Луиджи был накормлен и уложен в постель. Тони зажгла свечи. Диего подошел к темному окну, открыл его  и отдернул штору. 

- Значит, ты отсюда наблюдала за Краббсом? Да, очень удобное местечко. 

И видно все, и слышно. Интересно, где сейчас скрывается этот мерзавец? Свет в окнах не горит, дверь вроде заперта…

   И только Диего произнес эти слова, как откуда-то из переулка выехала карета и остановилась у парадного входа в особняк Краббса. Рослый детина в форме гвардейца вылез из нее и завертел головой:

- Пятый раз сюда приезжаю! – простонал он. – Ну, где же этот «единственный художник»?  Я и ждал, и в дверь ломился! Помер он, что ли? 

   Детина принялся ходить взад-вперед вдоль колючей изгороди. 

-  А денежку-то заработать хочется, - бормотал он. - Сеньор наместник так и сказал: без сеньора Краббса не возвращайся!

   Тони и Диего быстро переглянулись. Девушка метнулась в глубину комнаты, погасила свечи. Потом встала рядом с юношей, у его «наблюдательного пункта». И Диего, словно бы невзначай, положил руку ей на плечо.
А гвардейцу, меж тем, надоело ждать.

- Вот выломаю дверь, и посмотрим, дома этот Краббс или нет.

  Он быстро перемахнул через изгородь. Раздался громкий собачий лай.
Ругаясь последними словами и придерживая разорванные на самом интересном месте штаны, гвардеец со всей силы толкнул дверь особняка плечом:

- Сеньор  Краббс, черт бы вас побрал! Вас приглашает к себе сеньор  наместник!

- А зачем мой внучек понадобился наместнику? 

  На крыльцо, охая и держась за спину, выползла странная фигура. Из-под кружевной ночной рубашки торчали волосатые мужские ноги, обутые в тапки сорокового размера. 

 Голову загадочного существа покрывал драный атласный чепец.

- Вы кто? – от удивления гвардеец даже перестал придерживать штаны, и они предательски поползли вниз.

- Я бабушка Витольдо, – плаксивым тоном сказало существо. 

   Гвардеец присмотрелся и хмыкнул:

- Не знаю, какой вы художник, сеньор  Краббс, а вот актер из вас никудышный. Снимайте свое барахло,   и едем к сеньору Скарпиа. Зачем вы вообще устроили этот балаган?

- Меня здесь не любят! – заныл «единственный художник».

 - Гонят отовсюду, тычут пальцем, обзывают «завистником», «клеветником», «предателем». Мальчишки гнилыми помидорами в окна кидаются. Прохожие орут: «Выходи, подлый трус!..» В родном доме покоя нет! Пришлось прикинуться, что я – не я…

- Поехали, сеньор Краббс - устало вздохнул гвардеец. – Ведите себя прилично! Сеньор  наместник уже заждался.

   Через несколько минут, «единственный художник», одетый в новый сюртук, уже садился в карету. 

- А, скажи, любезный, - голос Краббса вновь звучал небрежно и властно. - Не знаешь ли ты, случайно, для чего сеньор  наместник вызывает меня к себе?

- Со вчерашнего дня он ищет палача. Полагаю, что он решил предложить эту должность именно вам.

   Карета тронулась с места. Колеса гулко простучали по пустынным улицам.

Тони и Диего в ужасе переглянулись.
И через несколько минут  уже мчались по темным улицам, изо всех сил торопясь кдому маэстро.

- Надо  собирать всех ребят, - повторял Диего. – И вместе думать, как нам спасти учителя!
 При мысли о том, что  два мерзавца, объединившись, могут сделать с Алехандро,сердце юноши сжималось от  боли и ярости.  

- Нам поможет Золотая  Кисть!- Тони пыталась успокоить друга. – Только надо придумать, какую  картину мы напишем для маэстро.

   Поздно вечером прошел сильный дождь, и теперь глубокие лужи скрывали неровности и выбоины на брусчатке. Девушка споткнулась на бегу и непременно упала бы, если бы Диего не подхватил ее на руки.

- Осторожно, Тони. 

   Серые глаза  смотрели на него с тревогой и надеждой. Тонкий черный завиток упал на щеку. Провести бы ласково по нему пальцем, убирая за ухо, а потом бережно и нежно коснуться щеки губами…

Диего даже зажмурился, отгоняя наваждение. Потом осторожно опустил Тони на землю. Ему показалось, что девушка  улыбнулась как-то по-особенному: застенчиво и лукаво, словно тоже почувствовала что-то подобное.
Юноша окончательно смутился, зачем-то кашлянул и растерянно произнес:

- А в доме маэстро свет горит. Пабло, наверно, не спит, ждет нас с новостями.

   Пабло тут же, словно его позвали, выбежал на крыльцо и призывно замахал руками. 

- Диего, Антуанетта, скорее идите сюда! Наши уже все в сборе. Ждем только вас.

  Действительно, как ни странно, но все ученики художника вернулись в его дом, примерно, в один и тот же час. А на изумленный вопрос Диего: откуда они вообще узнали, что можно возвращаться, не боясь гвардейцев,  парни дружно указали на картину с невозмутимо дремлющим Лисом. Оказывается, Рыжик успел посетить всех ребят и сообщить им о необходимости совещания.
Разговор затянулся надолго. Новость о том, что наместник подыскивает палача для Алехандро, вызвала шквал гневных и горестных криков.

- Надо вновь штурмовать замок! – Франциско кричал громче всех.

- Ну да, а пока мы опять будем бить тараном ворота и лезть на стены, маэстро может пострадать! – угрюмо буркнул Паулино.

- Давайте используем Волшебную Кисть – голосок Тони прозвучал совсем тихо, но все юноши сразу замолчали и повернулись к ней. А Тони продолжала:

 - Мне уже удалось создать картину и спасти Диего. Давайте только придумаем, какую  картину мы вместе напишем, спасая маэстро. 

- Послушай, Тони, - задумчиво сказал Пабло. - А что ты чувствовала, когда писала картину? Ведь в ту ночь, у меня на глазах  творилось нечто очень странное. Несколько раз твой облик будто бы затуманивался, а потом ты вдруг совсем исчезла. И появилась, когда картина уже  была закончена. Правда, я подумал, что все это мне просто померещилось от усталости.

- Нет, не померещилось – вздохнула Тони. – Ты прав. В какой-то момент, я оказалась внутрикартины Диего. Той самой, на которой изображен золотой клен под натиском  черной бури.

   И девушка рассказала ученикам художника обо всем, что ей пришлось пережить, пока она рисовала спасительную картину.

- Да-а-а… – медленно протянул Франциско. - Это вам не карандашом махать. Выходит, нарисовать картину Волшебной Кистью – все равно, что в одиночку   выйти на поединок со Злом! Господи, Тони, как же ты выдержала такое?

  Девушка смущенно опустила глаза и пожала плечами. 
Диего резко вскочил из-за стола, метнулся к ней, обнял, привлек к себе.

- Тони, - с мольбой произнес он. - Обещай мне, что никогда больше не возьмешь в руки эту проклятую Кисть!

- Ты же знаешь, я не могу дать тебе такое обещание. Я должна вылечить Луиджи.

- Нет! Картину для Луиджи напишу я!!!

   Тони изумленно посмотрела на ученика художника, словно видела его впервые в жизни. А потом улыбнулась светло и радостно:

- Спасибо тебе, Диего.

   Остальные парни очень старательно делали вид, что ничего не замечают, и, вообще, все происходящее их совершенно не касается. Потому что в голосе Тони и в ее ясном  взгляде, устремленном на Диего, уже отчетливо сияло и переливалось иное сильное   чувство, весьма отличное от простого дружеского участия.

- Все это, конечно, замечательно, ребята, но мы так и не решили, каким образом будем спасать маэстро Алехандро, – мрачный голос Пабло прервал лирическую сцену. – Золотую Кисть не поделишь на шесть частей.

- И не надо – отозвался Джованни. – Будем передавать ее по очереди друг другу.

- Идея, конечно, хороша – но беда в том, что эта Кисть идет не в каждые руки.

   И Пабло поведал товарищам историю своего печального опыта общения с артефактом.

   Джованни почесал в затылке.

- А, скажи, дорогой – когда ты брал ее в руки, какую картину ты собирался нарисовать? 

   Пабло опустил голову.

- Ну, как тебе сказать? Цели я преследовал однозначно не благородные…

- Вот видишь! Может быть, поэтому она и повела себя таким странным образом? Ведь у Тони-то все получилось.  В общем, надо сначала придумать сюжет. Потом – принять меры безопасности на случай пожара. И – проверить!

- У меня Кисть в руках не горела, – сказала девушка. –  Может быть, она просто утратила свои огненные силы? На какое-то время? Но, на всякий случай, принесите кто-нибудь ведро воды. А я схожу за футляром.

  Пока она бегала наверх, ученики поставили мольберт, достали краски и продолжили разговор. 

- А я вот еще чего не понял, – встревоженно сказал Паулино. – Каким это ветром Тони занесло в картину Диего? И почему именно в эту?
 Юноша махнул рукой в сторону холста, прикрепленного к подрамнику.

- Что тут непонятного? – досадливо хмыкнул Франциско. – Все магия окаянная, будь она неладна! Но почему Кисть выбрала именно эту картину? Может быть, потому что Диего вложил в нее частицу своей души? 

   Тони вздрогнула, вспомнив стон терзаемого бурей клена, который был так похож на голос Диего. 

- Да, ты прав, – Диего задумчиво покачал головой. - А это значит, что начиная писать волшебную картину, все мы здорово рискуем. Кто знает, какую из картин маэстро выберет эта Кисть, и с каким врагом нам придется сразиться за гранью реальности. Будем держаться вместе, несмотря ни на что! Ну что, друзья, бросим жребий: кому первому брать артефакт в руки?

- Одну минутку, мальчики, - попросила Тони.

Девушка подошла к своей картине, Лис встрепенулся и открыл один глаз.

- Рыжик, - тихо сказала Тони. - Прошу тебя, присмотри за Луиджи. Кто знает, когда мы вернемся из этого странного путешествия.

- И вернемся ли… - мелькнула непрошеная мысль. 

   Но девушка решительно тряхнула головой, отгоняя ее.

   Лис встрепенулся, кивнул девушке и быстрыми прыжками помчался куда-то в глубину леса, нарисованного на картине.
Тони обернулась к друзьям.

- Вот и все. Можно начинать.

  По странному стечению обстоятельств, жребий выпал на Пабло. Юноша мрачно посмотрел на Кисть, потом осторожно взял ее в руки, повертел.

- Странно. Сейчас она кажется обычной и совсем не жжется.

  Он коснулся палитры, потом было поднес Кисть к холсту.

- Постойте! – воскликнул вдруг Франциско. – Раз уж мы не знаем, куда нас занесет  эта магия, давайте возьмемся за руки, чтоб не исчезнуть поодиночке за гранью нашего мира.

  Юноши и Тони крепко сжали ладони. Пабло, наконец-то, коснулся Кистью холста… 

И реальность утонула в пронзительной багровой вспышке.

   В подвале было сыро и темно. И, главное, чертовски холодно. В отличие от маленькой камеры, где Алехандро провел ночь, подвальное помещение было огромно. Наверное, прежде оно предназначалось для бочек с вином. А не для одинокого узника, прикованного к стене.

- Печально, – вздохнул он. – Надышать не получится. Согреться – тоже. Потом меня будет трясти от холода. А наместник решит, что от страха. Что бы такого придумать?

   Маэстро попробовал сдвинуться с места, но у него ничего не вышло. Цепь была слишком коротка. Можно было только сидеть на грязной соломе, прислонившись спиной к каменной стене. Он закрыл глаза, мечтая провалиться в спасительный сон, но в голову тут же полезли не самые веселые мысли. 

- Как там мои мальчишки? Что с ними будет? И насколько серьезно ранен Диего? Скорее бы прошли эти три дня! В Королевскую тюрьму они за мной не полезут. Очень на это надеюсь!

   Потом он подумал о причине своего заточения и усмехнулся.

- Какое счастье, что я успел спрятать Золотую Кисть! Даже, если наместник пошлет ко мне кого-то с обыском, они тут же найдут злополучный футляр, тихо успокоятся и не станут искать дальше! А то ведь, кто знает – что может случиться, попади она в плохие руки?

   Где-то далеко скрипнула ржавыми петлями железная дверь, и свет факела ударил по глазам даже сквозь сомкнутые веки.

- Кого там черт несет? – громко поинтересовался Альварес, проверяя – насколько твердо звучит его голос.

- Смена караула, – ответили ему. – Надо проверить, все ли на месте?

- А куда я могу деться? Я всего лишь художник, а не волшебник.

- Это и плохо, – вздохнул гвардеец, подойдя к маэстро и засунув факел в кольцо над его головой. – Здравствуйте, сеньор Альварес. Не узнаете?

- Нет, – сказал художник, пытаясь разглядеть лицо говорящего.

- Я – аптекарь. Точнее, бывший аптекарь. Вот, угораздило меня податься в гвардейцы – не сиделось мне в городской страже.

- Да уж! Не лучшее это занятие. И опасное – как выяснилось.

- Ну, вам тоже не слишком-то повезло, как я посмотрю. 

   Альварес пожал плечами.

- Это всего лишь расплата за старые грехи.

- За грехи с вас на небесах спросят. А тут – немного рановато. Да и спрашивальщики не самые подходящие! Вот – возьмите: тут лепешка, бутылочка старого доброго вина. И такое же старое одеяло. Давайте, я вас укрою. Все веселее будет!

- Спасибо, Доминик, – маэстро, наконец, вспомнил имя. – Выпей со мной! За то, что на свете еще есть хорошие люди.

  Гвардеец ослабил цепь и помог художнику завернуться в одеяло.

- Не знаю, хорошо ли я делаю, продлевая ваши страдания? Может быть, следовало принести не вина, а яда? Мерзкий наместник ищет палача…

- Я знаю. Но вряд ли найдет. А сам он не сможет меня долго мучить. Это непростое дело, а он – трус. А там, может быть, что-то изменится. Лучше скажи мне - как дела в Городе? 

Я волнуюсь за своих мальчишек.

- Никто их пока не тронул. Наместник слишком боится повторного штурма и занят сейчас исключительно своими делами.

- Ну, вот и славно! Уходи, Доминик – пока никто не заметил твоего долгого отсутствия. А я попробую заснуть. Силы мне еще понадобятся.

- Храни вас Бог, сеньор  Альварес.

   Старое одеяло согрело тело, а доброе вино – душу. Маэстро успел подумать, что все не так плохо и отправился, наконец, в объятия Морфея.

Ему снился его дом в столице, согретый любовью. Собственная молодость. И Мария…

Прежде он всегда старался поскорее выбраться из этого сна, потому, что в нем обычно все опять заканчивалось плохо. С души, словно с гноящейся раны, сдирали повязку. 

И потом приходилось долго возвращаться в себя. А его мальчишки требовали к себе постоянного внимания и заботы. Алехандро не мог  рассказать им всей правды – и объяснить, почему иногда бывает с ними немного отстраненным. И дело не в том, что ониделают что-то не так, здесь и сейчас. А в том, что он сам натворил там и тогда.

Но в сегодняшнем сне все было по-другому. Опять была поздняя осень. Мария стояла у окна. По стеклу бежали струи дождя, тонкая ветка рыжего клена почти касалась резного ставня. А взгляд любимой женщины был устремлен на него. И светились в этом взгляде и нежность, и изумление, и радость встречи после долгой разлуки…