…мы облюбовали себе последнюю комнату в последнем доме последнего города: я и Бетти. Последнюю комнату последнего дома последнего города империи, которой никогда не было, и нет. У Бетти были проблемы с жилищем, ведь она была пришлой, - зато я был старожилом, мог выбрать любую комнату. Вообще я был одним из первых, я помнил те времена, когда мы верили, что наша империя существует, и очень гордились этим. Помнил я и те времена, когда кто-то услышал о нашей империи и изумленно воскликнул, что это ошибка, что никакой империи не было, и нет. Какая империя, вы о чем, что вы нам какие-то документы суете, это ошибка в документах, опечатка, это не название страны, это название корабля, и читать следует не – прибыли купцы из империи, а – прибыли купцы на кораблях. Выдумали себе тоже, империю. Помнил я и наше замешательство, когда мы поняли, что нас всех не существует, что мы – только случайная ошибка в истории.

Впрочем, мы и не особо переживали, недаром нашим главным девизом было – никогда не сдаваться. Мы тщательно придумали историю нашей империи, мы сделали в начале нашей истории маленькие деревушки, потом, лет через пятьдесят – первый город с университетом и картинной галереей. Многим народам и государствам не понравилось, что мы объявили себя настоящей империей, пару раз нас даже пытались завоевать и разрушить – впрочем, таким вот захватчикам мы давали вполне реальный отпор. Так наша история ознаменовалась двумя войнами, несколькими сражениями и победами, мы даже поставили обелиск там, где разбили чужеземную силу. Позаботились мы и о торжественном закате нашей империи, в самых последних датах сделали руины некогда великих городов, оскаленные в небо колонны, обломки изваяний, осколки чаш, величественные надгробия. Здесь-то, в одном из последних домов я обустроился с Бетти… да, несколько слов о Бетти.

Бетти попала к нам одной из первых, когда мы стали собирать со всего мира людей, которых никогда не существовало, которые были ошибкой, опечаткой в документе, легендой, случайным слухом, мимолетной оговоркой. Так у нас появились многие, которых не принимали настоящие времена и народы, так у нас появилась Бетти.

Сегодня Бетти была взволнована – точнее сказать, она была взволновала уже много дней подряд. Еще бы: ведь по империи поползли недобрые слухи, что Бетти настоящая. Я хотел было сказать, что это бред – но тут же спохватился, что невозможно доказать настоящесть или ненастоящесть. Я обнял Бетти, чтобы утешить её – она казалась настолько живой, настолько реальной, из плоти и крови, что мне стало страшно за Бетти, а вдруг она и правда живая, тогда ей не место в нашем государстве. Я хотел спросить у Бетти вот так, начистоту, кто она и откуда – но понял, что не могу спросить в этот вечер, когда мы были так близки…

Один раз мы едва не нашли союзника – это случилось в никаком году, потому что года здесь не имели значения. Не помню, кто первый заметил, что Чи Ту ведет себя не так, как остальные государства, не стоит на месте, вырастая из первого века и беспомощно утыкаясь в седьмой, когда его завоевали: мало-помалу Чи Ту начало просачиваться в восьмой, в десятый, а потом аж в тринадцатый век, сначала крохотным временным потоком, а потом все сильнее, шире, победнее. Другие народы пытались объяснить Чи Ту, что его время прошло – но государство требовало, чтобы чужие люди не вмешивались в его дела. Другие страны пытались втолковать Чи Ту, что дальше нельзя, дальше там Пан Пан, и Королевство Кедах, и Султанат Сулу – но Чи Ту говорило, что живет в каком-то другом времени и никому не мешает. Мировая общественность пыталась возразить, что не было никакого другого времени – но Чи Ту никого не слушало, сдвинулось вправо от временной оси и перебралось в двадцатый век и чуть дальше. Все пытались объяснить Чи Ту, что дальше ничего быть не может, будущего еще нет – но Чи Ту не собиралось слушать доводы разума.

К делу подключилась мировая общественность, они даже нагрянули в Чи Ту с проверкой, чтобы всему миру показать, что вот, поглядите, что делается, государство в двадцать первом веке, а там до сих пор на осликах ездят, воду ведрами таскают… К тому времени мы уже решили заступиться за Чи Ту, ведь наше государство тоже жило не на временной линии, а рядом. Мы уже подбирали какие-то оправдания, что даже в двадцать первом веке есть народы и племена, которые не знают, что такое огонь и колесо, - но тут обнаружилось, что в Чи Ту прекрасно есть и огонь, и колеса, и купленные где-то на стороне автомобили, и сотовые телефоны, и фабрики, на которых делали ткань и шили одежду. Мировая общественность нашла к чему придраться, оштрафовала Чи Ту за детский труд.

Мы нашли союзника – так нам казалось. Никакого числа в никаком году меня отправили с дипмиссией в Чи Ту – я очень не хотел оставлять Бетти, но делать было нечего. Мне оставалось только спрятать Бетти в последнем доме последнего города, в комнате с разбитыми песочными часами, из которых сыпались драгоценные камни.

В Чи Ту меня встретили неприветливо – что и не удивительно, ведь в это государство приходили только с целью уничтожить Чи Ту. Мне стоило немалого труда заверить людей, что я пришел с миром, принес им богатые дары – цветок папоротника, диковинного василиска, чьи глаза были закрыты наглазниками, молодильные яблоки и прочие растения, и прочих зверей, которых нет. Меня приняли в роскошном дворце, и я был несколько смущен, когда меня представили правителю, и властителем Чи Ту оказалась немолодая женщина с неестественно гладким лицом. Мы подписали договор о дружбе и об оказании военной помощи, мы пили вино, и говорили, как хорошо цветут лотосы. Я осторожно заикнулся о том, как это так Чи Ту движется в будущее. Государыня растерянно развела руками, да вот сами не знаем, уникум какой-то, люди вообще хотели из страны бежать, мы их еле уговорили остаться…

Она лгала – я видел, что она лгала, но ничего не мог поделать. Если бы передо мной был мужчина, я бы смог разговорить его, но перед женской хитростью был растерян, не знал, что мне говорить.

Впрочем, мной были довольны, когда я вернулся на родину, мне даже пообещали новый дом, но спохватились, что у меня есть дом.

Я вернулся домой как раз вовремя, - чтобы увидеть, как стражники выводят Бетти, закованную в кандалы. Я требовал освободить Бетти – но меня не слушали, не спасло даже то, что я был послом с дипмиссией. Стражники разводили руками, говорили, что им тоже очень жалко, а что делать, приказ есть приказ, вы нас тоже поймите, с нас требуют… Я еле уговорил стражников, чтобы с Бетти сняли кандалы, и не стыдно, хрупкую девушку в кандалах ведете.

Беату привели на допрос в отделение полиции, тоже долго извинялись, вы поймите, с нас требуют… Старый инспектор, которого не было, спросил у Бетти, где и когда она родилась по её легенде – но вместо ответа Бетти горько заплакала.

Я пытался заступиться за девушку и сказал, что если Бетти настоящая, то может, ей поискать место в настоящей стране, ну, мало ли хороших стран, вот, Бали, например… Но Бетти покачала головой и сказала, что её не существует. Мы снова попросили её рассказать её легенду, Бетти снова зарыдала. И назвала страну, из которой была родом. Мы ничего не знали об этой стране, в частности – об её будущем.

И то правда, это государство не было похоже на остальные – хотя бы по той причине, что никто не знал, как закончит свои дни великая страна. Её история доходила до наивысшего расцвета цивилизации, а дальше утыкалась в заколоченные ворота. Никто не знал, что находится там, по ту сторону ворот, мир за воротами обрастал легендами, мифами, жуткими слухами, которые подогревались тем, что несколько смельчаков не вернулись оттуда.

Время шло, жизнь потихоньку приближалась к той самой отметке за стальными воротами. В стране назревали волнения, пару раз сменилась власть, люди стали требовать, чтобы ворота открыли. Все гадали, что сделает новый правитель, позовет солдат сдерживать натиск толпы или прикажет открыть огонь.

Тем неожиданнее было для всех, когда правитель сам вышел к народу – один, без охраны. Люди опешили, на несколько секунд воцарилось гробовое молчание, потом люди начали кричать, требовать, чтобы открыли ворота. Все ждали, что правитель возьмет микрофон, скажет, что это невозможно, или еще что-нибудь – но вместо этого правитель достал ключ, отомкнул тяжелый замок, и…

…оторопевшие люди увидели, что там, за воротами ничего нет – размытая пустота, отмеченная на графике взлетов и падений государств лаконичным – нет данных.

Нет данных.

Мало-помалу волнения в городе поутихли, жизнь вернулась в прежнее русло, ворота оставили открытыми, только натянули колючую проволоку с табличкой «Проход закрыт».

Мы выслушали Бетти, и осторожно спросили, какое она имеет отношение ко всему к этому, ну жила она в том государстве, и что же теперь, натворила что-нибудь, может, обвинили в чем, может, на митинге палку перегнула, на солдата с кулаками набросилась, арестовали её…

Бетти отчаянно замотала головой и показала свой паспорт, в котором был а указана дата рождения – я даже не сразу понял, что Бетти родилась по ту сторону ворот, в те года, про которые было написано – нет данных.

Тут уже высказался я и заявил, что времен по ту сторону ворот не существует, а значит, и Бетти не существует, и она имеет полное право жить с нами. На меня уставились с сомнением, но я был посол с дипмиссией в соседнюю страну, и мне поверили.

…Но все-таки посматривали косо, и на меня, и на Бетти, мало ли чего он там замышляет, мало ли, зачем он девчонку эту припрятал, мало ли…

Поэтому я нисколько не удивился, когда меня и Бетти вызвали к правителю страны, которой нет, и никогда не было. Я чувствовал, что добром это не кончится, что в лучшем случае Бетти выставят вон из страны, а в худшем казнят.

Однако, правитель не собирался никого казнить: он многозначительно показал нам на плато, отчетливо видимое из широких окон большого зала. Меня передернуло, мне показалось, что это ошибка, но никакой ошибки не было – правитель показал на плато.

Про плато никто ничего не знал, казалось, оно само про себя ничего не знало. Оно просто было, - может, было на самом деле, а может, было как мы, несуществующим, а может, еще каким-то.

Плато было…

…нет, мы, конечно, видели империи, которые появлялись буквально из ничего, всего-то лет десять назад здесь была крохотная деревушка в пустыне, и тут бац, нашли нефть, и вот уже небоскребы, бассейны на последнем этаже, дочь магната украшает новенькое авто бриллиантами… Видели мы и государства, которые столь же стремительно исчезали – только что на берегу залива возвышался величественный город, и вот уже все, пожарище войны уничтожило дотла все это великолепие.

Но не плато.

Не плато.

Плато поднималось из ниоткуда. Буквально – из пустоты, и сразу на головокружительную высоту. И так же стремительно свергалось вниз. Вернее, так казалось нам до того момента, как мы направили крылатую машину в сторону плато, и увидели, что у плато нет ни начала, ни конца – оно просто парит в  пустоте, висит ни на чем. Что-то подсказывало мне вернуться назад – какой-то липкий едкий страх нашептывал мне, что мы с Бетти должны вернуться. И тем не менее я нашел в себе силы выбросить из крылатой машины белый флаг. Потянулись секунды томительного ожидания, я уже не сомневался, что сейчас в нас будут стрелять – но на вершине одинокой башни на краю плато показался точно такой же белый флаг. Я потихоньку успокоился и даже начал с интересом разглядывать огни больших городов на плато, когда понял, что у человека, держащего на башне белый флаг, мое лицо…