Однако до балагана они не дошли, заметив, что целая толпа народа спешит куда-то в одном направлении. Энрике быстро увлек за собой Тианну, обогнал идущих, и они быстро встали в первых рядах зрителей.

 – Маэстро! Из столицы! –  тут и там проносились  восторженные шепоты.

  В круг людей шагнул высокий статный пожилой мужчина с густой гривой серебряных волос, спадающих на плечи. Его простой темно-синий плащ был скреплен на плече изящной брошью с изображением лютни – знака принадлежности к  братству странствующих музыкантов.
Маэстро кивнул собравшимся, взял в руки свой инструмент, пробежался пальцами по струнам. И запел неожиданно молодым звучным голосом:

В ночном лесу звучит орган, прислушайтесь: звучит орган.
Что это? Сон или обман? Прислушайтесь: звучит орган.
Скажите, кто посмел коснуться клавиш
Так, чтобы лес под пальцами дрожал?
Кто в этих листьях ноты прочитал
И все кривое музыкой исправил?

  Энрике восхищенно слушал .

- Надо же! Менестрель поет про Лес. И какие верные слова! Мне и самому не раз казалось, что в глубине Леса играет порой какая-то дивная музыка. Интересно, а Тианне нравится эта песня?

    Он перевел взгляд на девушку. И поразился.
Тианна, казалось, вся обратилась в слух.  Она сделала шаг вперед, замерла на месте и не отводила от музыканта ясного взора лучистых зеленых глаз.

В ночном лесу звучит орган, прислушайтесь: звучит орган.
Что это? Сон или обман? Прислушайтесь: звучит орган.
Прислушайтесь, пока еще есть время,
И этот лес не начали рубить,
Пока еще мы, кажется, умеем
Надеяться, и верить, и любить.

  Энрике вздрогнул. Последние слова  пробудили в его сердце какую-то неясную тревогу.
Песня закончилась. Однако благодарные зрители не успели разразиться аплодисментами. Раздался громкий топот копыт, и в толпу, едва не смяв задние ряды, стремительно влетел отряд солдат в черных кольчугах с изображением алой карающей десницы на правом плече.
Солдаты Ордена Тайных Дознавателей! Энрике тут  же вспомнил все, что говорил ему старый сеньор. На всякий случай он сделал шаг вперед, загораживая собой Тианну.
Спешившийся с лошади высокий худой человек в черной рясе гневным взглядом окинул толпу

- Кого вы тут слушаете, несчастные?! Услаждаете свой слух еретическими песнями!  Отвечай, жалкий музыкантишка, - отец Игнацио ткнул длинным костлявым пальцем в сторону менестреля. - Кто ты? Как ты попал сюда? И как посмел смущать мою паству своими гнусными стихами и убогим треньканьем на этой богомерзкой лютне?!

- Меня зовут маэстро Лауренсио! – голос менестреля был спокоен, но в нем словно бы послышались отдаленные раскаты грома. - Я основатель столичной Школы поэтов и менестрелей. А сейчас я по королевскому приказу путешествую по нашей стране и ищу талантливых  ребят, чтобы пополнить ряды учеников моей Школы. Узнав, что в здешнем селении проходит ярмарка, я решил дать  небольшой концерт, чтобы порадовать добрых людей своими песнями. Кажется, я ответил на все  ваши вопросы, святой отец?!

  Услышав слова «королевский приказ», отец Игнацио чуть смутился и заговорил тише. Но в его голосе продолжала звучать неприкрытая ненависть:

- Вы внушаете этим «добрым людям» опасные идеи, маэстро!  Я бы даже сказал еретические! Или вам неизвестно, что место органа  - в святом храме, где он звучит во славу королевской и церковной власти?!  - голос инквизитора стал мерзко елейным. - А вы в своих стихах  осмелились поместить орган не в храм, а в чащу леса. Не есть ли это язычество, маэстро Лауренсио?

Менестрель, казалось, не обратил внимания на скрытые угрозы отца Игнацио.
Он улыбнулся спокойно и ясно  и твердо сказал:

- А разве вся природа – это не один обширный чудный храм? Где деревья и воздушные облака – стройные колонны, цветы и трава – богатые ковры, солнце – алтарь, а само небо – купол. И с купола вечно звучит невидимый священный колокол, пробуждающий поэзию в юных сердцах!

Инквизитор даже пошатнулся и от прилива злобы не смог больше сказать ни слова.
А маэстро Лауренсио уверенно и твердо пошел прочь от него.
Толпа почтительно расступалась перед  менестрелем. На миг Энрике показалось, что солнечные лучи вспыхивают короной над величавой седой головой музыканта.

  Отец Игнацио, наконец-то, обрел голос:

- Я этого так не оставлю! Ересь будет искоренена!

 С этими словами он вскочил на лошадь, махнул своим солдатам и стремительно помчался по направлению к замку сеньора Гвидо.
Народ постепенно разошелся  кто куда. Тианна решительно дернула Энрике за рукав.

- Мы должны догнать маэстро!

- Зачем?

- Поверь, это очень важно для меня! Я должна с ним поговорить.

- Ну, хорошо, тогда нам надо поторопиться. Менестрель не мог уйти далеко.

 Юноша и девушка поспешили вперед.

За последним пестрым  шатром они, наконец-то,  увидели край темно-синего плаща и широкую спину музыканта. Энрике, поборов смущение, воскликнул:

- Маэстро Лауренсио, остановитесь на минутку, прошу вас! Моя спутница хочет вам что-то сказать.

 Менестрель остановился и приветливо улыбнулся девушке.
Тианна, как тогда, во время концерта, сделала шаг вперед и устремила на музыканта ясный взор  лучистых зеленых глаз. Маэстро тоже внимательно и ласково посмотрел на нее. 
Энрике отчетливо показалось, что эти двое ведут какой-то беззвучный, понятный только им диалог. Менестрель улыбнулся и снял с плеча лютню.

- Ты поняла меня, девочка?

 Тианна кивнула.

- Но вы же ничего так и не сказали, - растерянно пробормотал Энрике.

- А все что нужно, скажет вам моя песня.

И полилась нежная, щемящая мелодия.

Вот пропасть. Вот предел земли. Вот край.
Играй, моя волшебница, играй!
Пляши, моя хорошая, пляши
И пой, моя родная, для души.
Забудь о том, что будет впереди.
А прошлого не тронь, не повреди.
Мы вместе, мы бессмертны, мы – одно.
Мы пьем с тобой полынное вино.

Один неверный шаг – и глубина.
Один неверный звук – и тишина.
Один неверный ход – и не гляди.
Лети, моя любимая, лети!..

  Менестрель опустил лютню, махнул рукой на прощание  и вскоре исчез за поворотом дороги.

- Красивая песня, но уж больно странная, – вздохнул Энрике. – Вроде бы про счастливых влюбленных, но в каждой строке звучит такая тревога… А ты что думаешь об этом, Тианна?

 Ответа не было. Юноша растерянно огляделся. Девушка в зеленой косынке вновь куда-то исчезла.

  Какой странной, какой прекрасной и тревожной вышла наша новая  встреча!

Я ждала Энрике за поворотом дороги. Юноша увидел меня, подбежал, светло улыбаясь, что-то весело говорил мне.

А мое сердце билось сильно и радостно оттого, что он не забыл меня, не счел наше прошлое свидание странным сном в летнем лесу.
 Дорога скользила по склону горы…  Я могла бы пролететь над ней дуновением легкого ветерка. Но Энрике протянул мне руку, чтобы помочь спуститься. И какой же трепет охватил меня, когда его ладонь коснулась моей!
А потом была ярмарка. Почему я, привыкшая к тишине родного Леса, нарушаемой только пением птиц, да звоном ручьев, так обрадовалась шуму и пестроте этого торжища? Потому что Энрике был рядом? Мы шли вместе, он рассказывал мне обо всем вокруг, а люди приветствовали нас веселыми возгласами. И мне вдруг захотелось купить  смешной разноцветный платок. А потом ворваться в толпу деревенских девчонок, закружиться вместе с ними в отчаянной пляске и  вовлечь в танец Энрике. Чтобы он держал меня за руку, а моя рука лежала на его плече!

О, Сердце Леса! Неужели мне захотелось навсегда остаться ЗЕМНОЙ ДЕВУШКОЙ?!

Я не успела тогда додумать эту мысль. Потому что услышала песню менестреля.

Он пел про мой Лес. Про музыку, которая звучит в его Сердце. Впрочем, ничего удивительного в этом не было. Испокон века Поющим  открыты все тайны природы. А вот последние строки удивили, даже немного испугали меня. Менестрель словно предупреждал нас с Энрике о грядущих бедах.
И беда не замедлила нагрянуть!
Это страшный человек в черном одеянии. Я не поняла и половины из того, что он говорил, но голос его звучал подобно злобному вою суховея, иссушающего землю и сжигающего дотла молодую листву. И все же музыкант оказался сильнее его! Слова менестреля о Храме Природы прогнали тоску и тьму, вызванную злобными словами человека в черном. Но тревога, которую  менестрель посеял в моем сердце, не проходила. Я захотела расспросить его поподробнее об опасностях, грозящих моему Лесу. Мы с Энрике поспешили догнать музыканта. И, конечно, Поющий легко узнал, кто  стоит перед ним. А я, растерянно глядя ему в глаза, беззвучно задала совсем другой вопрос.
Не о судьбе Леса. Я спросила менестреля о том, что будет со мной? И с Энрике?

Поющий  ласково улыбнулся мне и так же беззвучно ответил:

- Я не пророк и не могу точно предсказать будущее. Но вот какие строки внезапно пришли ко мне, когда я увидел тебя, девочка, рядом с этим юношей.

  И менестрель тихо прочел слова стихотворения, предназначенного только мне:

Я снегом лягу на твое плечо. И в памяти твоей всплыву строкою.
В ненастный день пробьюсь к тебе лучом. Согрею. Обниму. И успокою.
Я буду рядом. Всюду и нигде. На все твои вопросы отвечая,
Я пробегу по замершей воде порывом ветра. Голосами чаек.
Я прорасту невиданной травой, которая от всех болезней лечит.
И облаком проплыв над головой, я снегом опущусь к тебе на плечи.

  Что же означают эти слова? Разве могут быть вместе простой смертный и Звезда, упавшая с неба, Душа Заповедного Леса, Лесная Фея?

А песня, прозвучавшая после этих стихов, усилила мое смятение. Я исчезла, вновь оставив Энрике в одиночестве. Что же мне делать дальше? Ведь я собиралась с ним попрощаться! И почему-то – не могу. КАК теперь раскрыть юноше свою тайну?

Мне уже невыносима сама мысль о долгой разлуке с ним! Он НУЖЕН МНЕ! Как дереву, изнемогающему от жажды в полдневный зной - нужен чистый, благодатный дождь. Как фиалкам в густой лесной траве – прохлада звенящего ручья. Как тихой и незаметной подруге соловья – волшебная полночная песнь ее супруга. Каждое из живых созданий моего Леса ищет себе пару. Но, какая пара из нас двоих? Неужели мне суждено остаться одной?