

 «Готов ли к забвению?»

«Сможешь ли стать тем, кем никогда не был?»

Да! Да! Да! Крик в голове не утихает еще долго. Знаю, что Ове, Барб, Спир, Мари, Ар и Исса ответили бы также. Лео, правда, никто не спрашивал, но, думаю, у меня было право сделать за него выбор. Ведь это я превратил его в гниющий кусок мяса.

- Мак, я не успеваю! – кричит Джунг, и в его голосе слышится паника. Ворон давно стал нашим общим любимцем. Наверное, я хотел бы иметь такого сына, как он, но мечтать об этом было еще рано.

Открываю глаза, оглядываюсь – зал и в самом деле, переполнен. Бросаю в окно последний взгляд и мчусь Джунгу на помощь. Когда занимаешься чем-то очень долгое время, кажется, что смысл жизни где-то рядом.

2.

На следующий день Спирос выглядел лучше. Я еще днем заглянул к нему в гроб, чтобы убедиться, что на рассвете он заснул сытым. Рваный шрам на шее вампира налился кровью. Когда-то Спир едва не остался без головы, спас случай. Он был старым вампиром и немало пережил на своем веку. Я знал, что под пышным жабо его рубашки скрывались ожоги от чеснока, а запястья друга порваны ловушками охотников. Самый большой шрам у Спира был на спине – след от осинового кола. Вампиру тогда повезло – кол держала девушка и не смогла воткнуть его слишком глубоко. Через год он пошевелился, а еще через два поднялся из гроба, чтобы найти ее и уничтожить вместе со всей семьей.

Впрочем, похожие отметины имелись у каждого из нас. У Барба было тридцать пять ранений серебряными пулями, из них два – почти смертельных. Его тоже чуть-чуть «не добили». Один колдун отрезал у него хвост, и теперь Барб не мог нормально сидеть. У Ове левая нога была по колено из камня – подарок от охотника за троллями, который нашел днем его берлогу и попытался вытащить под лучи солнца. Лео был ходячей энциклопедией ранений – его ломали, жгли, резали и взрывали, пока я не нашел его на заброшенном кладбище полвека назад. Старую Мари растягивали на дыбе, жгли каленым железом и топили зимой в проруби, слизня Иссу высушивали под солнцем в пустыне, а Ару отрубили три конечности и теперь он был шестируким. У меня тоже остались кое-какие отметины, но я предпочитал о них не вспоминать. Ведь это было много тысяч лет назад, и, возможно, даже не со мной. Пусть все утонет в Великой Лете.

При дневном свете таверна выглядела иначе. Клетка с Лео была закрыта тряпкой от ярких солнечных лучей, которые его раздражали; Ове, Спирос и обитатели кухни спали. Вымытый Иссой деревянной пол блистал чистотой, надраенные мной столешницы тоже. Перевернутые верх ножками стулья были похожи на молодой лес, который вот-вот прыснет зеленой листвой из набухших почек. Пахло свежезаваренным чаем и выпечкой. Половик идеально расправлен, занавески аккуратно подвязаны, окна широко распахнуты – в них проникает бодрящий воздух ясного весеннего дня. Никогда бы не подумал, что меня будут умилять мир и порядок. Я надеялся, что это говорила во мне просыпающаяся старость. А значит, заклинание Абрамелина работало.

Редкие посетители жмурились на солнце, лениво жуя обед и глазея в окна. Под потолком нарезала круги очнувшаяся от зимней спячки муха, которая еще не решила, куда податься – в клетку к Лео или в приоткрытую дверь на кухне.

Мы с Барбом сидели за стойкой и читали газеты. Городские новости не блистали разнообразием, но для меня они были интереснее всех древних фолиантов мира. Король отправился в поездку по южным территориям. Посадили за взятки городского советника по финансам. Совет ветеранов Северного отметил юбилей. Кто-то надругался над памятником основателям города, помочившись в вазу, которая держала одна из статуй. Последнюю страницу занимали прогноз погоды, анекдоты и рассказы читателей. Трогательная история о бедной девушке, которая вышла замуж за богатого купца, выдавила из нас с Барбом слезу.

Святая простота, как порой нам тебя не хватает. Я долго учился замечать жизнь вокруг себя и сейчас мог гордиться кое-какими успехами. Другое дело – начало века, когда заклинание Абрамелина только набирало силу. Тогда меня убивало бездействие. Казалось, что если я не замышлял конца света или очередную интригу против своих старших братьев, жизнь не имела смысла. Но страшнее всего было время. Следуя заповедям Великой Книги, мы беспечно о нем забыли, а оно вывернуло нас наизнанку, оставив Лете наполнять пустые оболочки.

Пока мы с Барбом гадали, пойдет ли последний в этом году снег, Джунг успел смастерить мухобойку. Муха почуяла приближение беды, но сделала неправильный выбор – нырнула под накидку на клетке. Щелкнули челюсти, Джунг разочарованно отложил мухобойку, а я поморщился. Лео постоянно портил мне Заклинание подобными выходками. В воскресенье придется везти бедолагу на ярмарку, потешить публику, чтобы он хоть как-то мог отработать смерть твари. У него и так был самый длинный срок из всех нас.

Вдруг мир мигнул. Мне могло и показаться, так как все осталось прежним: Барб даже не оторвал лохматую голову от картинки с первой красоткой города, Джунг разглядывал потолок в поисках новой мухи, студенты за ближайшим столиком доедали похлебку, продолжая обсуждать вредного декана. Я отложил газету в сторону и вышел из-за стойки. Нехорошее чувство, зародившееся, как всегда, в горле, не спеша разливалось по телу. В кончиках пальцев щипало, на глаза навернулись слезы. Страшная сила, от которой я отказался восемьдесят лет назад, напоминала о себе, вызывая радость, тоску, печаль, но больше всего – ярость. Прошлое волочилось за мной, как кусок дерьма, прилипший к хвосту коровы.

Колокольчики на двери приветливо звякнули, и на пороге возникла дама в белом. Казалось, будто невидимые духи соткали ее из воздуха и солнечного света. Ничего не скажешь – эффектное появление. Джунг аж рот открыл. Да и было с чего зазеваться. Дама была не молода, но знойно прекрасна: гладкая кожа, тонкие брови, острые как нож скулы, полные, словно вишни, губы. Ее обычно желтые глаза сейчас сверкали черными агатами. Строгий бордовый плащ, широкие брюки, корсет и ремень с большой серебряной пряжкой в виде двух молодых месяцев, касающихся боками. Белые волосы посетительницы подхватил ветер, подняв над головой пушистым ореолом. Она поспешно закрыла дверь и принялась вытирать ноги о половик. Конечно, ее не могли не заметить. Даже студенты перестали жевать и уставились на блондинку. Джунг и вовсе забыл про все на свете, ринувшись к ней с другого конца зала. Очевидно, подумал, что я тоже захочу обслужить прекрасную даму и решил меня опередить. Я бы за ней поухаживал… Метлой по голове, да чтобы дорогу до моей таверны навсегда забыла. Весенний ветер мог бы принести что-нибудь получше.

Фыркнув, я схватил тряпку и принялся полировать стойку, повернувшись к гостье спиной. Пусть Барб с Джунгом разбираются – мне блондинки не нравились.

Между тем женщина благосклонно приняла ухаживания Ворона, позволив усадить себя за лучший столик в уютной нише в углу. Обычно там сидел Спирос, но сейчас вампир спал и возмутиться, что заняли его место, не мог. Никогда бы не подумал, что Джунг умел так вежливо разговаривать. Он перечислил даме все, что было в меню, видимо, собираясь разбудить Мари, чтобы она приготовила клиентке кулинарный шедевр, но женщина подняла руку, затянутую в черную лакированную перчатку, в мгновение прервав словесный поток Ворона.

- Вина со специями будет достаточно. Любого, милый мальчик.

За «милого мальчика» Джунг был готов принести ей всю нашу коллекцию редких вин для праздников – по глазам видел. Он бросился в погреб с такой поспешностью, что я забеспокоился, как бы он не свернул себе шею. Лестница все еще была мокрая.

Тем временем дама принялась разглядывать наше заведение. Выражение лица у нее не менялось. Брезгливо-терпеливая мина говорила о том, что посетить таверну ее заставила не иначе как острая необходимость. Проклятье! О, Великая Никта, зачем ты принесла к нам это отребье?

- У вас тут что – балаган? – вопрос никому не предназначался, но я уже чувствовал ее взгляд на своей спине. Опустившись на пол, я принялся яростно стирать брызги крови с пола вокруг клетки Лео – он снова умудрился все запачкать. Давай, Барб, твой выход. Я с ней разговаривать не собираюсь.

- Мы, вообще-то, еще закрыты, – проворчал хозяин, который всегда читал мои мысли. Правильно, эту даму нужно гнать в шею и чем скорее, тем лучше.

- Вот как? – мне не нужно было оборачиваться, чтобы видеть ее изящно поднятую бровь. – Прогоните в такую погоду?

- На углу есть кабак, можете выпить вина там.

Молодец Барб, давай, выстави ее за дверь.

- А они? – дама кивнула на студентов, которые продолжали жевать, делая вид, что происходящее их не касалось, но, на самом деле, внимательно прислушиваясь.

- Постоянные клиенты, им можно, – нагрубил Барб, выходя из-за стойки. Он был похож на большого медведя, который собрался защищать берлогу с детенышами от голодного дракона.

Осторожно, дружище, эта дама с головой не дружит!

- Да я у вас надолго не задержусь, – усмехнулась блондинка и закинула ногу за ногу. – Только вина выпью и уйду.

- Угощаю прелестную незнакомку, – влез в разговор один из студентов. Барб нахмурился. Он не любил сложные ситуации, но тут из кухни выбежал взлохмаченный Джунг и окончательно все испортил.

- Для вас – все самое лучшее! За счет заведения, угощайтесь!

Барб задохнулся от возмущения, но Ворон ловко влез между ним и столиком и принялся обслуживать даму. Студенту его вмешательство не понравилось. Спеша перехватить инициативу, он вежливо поинтересовался, из каких краев принесло в Северный прекрасную фею. Я бы сказал из каких, вот только мой ответ никому бы не понравился.

Но дама – сама любезность. Пригласив студента за столик, она не забыла и Джунга, предложив ему выпить с ними. Стерва! У меня от злости стало двоиться в глазах и зашевелились волосы на затылке. Наверное, если бы я был покрыт шерстью, как раньше, она давно бы стояла дыбом.

Когда за столик к блондинке пересели другие студенты, Барб понял, что у него нет шансов и спрятался за стойку. Я знал, о чем он думал – не привела ли гостья с собой друзей, которые могли поджидать за дверью, и стоило ли разбудить Ове. Или на всякий случай позвать стражу? Я перехватил его взгляд и покачал головой. Нет, сейчас уже поздно. Она внутри, и любое неосторожное действие с нашей стороны могло ее спровоцировать. Пусть уж лучше сидит. Узнаем, кто терпеливее.

Между тем дама представилась писательницей, которая странствует по городам Королевства и собирает занимательные истории для книги. Разумеется, все стали сразу вспоминать, кто что знает, но рассказы северян не отличались оригинальностью и быстро иссякли. И тогда Джунг, мечтавший завладеть вниманием дамы, попросил ее не отказать в любезности и самой рассказать какую-нибудь захватывающую историю. Я уже предвидел, как блондинка ловко посылает Ворона на край света, но вопреки моим ожиданиям, дама томно пригубила бокал и задумчиво протянула:

- Ах, дорогие мои северяне, какую же историю вам поведать? Веселую или грустную, о любви или предательстве? А может, страшную – ту, от которой стынет кровь, и стучат зубы?

Писательнице захлопали, мне же захотелось заткнуть ее накрашенный рот тряпкой. Прямо так – в пыли, волосах и кровавых ошметках Лео.

- Таких историй я знаю много, но есть среди них особенные. Вот одна про оборотня. Жил когда-то охотник, и звали его Барбатос Медвежья Смерть, потому что в Королевстве не было медведя, который не боялся бы Барбатоса. Он добывал их желчь и шкуры и продавал по всему миру. Богатый был человек, сам король у него покупал. Барбатоса не раз предупреждали, но он заходил в леса все дальше и убивал все больше. Не жалейте медведей. Это плохие звери. Если вы не убьете их, они уничтожат вас. Третьего не дано. Но однажды Барбатос зашел туда, куда ни разу не ступала нога человека. Позже рассказывали, что он встретил там красную медведицу, с которой возлег, как с женщиной, нарушив закон. Кто-то говорил, что Барбатоса наказали, другие считали, что охотник сам поплатился за беспечность. Правда в том, что из того леса он вернулся уже не человеком. Первым делом охотник задушил свою семью – жену, стариков, трех детей и соседскую девочку, которая у них гостила. И стал он Барбатосом Мертвая Хватка. Его ловили долго и безуспешно, потому что ему помогала прекрасная медведица. Потом ее все-таки нашли и застрелили, но Барбатос ушел, оставив за собой кровавый след из задушенных и растерзанных тел. Особенно он любил детей. Если в деревне пропадали малолетки, никто не сомневался – страшный Барбатос дошел до них. Так продолжалось не одно столетие. Некоторым охотникам на оборотней порой везло, и Барбатоса ловили, но он всегда ускользал, а потом в соседней деревне находили растерзанное тело какой-нибудь девочки. Спустя пятьсот лет его так и не нашли. Кто знает, может он дошел уже до Северного и сейчас прячется где-нибудь среди нас…

Дама окинула горожан довольным взглядом и изящно пригубила бокал. Джунг, не дыша, смотрел ей в рот, студенты замерли в немом восхищении. Мы с Барбом переглянулись лишь раз. Лицо хозяина таверны стало пепельным, но тело было расслаблено, словно он принимал теплую ванну с душистым маслом. Я даже позавидовал его выдержке.

- История оборотня занимательна, но куда жутче легенда о вампире Спиросе Иоланге, – тем временем продолжила дама. – Говорят, он тоже когда-то был человеком, но, отдав свое сердце магии, выбрал путь темной луны и сладкой крови и стал первым вампиром Королевства. Он не нападал на людей, а заставлял их приходить к нему добровольно. Целые города становились его донорами. В таких поселениях жизнь продолжалась, но была недолгой. Особенно короток был век у девиц, чьей кровью Спирос умывался, чтобы жить при солнечном свете. Питался он исключительно кровью рыжих – просто потому, что она ему нравилась. Избранных Иоланга превращал в рабов-вампиров, которые разбредались по соседним землям, расширяя его владения. Но и дети Спироса жили недолго. Сотворенных им вампиров он скоро уничтожал, опасаясь восстания. Король не раз посылал войска в вампирьи города, но отряды храбрых воинов бесследно исчезали. Так продолжалось до тех пор, пока власть людская не заключила сделку с властью нечеловеческой, заплатив за услугу душами подданных. Может, это и неправда, но рассказывают, что однажды на города Иоланги спустились полчища демонов, которые пожгли их бесовым огнем, а самих вампиров пожрали. Правда, Спироса Иоланги среди них не нашли. О нем не слышно уже лет пятьсот, и знаете, что я думаю? Хитрый вампир бежал и до сих пор жив.

Я с шумом поднялся, поняв, что терпением Барбатоса не обладаю. Но дама меня проигнорировала.

- Перед благодарными слушателями хочется говорить и говорить, – продолжала она. – Что же вам рассказать еще? Может, о тролле Овехайруза Каменном, который держал в страхе весь Южный Лес, или о ведьме Черной Маре, которая варила в котлах детей и питалась сердцами влюбленных? Или о знаменитом некроманте и великом маге Калео Хауке, которого превратили в живого мертвеца, после того как он поднял руку на своего покровителя? А может, о чудищах – страшном Истасе Мокром, грозе всех путников, заплутавших в лесных топях, или людоеде Арохе Девятируком? Нет, мои дорогие, лучше я вам расскажу о Кормаке, который человеком никогда не был. Это моя самая страшная история. И самая любимая.

Я и не знал, что умел так быстро передвигаться – только что я был у клетки Лео, и вот уже возвышаюсь над дамой, которая не удостоила меня даже взглядом. Тщедушный подросток и королева. Раньше все было по-другому. Король и замухрышка поменялись местами.

- Так вот, Кормак был…

Договорить она не успела, потому что я вытянул вперед руку и простер ладонь над ее головой. Все было бы хорошо, если бы пальцы так предательски не дрожали.

- У тебя в волосах светлячки, Морриган, – прошептал я ей.

Старый, как мир, трюк сработал.

Дама подскочила со стула так быстро, словно в ее обтянутую кожаными штанами задницу воткнулись иглы. Дальше последовал истошный вопль – запустив пальцы в волосы, блондинка принялась вытряхивать из них несуществующих насекомых, не обращая внимания на разлитое вино и недоуменные взгляды посетителей.

Обман мог быть замечен, но мне помог Барб, который ловко подскочил к столику, оттеснив Джунга в сторону. Взяв даму под руки, мы поволокли ее наружу, на ходу объясняя клиентам, что у женщины приступ, и ей срочно нужен свежий воздух. И только затащив блондинку за угол таверны, где нас никто не мог видеть, я вздохнул с облегчением. К счастью, Морриган пришла одна, и, слава Абрамелину, она по-прежнему боялась бабочек. Наложенное мной проклятие продолжало действовать, несмотря на то что его автор не колдовал уже почти век.

Опустив даму на землю у стены таверны, мы с Барбом переглянулись. Никто из нас не знал, что делать дальше. Обычно появление гостей из прошлого грозило нам переездом из насиженного места, но Северный покидать не хотелось.

Отослав Барба постоять на страже в переулке, я склонился над приходящей в себя женщиной.

«Ну что, сука? По мне соскучилась?», – хотел приветствовать я ее, но заклинание Абрамелина запрещало неприлично выражаться. Поэтому я сказал:

- Здравствуй, сестрица! Надеюсь, тебя не обидела моя невинная шутка?

Дама, наконец, успокоилась и окинула меня осмысленным взглядом. В нем горела злоба – сущность, которая всегда наполняла Морриган.

Она подскочила и нависла надо мной, словно птица над наивно выползшим на свет червяком. Но клюнуть побоялась. Даже после пяти столетий дурная репутация Кормака оберегала его.

- Гниль болотная, мерзкий выкидыш, отрыжка небес, трупный червь, муха помойная!

В рот Морриган залетела ее же прядь, и она закашлялась, схватившись за живот. На землю полилось выпитое вино, а в следующую секунду на меня уставились два черных глаза из-под взлохмаченной паутины волос.

- О, Кормак! – прошипела она, и я невольно сделал шаг назад, упершись лопатками в стенку соседнего здания. Переулок был узкий. Тон ее голоса мне не понравился.

- Всемогущий Повелитель, почему ты оставил нас?! – возопила Морриган так громко, что я забеспокоился, как бы нас не услышал дневной патруль. Я не знал, как объяснить Джордану, почему передо мной ползала на коленях дама в блевотине.

- Почему ничего не сказал? Почему исчез не предупредив? Почему предал?

Вопросы сыпались из нее непрерывно, и я понял, что пора было что-то сделать. Заклинание Абрамелина по-прежнему требовало от меня быть вежливым.

- Встань, Морриган. Ты похожа не чумную крысу, и мне хочется тебя раздавить.

Плохо, Кормак, ой плохо.

- Ладно, Морри, – предпринял я вторую попытку, не смотря ей в глаза. – Не хочу тебя расстраивать, но зря ты приперлась. Я ушел, потому что такова моя воля. И моя воля не сказать тебе больше ни слова. Передавай ребятам привет. А если ты еще раз заявишься на мою территорию без спроса, я сделаю из тебя чучело и повешу тебя на стенку за барной стойкой.

- Так это правда? Ты нашел заклинание Абрамелина?

- Нет, мы просто здесь с ребятами развлекаемся.

Тут Морриган прорвало.

- Великая Никта, Кормак! Как ты мог поверить старому идиоту? Четвертое заклинание Абрамелина – чушь, так же как и первые три. Да и зачем тебе это? Тебе, Кормаку?! Ладно, вампир с оборотнем, они от старости умом тронулись. Ведьма, твари болотные, мертвяк – слабаки, не ровня тебе. Ты всегда побеждал! Разве не тебе подчинялись полчища демонов по обеим сторонам света? Разве не ты толкал людишек на кровопролитные войны? Разве не ты был самым страшным порождением тьмы, повелителем магов и колдунов всего Королевства? Зачем тебе, темному властелину, быть человеком? Смерти захотел? Но у тебя было полно могущественных врагов, умереть от руки которых куда почетнее, чем сдохнуть от жалкой человеческой болезни дома в постели. Почему презрел свою мать, Никту? Она наградила бы тебя любой смертью – нет искуснее мастериц в этом деле, чем ее сестра и твоя тетка Геката. Или от всемогущества жизнь показалась тебе пресной, как талая вода? Тогда стоило лишь намекнуть, и твои братья устроили бы тебе такую веселую жизнь с интригами и заговорами, что времени скучать у тебя бы не было. А может, ты влюбился? Захотел семью, а не гарем красивых тел со всего мира? Я была готова родить тебе кучу настоящих детей, которые пошли бы по твоим стопам и славили тебя вечно. Я не понимаю, Кормак, не понимаю…

Морриган уткнулась носом в мои ботинки, обхватив меня руками за щиколотки. Пальцы у нее были цепкие и холодные.

- Уразуметь волю высших тебе не дано, сестрица, – ответил я пафосно, стараясь освободиться из ее объятий. У входа в переулок послышались голоса Джунга и Барба. Не хватало, чтобы мальчишка застал меня с этой тварью.

- Ну все, проваливай, Морриган, – остатки терпения докипели, и я поднял ее за плечи, прислонив к стене таверны. Получилось не очень вежливо – от удара у нее клацнули зубы.

- Не порти мне заклинание, – прошипел я. – Раз добралась до меня, вот тебе ответ. Я, Кормак, отрекся от своего рода и силы, потому что такова моя воля. Точка.

- Может, тебя заставили? Скажи, тебе угрожают? – в голосе Морриган звучала такая надежда, что я едва не проникся к ней жалостью.

- Похоже, без причины ты не уйдешь.

- Нет, не уйду.

- Хорошо. Я струсил.

Демоница открыла рот, но выражение моего лица заставило ее замолчать.

-Да, Морриган, страх – это почти человеческое чувство. Признайся, тебе когда-нибудь было страшно так, что кишки закручивались в тугой узел, и ни одно место в мире не казалось надежным убежищем? Когда хотелось кричать, чтобы убедится, что ты еще не проглотил собственный язык от ужаса? Когда все потеряло смысл, а ты остро осознал свою конечность… Ты понимаешь меня, Морриган? Я говорю не об угрозе для жизни, не о боли и не о страхе перед потерей силы. Я преклоняюсь перед ужасом, который обнажает суть того, кто его в себя допустил…

- Какую ерунду ты несешь, Кормак! – взвилась Морриган. – Что могло напугать тебя так, чтобы ты захотел стать нижней частью нашей питательной пирамиды? Превратиться в тело, полное изъянов, смуты ума и болезней?

- Глупенькая, – глумливо усмехнулся я. – Но ведь светлячки, которые занимают отнюдь не верхнюю ступень, как ты ее называешь, «жизненной пирамиды», отчего-то пугают Кровавую и Ужасную? Значит, и на Кормака Черного нашелся свой мотылек.

- Ушел от ответа.

- Прощай. И впредь лучше балуйся вином в соседнем кабаке. Но я бы посоветовал тебе убраться из города. Знаешь, новый начальник стражи как раз ищет свежее мясо, на которое можно повесить парочку нераскрытых преступлений. Таинственная дама без роду и племени – как раз тот случай. Если что, на мою поддержку не рассчитывай. Я тебя не знаю.

- Тебе никогда не стать человеком, Кормак! Никому из нас еще не удавалось прожить в мире людей по их законам так долго. Мы рождены летать, а не ползать. Сам Абрамелин не довел свое заклинание до конца. После трех неудачных попыток, он бежал, чтобы скрыть позор. Четвертое заклинание – вымысел. Одумайся, Кормак! У тебя еще есть время вернуться. Что для тебя, тысячелетнего, восемьдесят лет жизни? Пылинка на перчатке времени. Смахнем ее и не вспомним. Ну? Ты со мной?

- А может, ты со мной, Морриган?

От удара когтистым хвостом из стены над моей головой вылетел кусок кирпича и с грохотом приземлился в дорожную пыль, взметнув серое облако.

Женщина-демон окинула меня презрительным взглядом и, взмахнув тяжелыми кожистыми крыльями, взвилась в светлое небо Северного.

- Я с тобой не прощаюсь, Кормак, – бросила она вслед.

Когда я вернулся в таверну, настроение у меня было препоганое.

3.

Морриган в Северный принесли злые ветры – нам пора была уходить.

Мы поняли это, когда однажды вечером в кухню ворвался разъяренный Джунг.

- Все вранье! – закричал он. – Вы обманщики! Спирос – вампир, и он спит днем не потому, что хочет быть похожим на кровососа, а потому, что не может по-другому! Барб – оборотень, Ове – тролль, Мари – ведьма! Никакие вы не актеры! И Ар с Иссой не жертвы безумного хирурга, а настоящие чудовища! А ты, Мак, ты, ты…

Джунг попятился. Одно дело находиться рядом с актерами, изображающими нечистую силу, а другое – понимать, что на тебя эта самая нечисть смотрит по-настоящему.

После появления Морриган в таверне прошла неделя.

Переглянувшись с Барбом, я улыбнулся мальчишке и жестом предложил ему сесть. Зажмурившись, Джунг мужественно помотал головой и замер, готовый в любую секунду дать стрекоча.

- Прости нас, малыш, – мягко сказал Спирос, с любовью глядя на Ворона. – Да, мы тебе врали. Но мы никого не убиваем, не насилуем и не грабим. Я тебе объясню…

- Я без вас все знаю! – перебил его Джунг. Похоже, знакомый голос вампира вернул ему уверенность. – Морриган рассказала. Но мне все равно. Я тоже хочу! Тоже хочу быть вампиром!

Я был готов услышать от него все что угодно, но от такого заявления растерялся. В растерянности замолчал и Спир.

- Вы говорили, что мы семья, а сами обманывали. Это вы – семья, а я нет, я изгой! Хочу быть таким, как Барб, как Ове…

- Как он? – фыркнул Иоланга, насмешливо кивнув в сторону слизня.

Шутка оказалась неуместной, потому что Исса обиженно отвернулся, а Джунг взорвался от возмущения:

- Ты смеешься надо мной, потому что я человек, да, Спир? Легче всего смеяться над теми, кто слаб и смертен! Так, пусть я стану сильным! Я готов! Мне не нужны ваши сказки о бремени вечной жизни. Плевать! Хочу быть могучим и …

- Успокойся, – вмешался я. – Ты слишком легко всем веришь. Сначала поверил бродяжке, теперь нам. Понимаю, в твоем возрасте, Джунг, чудес хочется особенно сильно. Да, мы нечистая сила. И что это меняет в твоей жизни? Если не разболтаешь Джордану, то абсолютно ничего. Все подростки хотят стать сильными, это нормально. Не хочется читать тебе мораль, но те люди, которые получают могущество быстро и сразу, обычно потом платят – дорого, кровью… Часто своей. Представь. Ты увидел у друга красивые сапоги и захотел такие же, а денег нет. Одолжишь их у скряги, не думая, чем будешь отдавать долг. А когда придет время расплаты, ты продашь не только свои новые сапоги, которые через неделю набьют тебе оскомину, потому что белый цвет быстро пачкается, а красивая бахрома цепляется за стремена, но и всю одежду с домом. Кому охота сидеть в долговой яме из-за сапог. А ведь сидят! С нечистой силой все примерно так же.

- Ты издеваешься? – Джунг вытаращил глаза, став похожим на птицу. Ему бы вороном родиться, а не человеком.

- Нет, – серьезно ответил я. – Раз Морриган тебе все рассказала, то мне добавить нечего. Все правда. Мы хотим стать людьми и верим в заклинание Абрамелина.

- Я знаю про заклинание, это ваше дело. А я хочу быть вампиром. И это мой выбор.

Упрямства мальчишке было не занимать.

- Послушай, Джунг, как я могу сделать тебя тем, кем сам не хочу быть? – спросил Спир, но мальчишка будто ждал этого вопроса.

- Из любви, – ехидно ответил он. – Дай мне почувствовать разницу. Вам, бессмертным, хорошо говорить. Вы уже все знаете, а я только начинаю жить. Мне нужен шанс. И я сам буду решать – плохо это или хорошо. А раз вы не желаете делиться со мной могуществом, значит, вам жаль. Спорим, вы сейчас думаете: «Вот, негодяй, готовое хочет получить!» Да, хочу! Потому что считаю вас своей семьей, а близкие должны помогать друг другу.

- Ворон, быть человеком совсем неплохо, – начал я третью попытку, но меня снова прервали.

- Плохо, когда отказываешься от своей сущности! – зло крикнул он. – Человек слаб и ничтожен. Песчинка. Жалкая козявка. Ищет опору в вечной добродетели, а на самом деле – все прах да пыль.

Не твои слова, Ворон, ой не твои. Когда же Морриган успела тебя так обработать?

- И мы с этим не спорим, Джунг, – ответил я. – Человек слаб и чувствителен. И это прекрасно. Просто понять сложно.

- Человек как луна, – неожиданно вставил Барб. – Таинственная, непостижимая.

- Он бездна, – прокаркал Ове.

- Силен и слаб, ничтожен и велик, – задумчиво протянула Мари.

- Он самый страшный из богов, – подытожил Иоланга.

Но Ворон уже никого не слышал.

- Ненавижу вас! – крикнул он и, хлопнув дверью, выбежал из кухни.

Я вздохнул и поднял тряпку. В зале меня ждали клиенты, но выходить к людям не хотелось. Как-то очень давно, лет пятьдесят назад, мы здорово поспорили о том, что такое «человек». Дело закончилось дракой, которая едва не испортила заклинание. С тех пор мы решили никогда больше этот вопрос не обсуждать. Вот пройдем испытание Абрамелина, станем людьми, тогда и определимся.

Джунг задел свежую рану, и нечистая сила погрузилась в раздумье. Никто из нас не питал иллюзий о людской добродетели. Да и смогли бы мы после всего нашего злодейства и каких-то сто лет воздержания стать праведниками в смертной жизни? Лично я знал, что как только стану человеком, непременно сотворю что-нибудь гадкое. Например, отлуплю Ворона. Отсутствие телесных наказаний сказывалось на его воспитании не лучшим образом.

Джунг не появлялся несколько дней. Покоя за это время у нас не было. Иоланга считал, что мальчишку нужно непременно вернуть, другие же, а прежде всего я, верили, что у каждого свой выбор, и Ворона надо оставить в покое. Через неделю кислый вид Спироса надоел мне настолько, что я заставил себя надеть парадный плащ, шляпу, сапоги, взять трость и отправиться к Морриган. Я не сомневался, что Джунг все это время жил у нее.

Моя бывшая подданная поселилась в заброшенном складе на краю города. Где же еще могла обитать нечисть, не обремененная муками совести? Я добирался добрых три часа, потому что весенние дожди разбили дорогу, а извозчики в ту сторону не заглядывали. Стоит ли говорить, что когда я пришел к складу, от моего парадного вида и благодушного настроения не осталось и следа.

Заколоченные окна, прогнившая крыша, заросшие плющом стены. Где-то я это уже видел – в старом театре новых декораций не появилось. Двор порос сорняком. Бурые макушки волновались на ветру, словно морские воды. Когда налетал очередной порыв, волны расступались, обнажая разбитую грязную дорожку, которая вела к покосившейся двери склада. Не нужно было быть ясновидцем или магом, чтобы понять, отпечатки чьих ног виднелись в набухшей слякоти. Следы, Джунг, надо заметать, иначе твои новые друзья проживут здесь недолго.

Последний луч заходящего солнца уцепился за дохлый карниз, но, не удержавшись, сорвался, исчезнув в наступающих сумраках. Я хмыкнул. Приходить к нечистой силе в гости после заката было не очень умно, но меня задержала дорога, а возвращаться в таверну без Ворона не хотелось.

Покрытая грязью тропинка мне не понравилась, и я побрел по пояс в полыни, на ходу думая о том, чем заманить Джунга домой. Утром мне было лень что-нибудь изобретать – я тогда решил, что буду импровизировать. Но по мере того как меня плотнее обволакивало запахами, когда-то казавшимися мне родными – гнилью, смертью и тлением, идея вернуться за дробовиком с серебряными пулями и связкой чеснока становилась все более привлекательной. К счастью, позорно убежать мне не дали.

Ржавые створки ворот со скрипом захлопнулись за моей спиной, а покосившая дверь склада гостеприимно распахнулась. Интересно, стали бы они так охотно приглашать меня в гости лет двести назад? Море полыни тревожно заколыхалось, и я поспешил скорее забраться на перевернутую бочку. Стоять по пояс в траве и не видеть, что творится у тебя под ногами, было не очень приятно. Окна склада поморгали щербатыми рамами и сердито захлопали ставнями. Неожиданно сильный порыв ветра едва не сдул меня с бочки. Неужели они думали, что я поведусь на их наивные трюки?

- Эй, Джунг, ты там? – крикнул я, прекрасно зная, что Ворон внутри. Он, конечно, меня слышал, но прятался за спинами своих новых знакомых.

От стены дома оторвалась гнилая доска и едва не угодила мне в голову. Не очень вежливо. Я начинал злиться.

- Хватит валять дурака, парень, пойдем домой. Если, черт возьми, это твой дворец, а ты могучий маг, то тогда я охотник за привидениям. Давай, спускайся, надо поговорить!

На этот раз от дома оторвалось сразу три доски, одна из которых ловко сбила меня в полынь. Бурое море вскипело, но я поспешно забрался на бочку, не обращая внимания на боль в боку. Гвоздь в доске порвал плащ и оцарапал кожу. Ветер подхватил запах моей крови и поспешно унес в окно, которое распахнулось специально, чтобы его впустить.

- Я не таким тебя представляла.

Маленькая вампирша стояла в четырех шагах от меня. Ловко. Я даже не заметил, как она появилась. Высокая трава скрывала ее по горло, метелки полыни ласково гладили худые плечики и острый подбородок. Черные глаза зверя жадно пожирали кожу на моей шее под раскрытым воротником плаща. Я поправил платок и повернулся к ней спиной. Если не дура, то кидаться сзади не станет.

- Джунг, будь мужчиной! Ты же не хочешь, чтобы меня сожрали твои приятели?

А если она все-таки дура?

Я повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, что тварь уже рядом. Она робко гладила пальчиками мою бочку.

- Кормак Черный меня боится? – улыбнулась она, демонстрируя красивые крупные клыки. Молодец, девочка, только не умно. Нога дернулась, но я заставил себя остаться на месте. А так хотелось выбить все это белоснежное великолепие.

Тем временем из дома стали не спеша выползать другие дети моей великой матери. Я посмотрел на часы. Через полчаса стемнеет, а я даже не захватил спичек.

- Значит, Морриган нет дома, а ты без нее боишься нос высунуть, Джунг? – заключил я, краем глаза следя за девчонкой, которая продолжала крутиться у бочки. – Или может, тебя там уже съели, а?

- Решил поиграть в папочку, Кормак? – зашипел кто-то в траве.

- Джунг, давай быстрее!

- Быстрее! – передразнили меня сверху. Пузатая туша со свиным рылом зависла надо мной, роняя обильную слюну на воротник моего плаща. – Где же твоя воля, Кормак? Прикажи, и мальчишка приползет на брюхе!

- А я думала у тебя во лбу рог, – разочарованно протянула молодая ведьма, появившаяся за спиной чернявой вампирши. – Променял его на прыщавую рожицу? Эй, посмотрите, да он забавен. Давайте разденем его и посмотрим, есть ли у Великого Кормака хвост и крылья.

- Тише, Сспия, а то он иссспепелит тебя вссглядом, – зашипело что-то внизу бочки и тут же зашлось хохотом.

- Или протрет тебя через временное сито! – засмеялась туша сверху.

- Скормит своим псам, а потом соберет их дерьмо и слепит нас из него заново!

- Пришьет к ступням и отправиться гулять босиком по солнцу!

Пока они издевались, перечисляя мои «могущества», я весь взмок, потому что Морриган на складе не оказалось, а собравшаяся во дворе нечисть была относительно молодой и знала меня только по байкам старшего поколения, в которые они не верили. По глазам видел. Летавшее надо мной чудо мысленно переварило меня уже раз шесть.

Выручил Джунг, которого все-таки заставило выглянуть любопытство. До чего же хорошее человеческое качество.

- Мак, возвращайся домой, я с тобой не пойду, – грустно протянул он, глядя на меня из щербатого окна. – А ну, отойдите от него! Эй, я кому сказал?

Нечисть неохотно повиновалась. Я чувствовал, что Морриган еще не трогала Ворона. Наверное, решила оставить для меня.

- Нравится ими командовать? – ехидно спросил я Джунга.

- Отвали, Мак. Я все сказал. Не хочу всю жизнь гнуть спину у тебя в таверне, понял?

- Да, понял, понял. А ты не боишься, что твоя госпожа тебя обманет? Ты что сказок не читал?

- Время детских игр кончилось, Мак, – у Ворона было такое серьезное выражение лица, что я с трудом удержался от смеха. – Можешь разливать суп по тарелкам до самой старости, а я хочу, чтоб вокруг меня кипела жизнь, бурлила кровь, было горячо, жарко, опасно!

- Ты хочешь приключений на свою задницу, – заключил я, оглядываясь на ворота и гадая, успею ли я увести Джунга до прихода Морриган. Встречаться с ней не хотелось.

- Если ты пойдешь со мной, Ворон, я расскажу, почему захотел стать человеком.

Даже нечисть во дворе затихла, потому что никому еще Кормак Черный не рассказывал о том, что заставило его открыть книгу Великого Абрамелина.

Но мальчишка прожил со мной под одной крышей пятнадцать лет и не дал себя провести.

- Можешь начинать прямо сейчас, – нагло заявил он. – А я подумаю.

Из Джунга вышел бы отличный бес. Теперь до меня дошло, что Морриган хотела с ним сделать. Если бы рядом был Спирос, он бы тоже догадался и непременно устроил бы драку, продлив нам заклинание лет на десять. Но я по-прежнему считал, что главное преимущество человека – это свобода выбора. А так как Ворон был человеком, то эту возможность я у него забирать не собирался.

- Хорошо, – сказал я. – Тогда слушай.

Он немного растерялся, но потом махнул рукой. Мол, давай, валяй свой рассказ. Джунг, конечно, мне не поверил. Нечисть забулькала, закудахтала и закричала, выражая одобрение. Эх, молодежь. Вам бы все сказки подавай…

Я провел пятерней по волосам и, набрав полную грудь воздуха, заорал так, что едва не оглох от собственного голоса.

Вампиры, оборотни и прочие ночные жители порскнули кто куда, решив, что Великий Кормак снова всех обманул. Но я поднял руки и улыбнулся – ласково. Все равно получился оскал, но они хотя бы остановились.

- Вот так я кричал, когда пятьсот лет назад меня убил мой старший брат Гаргус.

Во дворе поднялся гвалт, но я рубанул воздух рукой, вмиг очутившись в тишине. Не люблю, когда меня перебивают.

- И пока наша Великая Мать рвала на Гаргусе шкуру и уговаривала свою Великую сестру Гекату найти меня, я успел провалиться в Ад, – продолжил я, купаясь во всеобщем внимании. – Другого названия для того места у меня не было. Только Ад. Прошло уже много веков, но я до сих пор не могу описать, что там видел. Помню только страх. Я, Кормак Черный, любимец Судьбы и моей Великой Матери, тот, кто вырывал души младенцев и скармливал их своим слугам, кто сжег единственный экземпляр Книги Мира и Счастья, не прочитав из нее ни страницы, тот, кто пил из черепов богов и вытирал ноги о волосы ангелов, я рыдал, как раскаявшийся грешник, когда тетка, наконец, вытащила меня. Слезы лились из моих глаз еще месяц, и ничто не могло меня утешить. Я отрубил Гаргусу обе ноги и посадил его на кол у себя в спальне, чтобы каждый миг наслаждаться мучениями брата, но рыдал при этом, словно мать, потерявшая ребенка. Я заставил самую красивую женщину Королевства разбить себе голову ночной вазой и продолжал обливаться слезами. Я спустился на землю и, превратившись в чудовище, сжег несколько деревень вместе с жителями. Из моей пасти вырывались гигантские языки пламени, но пепелище затопили потоки слез, образовав на его месте гигантское озеро. Тогда я заперся в своем замке и принялся читать. Читать про Ад – то, что писали о нем люди, и то, что знали о нем мы, демоны. Слезы, наконец, высохли, уступив место смеху. Я не мог сдержать душивший меня хохот, потому что наши, бесовы, заблуждения ничем от ваших, человеческих, не отличались. В конце концов, я отправился в гости к деду. Он радушно принял меня и показал свой мир, названный им Адом. Но когда меня начало корчить от смеха при виде его чертей, которые жарили каких-то неудачников на огромном вертеле, дед надавал мне по шее и выставил за ворота. После того припадка я икал еще месяц, а потом лег и задумался. Мои раздумья закончились болезнью, от которой я потерял сто килограмм веса, все зубы, рог во лбу и пять ядовитых шипов на груди. Хвост тоже отвалился. И тогда меня навестила матушка. Я не стал от нее таиться и спросил прямо – что будет, когда я, бессмертный, умру? Она долго ругалась, но потом сказала: «Ты всегда был самым умненьким, Кормак. Знаешь, что бывает с самыми умненькими? С ними случаются крупные неприятности. Когда они начинают думать о своем бессмертии, оно испаряется, как утренний туман с первыми лучами солнца, и их убивают – какой-нибудь младший демон или честолюбивый маг. И умненький отправляется в Ад. Так вот, Кормак. Если ты будешь думать о том, что видел, Ад настигнет тебя и заберет твою жизнь, и уже никто – ни я, ни моя сестра, ни наш всемогущий дед, и даже ни еще более всемогущий дедов брат, который живет на Солнце, не смогут вытащить тебя оттуда. Это будет твой конец, сынок. Ты можешь представить себе вечность в том мире, где побывал? Правильно, никто не может. Мы могущественны и велики здесь, но жалки и беспомощны там». Так говорила мне мать. И тогда я спросил ее: «А тебя, о Великая Матушка, тоже ждет Ад?». Она рассердилась, но ответила: «Да, Кормак. И меня, и твоего деда. И всех твоих братьев. И всех, кто вам служит». «А как же люди?», – не унимался я. – «Ведь дед уже построил для них Ад». «Твой дед создал его для тех, кто сам об этом просил. Они там гости. У людей другой путь». «То есть в наш ад, Ад Бессмертных, они не попадут?» – наивно спросил я. «Нет. Никто не знает, что ждет людей после смерти. Это Великая человеческая тайна, которая нас не интересует. Даже у деда они через какое-то время умирают, и потом исчезают бесследно», – сурово сказала матушка и, укутав меня потеплее, удалилась на небо.

С тех пор мою голову не покидали мысли о смерти. О смерти нашей и смерти человеческой. Я побывал во всех библиотеках мира, но нигде не нашел ответ на мучивший меня вопрос: «Конечен ли человек так же, как мы, могучая и великая нечистая сила?». Этот вопрос жег меня, словно каленое железо, и не давал покоя. Я не мог ни спать, ни есть, ни дышать… Мне казалось, что я перенес какую-то сложную операцию, но нерадивый лекарь забыл в моем животе свои инструменты, которые теперь рвали и выкручивали мне внутренности, желая выбраться наружу. И когда боль, а вместе с ней страх стали совсем невыносимы, я, наконец, понял, что мне нужно делать. Бессмертные твари, которые своим временным могуществом так поразили твое воображение, Джунг, на самом деле, беспомощны и нелепы. И конец их столь жуток, что я до сих пор обливаюсь потом при мысли о том, что меня ждет, если заклинание Абрамелина не подействует. Но человек, слабый и презренный червь здесь, на земле, оказывается бессмертным и свободным там, после смерти. Его не ждет яма, разве что он сам не выроет ее для себя. Тогда я решил стать человеком, чтобы понять Великую человеческую тайну. И сегодня, через восемьдесят лет после того как я открыл книгу Абрамелина, моя жажда ничуть не иссякла. Ну так как, Ворон? Ты все еще хочешь быть нечистой силой?

К тому времени, когда я закончил рассказ, склад и поле с полынью окутали тьма и холод. Я не видел глаза Джунга, но отчетливо ощущал на себе взгляды его новых друзей и тех, кто рассматривал меня с неба, прячась за звездами.  

- Хочу! – Джунг крикнул так громко и неожиданно, что я едва не свалился с бочки. – Слышишь? Тебе не запугать меня своими байками. Я вообще не верю, что ты демон! Может, ты сын сказочника, а Мак?

Я вздохнул и начал сползать со своего пьедестала. Его упрямство было врожденным, а у меня не было ни сил, ни желания тащить за собой бодающегося осла. Мне стало обидно. Может, я и не был искусным оратором, но Ворон мог хотя бы притвориться вежливым. Ведь не про любовные похождения ему тут рассказывали.

- Ну и черт с тобой, – пробурчал я, пытаясь в потемках отыскать ворота и не наткнуться на какую-нибудь тварь в полыни.

- Лжец! – не унимался Джунг. – За обман надо платить, Мак! Если ты такой крутой, что тебе стоит расправиться с оборотнем. Взять его! Пусть он докажет, что не только болтать умеет!

Поганый язык был у Ворона.

Молодую нечисть долго уговаривать не пришлось. Я уже почти пересек поле, когда услышал, как в мою сторону робко двинулась та самая ведьма, которая хотела посмотреть, есть ли у меня хвост. А через мгновение двор старого склада взбурлил и ринулся на того, кто посмел потревожить его своими воспоминаниями.

Так быстро я еще никогда не бегал.

Очутившись на освещенной фонарями дороге, я еще долго не мог поверить, что меня не разорвали на куски. За ворота нечисть выходить не стала – побоялась луны, которая неожиданно выглянула из-за туч и щедро облила меня мертвым светом. Матушка до сих пор не смирилась с моим уходом и продолжала беречь даже после того, как я отрекся от нее.

4.

С тех пор как я побывал у Морриган, прошло четыре дня. Спирос со мной не разговаривал, считая, что я принес Джунга в жертву своему прошлому. Я знал, что вампир пару раз ходил на склад сам, но всегда быстро возвращался. Что ему мешало – страх, гордость или собственное прошлое, я не знал, но за ним присматривал. Так, на всякий случай. После того как десять лет назад таверну покинули ведьма Несса и все лепреконы, нас осталось немного. Терять еще и Спира мне не хотелось.

Но пока я следил за Иолангой, случилось то, чего вампир опасался. Однажды вечером к нам пришел новый начальник стражи Джордан и спросил, кто был опекуном Джунга. Пока Барб показывал документы, Спир пробуравил во мне две огненные дырочки. Опекунство Ворона мы оформили на Барбатоса, потому что он меньше других вызывал подозрений – я был слишком мал, а Иоланга жил только по ночам и не мог явиться в органы опеки, чтобы поставить свою закорючку на документах.

Мы нашли Джунга в городской клинике для умалишенных. Когда-то в этом здании находилась церковь, но в прошлом десятилетии Королевская Епархия отстроила в Северном грандиозный собор, который свободно умещал всех прихожан. А в бывшей церкви устроили сумасшедший дом. Иногда поступки людей поражали меня своей загадочностью. Я усматривал в них отблески Великой человеческой тайны, которую так стремился постичь. ак ккв городской клинике для умалишенных. чам и не мог явиться в органы опеке расписаться в документах. ий - я _______________КОгККК

В дурдом мы попали только к вечеру. Весь день Джордан таскал нас по свидетелям, допрашивал с пристрастием и заставлял писать показания. Мы честно старались ему помогать, но в покое нас оставили только после того, как Ове притащил в участок короб с месячной выручкой. Джордан взятку принял, пообещав не спускать глаз с нашего заведения. Мы согласно кивали и клялись, что будем оказывать следствию всяческое содействие. Хотя какое там следствие… Пять обглоданных трупов за одну ночь – это не шутки! Ворона поймали, когда он доедал директора городской школы для мальчиков. Так как Джунг был несовершеннолетним, а его преступление – слишком тяжким, то до суда парня поместили в сумасшедший дом.

Едва взглянув на мальчишку, который носился по камере, пытаясь разбить голову о мягкие стены, я понял, что одними заклинаниями ему не помочь. Понял это и Спирос, который сразу сделался таким бледным, худым и несчастным, что мне захотелось предложить ему побегать по комнате вместе с Джунгом. Заклинание Абрамелина как-то особенно действовало на Иолангу – человеческие страдания не оставляли его равнодушным. Он даже протянул сквозь прутья руку, пытаясь погладить задумавшегося Ворона. Это было необдуманно, потому что Джунг едва не отгрыз ему пальцы.

А потом пришел Барб, и они принялись причитать над Вороном, словно няньки, утопившие в пруду младенца. Стоявшие в стороне санитары даже прослезились. В конце концов, я оттолкнул вампира от решетки и приник лицом к маленькому проему. Джунг тут же ринулся к двери, собираясь выцарапать мне глаза, но, встретившись со мной взглядом, упал на спину и забился в припадке ярости. Мой брат Гаргус, которого Морриган вселила в тело мальчишки, все еще меня боялся – это было хорошо. Плохо было то, что в Джунге теперь жил не только мой брат, но и дядюшка Агаф-Намуил, который отличался непомерным обжорством. Я всегда подозревал, что они с Морриган были любовниками и не раз предупреждал Агафа держаться от моих слуг подальше. Но, похоже, он не послушал совета, раз попался в плен к такой слабой магичке, как Морриган.

Наглядевшись на беснования Ворона, я опустился на единственный в коридоре стул и принялся размышлять. Барб со Спиросом пристали к санитарам с расспросами о содержании больного, решив, что я уже согласился помочь Джунгу и сейчас продумываю план спасения. Наивные. На самом деле, я думал о том, как бы уехать из города, не привлекая внимания властей. Лучше всего это было делать без промедления – то есть сегодня ночью. К утру о людоедстве Джунга будет знать весь город, и тогда неприятностей нам не избежать. Несмотря на холодный климат, кровь у северян была горячая. Но куда бежать? За Северным начиналась тайга. У меня было много знакомых в лесах Королевства, но всех их похоронило прошлое – заклинание Абрамелина разделяло нас бездонной пропастью. Оставались острова. На островах жили сектанты, беженцы, колонисты-фермеры и дикари. Что ж, дикари – тоже люди. Подадимся туда.

Когда вопли Джунга превратились в хрипы, а Спир с Барбом стали кидать на меня вопросительные взгляды, я принял решение.

- До утра нужно уехать, – сказал я, зная, что со мной спорить не будут. Они и не спорили. За восемьдесят лет мое чутье еще ни разу не подводило.

-Эх, зря аренду до конца года проплатили, – вздохнул Барб. Я молча кивнул – в следующий раз будем платить помесячно. Если доживем.

- Собирайтесь без меня, – буркнул я, зная, что от меня ждали именно такого ответа.

- Мак, но ты ведь вернешься? – в глазах оборотня светилась почти щенячья благодарность. Плохо же он меня знал. Заклинание Абрамелина обошлось мне слишком дорого, чтобы портить его из-за глупого мальчишки.

- Встретимся у причала на рассвете, – мрачно ответил я. –Ничего лишнего с собой не брать. Гроб Спира, клетка Лео, цистерна Иссы – это основное. Ароху с ведьмой спрячьте в сундуки. Барб, продай все, что сможешь. Я постараюсь найти свободную баржу. Для начала поедем на острова, а там посмотрим.

- Хорошо, сделаем, – голос у Спира был проникновенно-трогательный, а взгляд влажный и будто искренний. Я не любил, когда на меня так смотрели.

- Мы всегда были вместе, Кормак. Это ведь ты открыл книгу обратного заклинания и тебе вести нас до конца. У каждого из нас свои причины, но мы должны быть вместе. Мне кажется, это важно… очень важно.

- Ты показал нам дорогу, Мак, – продолжил Барб, потому что голос у вампира дрогнул. – И мы знаем, что случится с тем, кто, встав однажды на путь, свернет с него. Не отказывайся от нашей помощи, искушение может быть велико. Обратно ты уже не вернешься.

Они уже видели, как прыщавый слуга из таверны оборачивается Кормаком Черным и идет войной на Морриган, уничтожая город вместе с ними. Такие речи умиляли меня до слез. Мне так и хотелось сказать: «Да, ребята, как здорово, что мы будем вместе. Давайте пойдем и надерем Морриган задницу», но вместо этого я крепко обнял их по очереди и молча затолкал в повозку. Если бы в Северном появился кто-нибудь из бывших друзей Иоланги или Барбатоса, я бы и пальцем не двинул. Но Морриган была занозой из моего прошлого, и вытащить ее самому было вопросом чести.

Вампир с оборотнем укатили, а я пошел готовиться к встрече с бывшей подданной. Луна печально светила мне вслед, искушая вспомнить то, что было похоронено под великой книгой Абрамелина. Морриган колдовала плохо, но иногда на нее находили проблески озарения. Как в случае с Джунгом, например. Хитрая бестия знала, что мне не составит труда изгнать из мальчишки бесов. За такое мелкое колдовство я заплатил бы парой-тройкой лет, с которыми можно было бы смириться.

Коварная Морриган открыла демонам широкую дорогу в тело Ворона, применив возвратное заклинание – изгнанная нечисть была обречена на постоянное возвращение в жертву. Подобное заклятие могла снять только смерть мага, что я и собирался устроить. Морриган заслужила того, чтобы с ней разобрались по-человечески. А люди редко когда бывают добродетельны. Чаще всего они злы, мелочны и чертовски мстительны.

Если демоница и наблюдала за моими приготовлениями, то делала это незаметно – по крайней мере, мешать мне не стали. Было далеко за полночь, когда я подкатил к заброшенному складу на груженой телеге. Найти в спящем городе коровью мочу было самой трудной задачей, но меня выручил знакомый дубильщик, которому я не дал заснуть, пока он не продал мне бочку из своих запасов. Продал, конечно, в три дорога, но торговаться было некогда. Мешок соли, ружье, коробку с патронами и спички я нашел в подвале нашей таверны, а клинок одолжил у Иоланги. Большая часть ночи ушла на сбор подарка для Морриган. Пришлось забраться в хранилище ткацкой фабрики, но я надеялся, что Абрамелин простит мне этот проступок. Это был пустяк по сравнению с тем, что я собирался сделать.

На пустоши выл ветер, гоняя волны по полынному морю и стуча прогнившими досками по корпусу склада. А может, то стучали мои зубы, потому что ночь выдалась промозглой. Распахнув ржавые створки ворот, я ощутил себя почти победителем. Морри забыла одну простую вещь – то, что Кормак отказался от своей силы, не означало, что он из охотника превратился в жертву.

Метелки полыни тревожно шептались в темноте, скрывая притаившуюся нечисть. Вражеская армия уже заняла позиции. Луна спряталась за набежавшими тучами, и я почувствовал себя увереннее. Пора было выступать и мне.

Подойдя к телеге, я выбил пробку из бочки с мочей и подставил голову под зловонную струю. Если бы не мое человеческое обличье, с меня слезла бы не только кожа, но и мясо с костей. Для нечисти такое обливание было подобно купанию в кислоте. Вампиры, оборотни, гномы и прочие порождения тьмы по-разному реагировали на мочу крупнорогатых, но ненависть к ней у них была общей. Особенно не любили ее демоны. Я искусал губы до крови, пока мой плащ впитывал в себя мерзкую влагу. Холод, сковавший члены, был ничем по сравнению с жутким зудом, который появился в тех местах, куда попала моча. Зато теперь на мне были самые лучшие доспехи в мире. Заметив в бурьяне вытянувшиеся рожи, я усмехнулся. То ли еще будет.

Следующим ингридиентом лекарства против Морриган была соль. Вспоров мешок, я засунул руки в плотную белую смесь и обсыпал себя с ног до головы. Пора была начинать.

Морриган не вытерпела первой и попыталась прихлопнуть меня воротами склада. Но я был начеку и опрыскал надвигающуюся решетку мочой из садового насоса. От подобного обращения железяка замерла в шоке, я же не стал терять время и, забравшись на телегу, принялся поливать животным нектаром вылезающих из полыни тварей. Ночь приобрела характерный запах мочи, которая образовала вокруг меня маленькое озеро. Нос давно потерял способность что-либо различать, зато я согрелся, так как приходилось не зевать и постоянно наполнять насос из бочки.

Как я и рассчитывал, воины Морриган были молоды и безрассудны. Одинокая мишень на телеге манила их легкостью добычи, но моча – сначала зловоние, а потом обжигающая жидкость из насоса – стала непреодолимой преградой. Чеснок, серебряные пули и прочие средства борьбы с нашим племенем были хороши, но редко когда маги вспоминали об этом универсальном лекарстве от всех нечистых болезней. В лужах перед телегой собралась приличная куча из покалеченных тел, которые услаждали мой слух стонами боли и отчаяния. Несколько тварей пытались подкрасться сзади, но доспехи из пропитанной мочой и солью одежды защищали хорошо. Я зарубил их мечом и вылил остатки мерзкой жидкости на дергающиеся тела. Пора было спускаться на землю.

К тому времени желающих познакомиться со мной поубавилось. Нечисть отступала в дом, собираясь прятаться за подолом породившей их матушки. Хлюпая мокрыми сапогами, я ступил на дорожку. Она, конечно, была заколдованной, и, обернувшись змеей, попыталась цапнуть меня за шею. Я успокоил ее горстью соли, придавив каблуком сапога. Дальше в дело пошел огонь. Высохший за зиму бурелом взялся хорошо, залив ночной небосклон ярким маревом. В траве заметались тени – с ними разобрался мой дробовик. Морриган пыталась наслать дождь, но запах мочи, витавший над территорией склада, мешал колдовать, и морось скоро прекратилась. Поле горело жарко и дымно, а я шел по догорающей траве и посыпал пепелище солью. Выживших добивал клинком Иоланги или угощал пулей.

С Морриган мы встретились уже внутри склада. Пламя лизало стенки здания, но я успел проскочить в подвал. Вонь мочи, которая ворвалась вместе со мной в логово, успешно разогнала запахи тления и смерти, окутывавшие сырые стены. Конечно, меня ждала засада, но я уже успел хорошо размяться и вспомнить былые навыки. Несколько удачных финтов, выпад, удар, еще удар и три оборотня свалились у моих ног, нарезанные, словно шпинат. Оставив их огню, я ринулся в атаку на чернявую вампиршу, которая притаилась за сваленными в углу гробами. Заряд соли, выпущенный из дробовика, снес ей лицо, а я уже расправлялся с толпой мертвяков, которые высыпали из бокового хода. Они были менее всех восприимчивы к соли и моче – пришлось долго кромсать их клинком. Я изрядно вымотался, пока дорубил последнюю извивающуюся плоть. Похоже, что огонь добрался до первого этажа, так как подвал стал наполняться клубами дыма. Пора было уносить ноги, но я все еще не видел Морриган.

Последним тузом в ее рукаве стала мерзкая зубастая тварь, которая прыгнула на меня, когда я выбирался из подвального окна. Я сорвался, и мы покатились по обломкам гробов и кускам порубленных монстров. Видимо, Морриган долго старалась над своим детищем – зверюга получилась на редкость агрессивной и живучей. Я отрубил ей три головы, но оставшиеся две даже не почувствовали потери. Спас пропитанный мочой плащ, который не дал ей сразу порвать меня на части.

Боролись мы долго. Придавленный массивной тушей, я прозевал атаку, и одна из голов отгрызла мне ухо. Взвыв от боли, я бросил ей в морду остаток соли, но тварь быстро проморгалась и, не обращая внимания на то, что с нее клочьями слезала шкура, снова напала. Когда у нее стали отрастать отрубленные головы, я понял, что мои дела плохи. Запустив в тварь крышку гроба, я рванул к проему окна, потому что от дыма начинало двоиться в глазах.

Наружу я выбрался без правого сапога, оставив его в зубах монстра. Трава на поле уже почти догорела – ветер гонял пепел, поднимая в воздух черные смерчи. Огонь полыхал на верхних этажах склада, и я поспешил отбежать подальше, чтобы меня не задело падающими досками. Тварь застряла в окне подвала, но сумела протащить сквозь проем большую часть тела. Я решил не тратить на нее время и отправиться на поиски Морриган, которую все еще чувствовал где-то на складе. Но вдруг из-за туч показалась луна, и все вокруг залило ровным светом. Словно кувшин молока опрокинули с неба, выбелив пожарище и почти догоревший склад. Озарение и стыд от того, что меня так легко провели, обрушились на мою почти человеческую голову с чудовищной силой.

Я повернулся к твари и посмотрел в желтые глаза Морриган. Значит, ты захотела съесть папочку, крошка? Морри могла быть довольна – ей едва не удалось обмануть Великого Кормака. Но шкура ящера все равно не спасла бы ее от мести демона, который захотел стать человеком. Упиваясь собственной смелостью, я подбежал к почти выбравшейся из подвала твари и, увернувшись от ядовитого плевка, швырнул ей в морду пакет с молью, которую насобирал на складе ткацкой фабрики. Бабочки, Морриган, везде одинаковые. А проклятья с тебя никто не снимал.

Чудище взвыло и забило хвостом, который все еще оставался в подвале вместе с двумя когтистыми лапами. Слишком жирный зад застрял в окне, не давая ей ни проскользнуть назад, ни выбраться вперед. Морриган попыталась обернуться человеком, но лучше бы она это не делала. Там, где бабочки еще не сели на кожу, превращение получилось, но те места, которые уже были облеплены насекомыми, остались прежними. Получеловек-полумонстр забился в конвульсиях, но моль не позволила жертве подняться. Сейчас для нее не было ничего вкуснее кожи демоницы.

- Ты все равно проиграл, – прошипела Морриган, протягивая ко мне руку. Я небрежно отбросил ее носком сапога и пошел прочь.

Желтые глаза смотрели мне вслед, до тех пор пока мотыльки не погасили белыми крыльями жаркие огни моего прошлого.

Не знаю, насколько по-человечески мне удалось справиться с нечистью, но чувствовал я себя героем. Даже ни разу не оглянулся. Мне повезло, что северяне были ленивым народом, и никто не поехал ночью смотреть, что так ярко полыхало на окраине. Никого не интересовали заброшенные постройки – от города их отделяла река, а за тушение ничейного хозяйства платы не полагалось. Лень и равнодушие были еще одними человеческими качествами, которые мне нравились.

Очистив лицо и руки талым снегом, я выкинул вонючий плащ, закутавшись в теплый тулуп, который предусмотрительно кинул в телегу. Ближе к рассвету весенние ночи были особенно зябкими. Несмотря на то что меня тошнило от зловония мочи, а зубы выбивали барабанную дробь, я был почти счастлив. Ощущать слабость и холод было так по-человечески.

Но у стен сумасшедшего дома моя радость уменьшилась до размера горошины, а потом и вовсе исчезла. Еще не видя Джунга, я понял, что Морриган оставила мне прощальный подарок. И преподнесла хороший урок всем нам – нечистой силе, которая захотела быть человеком, и человеку, который хотел стать нечистью. Прокравшись мимо сторожа к окнам палат, где держали психов, я тихонько посвистел. Хлопанье крыльев стало ответом на все вопросы. Да, малыш, стать нечистой силой нетрудно, гораздо труднее остаться человеком. Или в него превратиться.

Джунг хрипло приветствовал меня и, протиснув черную тушку сквозь прутья, неуклюже взмыл в небо. Я был готов поспорить, что радости полета он не чувствовал. Покружив над дурдомом, Ворон неловко приземлился мне на плечо, вцепившись в тулуп острыми когтями. Я покачал головой, но сказать было нечего. Такое заклятие, какое наложила Морриган, редко проходило бесследно. Джунгу еще повезло, что он не стал камнем – и такое бывало. Погладив птицу по черным перьям, я пошел в порт. Барб всегда был расторопным малым, и, наверное, уже нашел капитана, который согласился бы отвезти нас на острова без лишних вопросов.

От былой радости не осталось и следа. После того что я сделал, пять лет, которые полагались мне до Превращения, выросли до пятидесяти. Ликование и восторг победы ушли, уступив место печали и осознанию собственной ничтожности. Может, это тоже было человеческое? Ты перебил столько нечисти, Кормак! Представь, сколько зла они натворили бы в городе? Но от одной мысли о том, как я провел ночь, на душе становилось еще гаже. Возможно, Морриган была права, и я – проигравший? Может, настоящий человек поступил бы иначе? И за восемьдесят лет своей почти человеческой жизни, я так и не понял того, о чем учил Арбамелин? Эх, старик, чего-то ты не сказал в своей книге…

Ворон глухо каркнул у меня над ухом и пустил слезу. Я его понимал – ему терпеть было еще дольше. Но ничего, года летят быстро. Может, лет через сто человеческое обличье к нему и вернется. Я ободряюще улыбнулся птице и зашагал быстрее. Светало.