Ключевое слово «на фиг»! – в моей голове тоже поселилось. Росток сомнения по поводу братишкиной судьбы во мне не только прорастал, но уже и цвел буйным цветом. Не послать ли мне свой литературный институт «лесом, полем, лугом, далее – везде»?

Что- то мне резко расхотелось в него поступать и бросать Герку на произвол судьбы. Особенно, если учесть, что у нас тут уже не тихая Косяковка, а сплошной «перевал Дятлова» со своими монстрами. Вот ведь филологические чудеса: звали бы родители братца Жоркой, глядишь, ничего бы такого не случилось. А то придумали – Герка. Просто таки помесь Геракла с героином! Вот и понеслось – то он змей душит, то вепря укрощает. То агеевская сараюшка в авгиевы конюшни превращается, то кайман чужой - в какую-то там гидру. Осталось только братца за Золотым руном сплавить…

Оно нам надо?!! Он у родителей хоть и не единственный, но младший. Даром, что габаритами со шкафчик с антресолью. Зато разумом – до сих пор пятиклассник. Хотя, с другой стороны, ежели в пудовском клубе приживется, то извилины там особо не нужны. Знай – маши руками! Но все равно – учет и контроль не помешает. А у любящей бабушки – какой контроль? Не, нельзя его одного здесь оставлять! Тем более, что окружающее нас пространство вдруг начало менять какие-то свои параметры и действует на жителей Косяковки весьма странным образом. У нас, правда, не худший вариант и не самая драматичная природная аномалия.

Вон в других местах – еще чище! Например, возле замка Франка-Кастелло возникает сцена огромной битвы. Слышны крики и звон оружия. Мираж медленно надвигается со стороны моря и исчезает в стенах замка. Историки говорят, что в этом месте примерно триста лет назад произошла битва между греками и турками: ее изображение, заблудившееся во времени, якобы и наблюдается на злополучном берегу.

А в горах индийского штата Ассам находится Долина падающих птиц. Каждый август посреди ночи с неба начинают падать птицы. При этом, птицы пребывают в полубессознательном состоянии и даже не пытаются вырваться, когда их берут в руки.

В общем, надо, наверное, забирать документы, и пока не поздно, тащить их в наш городской педагогический колледж. Учиться можно на заочном, а работать – в той же школе. У них там вечно – то библиотекаря не хватает, то – завхоза. Ну, а детки – вряд ли страшнее крокодила и упрямее хмельной коровы…  

Такими вот мыслями я маялся несколько дней. Даже книжки свои забросил и к экзамену не готовился.

А тем временем на нашу Косяковку  и на все Подмосковье обрушилась небывалая жара. Столбик термометра поднялся до тридцати градусов, да так там и залип. Листва на деревьях пожухла, огородная ботва сделалась похожа на мятые тряпочки, и мы с Геркой замучились без конца поливать грядки.

Коза от зноя что-то затосковала и почти перестала доиться. Куры еле-еле клевали пшено, а больше сонно слонялись по двору, без конца ища тень. Солнце стояло в зените огромное, бело-желтое, и лишенное облаков небо казалось выцветшим, словно старый бабкин платок.

Агеевна кружила по деревне и всем рассказывала, что подкупленные Пентагоном марсиане установили напротив солнца лазерную сковородку  и теперь проводят над отдельно взятой деревней эксперимент по изменению климата.

- Помяните мое слово! – вопила местный «уфолог». - Вырастут у нас тут пальмы и баобабы. А заместо картохи посодют змеюки эти инопланетные нам авокаду с папайкой. Чем тогда борщ заправлять будем?!

  Деревенские жители слушали эти «секретные материалы» с покорной обалделостью. Спорить с отечественной ИО Малдера и Скалли ни у кого просто не было сил.

Лично у меня мозги тоже плавились, и никакое учение не шло на ум окончательно. Родня старалась на раскаленную улицу без особой надобности нос не казать. И только Герка в тридцатиградусную жару цвел и пах, как тот самый баобаб, невозмутимо продолжая стукать мячиком и бегать на изрядно обмелевшую речку. Под солнцем братец почернел, будто эфиоп, соломенная шевелюра выгорела до белизны, и младший стал напоминать мне свой собственный фото-негатив. Я такие штуки в бабкином старом альбоме видел.

Шестой день жарищи выдался особо тихим и безветренным. Мы с братцем традиционно полили изнывающий от жажды огород и разошлись по своим делам. Я прилег под яблоней с учебником в руках, заранее понимая, что запомнить что-либо в такую погоду – по определению, дохлое дело. Какое-то время я бессмысленно пялился на черные строчки букв, а потом почему-то вместо них увидел большой рожок с шоколадным мороженым. Удивленно моргнул, понял, что засыпаю, и тут же растянулся на пожухшей раньше времени траве.

Не знаю, сколько я так проспал. Но меня вдруг словно бы что-то торкнуло! Будто кто-то резко и грубо встряхнул меня, спящего за плечо. Я вскочил, ошарашенно озираясь и не понимая, что могло так обеспокоить меня.

Воздух был уже не просто жарким, а липким и стоячим. Листва висела неподвижно, и было очень тихо. Даже мухи не жужжали, а куры не копошились в траве. И тут я увидел отца, стоявшего возле дома с запрокинутой головой. Он напряженно смотрел вверх, не отводя взгляда от белесого полотнища небосвода.

Я последовал его примеру. И вздрогнул. По выгоревшему небесному ситцу, сквозь звенящий от зноя воздух черной сетью мчались… стаи птиц! В полном беззвучии, они стремительно проносились над деревней и исчезали за стеной ближайшего леса. Я видел, как пролетела стая грачей, потом тяжело махая крыльями, промчались крупные вороны, пронеслись птицы поменьше…

  Отец растерянно почесал в затылке и глянул на меня. Я пожал плечами.

Может, пернатые, ошалев от высоких температур, решили найти местечко попрохладнее? Но выглядело все это как-то странно, если не сказать – тревожно. Хотя, может, они просто гонятся за «облаком» бешеных стрекоз, которое только что пронеслось мимо? Или их больше гусеницы интересуют? Надо освежить в памяти – кто из птиц ими питается?

Но - потом. Мама зовет нас обедать. Так что займемся собственной «пищевой цепочкой».

Я потащился в дом положить учебник на место. Из шкафа на меня вылез доисторический предок таракана - практически саблезубый, огромный и наглый. Он был явно недоволен тем, что его потревожили.

Я извинился  и крепко захлопнула дверцы. Хм! Странно! Проскакивали у нас всякие «усатые», но чтоб такие?!!

И снова вышел во двор. Мимо меня из сарая бодро прошуршала огромная мышь. Затормозила, развернулась и подошла, чтобы получше меня разглядеть. Мышь была очень толстая, просто цилиндр на ножках. Очень важная. Смерив меня взглядом, она тут же юркнула под крыльцо. Затем, минуя меня, туда же проследовало еще несколько «хвостов».

 Что это за миграция такая и к чему бы это?

- К дождю – не иначе – хмыкнул я, не догадываясь – насколько прав…

  Из-за жары мы расселись на веранде. Герка где-то задержался, и бабушка, добродушно ворча, решила пока прибрать его тарелку.

Вот тут опять произошло нечто странное!

Над столом с шумным карканьем пронеслись две отставшие от  стаи вороны. Одна  на миг притормозила над нашими головами, а потом с размаху плюхнулась со стол. Царапнула крепкой кривой лапой клеенку, наклонив голову, внимательно взглянула на меня своей черной бусиной-глазом. А потом снова хрипло каркнула, мгновенно схватила со стола кусок хлеба и взвилась в воздух.

Надо сказать, что вторая ворона в этот миг преспокойно сидела на перилах веранды, следя за своей товаркой. Но мне показалось, что если б не просто оторопело пялились на выходки первой нахалки, а попытались бы ее чем-нибудь обидеть, нам всем было бы несдобровать. Вторая ворона была размером с хорошего ястреба. А острые когти и сильный клюв говорили, что перед нами, скорее, представитель семейства врановых мужского пола.

Пока я разглядывал телохранителя любительницы дармового хлебушка, он несколько раз подскочил на месте. А потом вдруг закричал отчаянно и протяжно. Именно закричал! Будто бы хотел предупредить нас всех о чем-то. Дружок вороватой пернатой вскинул голову к небу, где уже расплывался точкой ее черный силуэт, и стартовал вверх.

- Что это было? – выразила всеобщее изумление мама.

  Бабушка привычно перекрестилась. Отец пожал плечами и тоже зачем-то снова глянул на небо. А я вдруг почувствовал, что на веранде стало ощутимо темнее. Бледная просинь неба стремительно затягивалась тяжелыми серо-сизыми облаками. Они клубились, наползая друг на друга. Края их отливали лиловой чернотой. Эта облачная масса загородила уже полнеба и сейчас подбиралась к потускневшему солнечному диску.

- Как бы град не пошел… - покачала головой бабушка.

  Она не успела договорить.

Страшный, как взрыв, удар грома расколол небо. Молния пронзила клубящееся облачное месиво. И тугие струи дождя хлестанули по веранде, по выгоревшей траве и обмякшей зелени сада.

Мы сразу вскочили, чтобы бежать в дом. Каждый схватил свою тарелку, а мама еще и хлебницу.

Не успели мы захлопнуть за собой дверь, как дождь усилился. Все вокруг исчезло за его серой пеленой. К ливню добавился пронзительный холодный ветер. И несколько крупных градин уже зловеще стукнуло по жести крыши.

- Твою ж дивизию! Не пропал бы наш урожай! – отец выругался бы еще крепче, но матушка прервала его.

- Чего ты о грядках печешься? Что с ними сделается? Ну, промокнут слегка, так свекле с капустой такое лишь на пользу. Ты лучше подумай, куда наш младший запропастился?

- А чего там думать? – отозвался я, хотя меня никто не спрашивал. – Поди, у Васьки сейчас застрял, непогоду пережидает.

  Непогода и впрямь разгуливалась. Шум дождя за окнами нарастал, переходя в оглушительный грохот, схожий с громыханьем пролетающего на полной скорости товарняка.

Градины все уверенней дребезжали по старой, давно не чиненой крыше. На мгновенье ливень притихал. Тогда становились видны сад и огород, залитые до состояния потопа. Дорожка возле дома вспухла, и потекла, превратившись в мутно-глинистый ручей. Отяжелевшая от воды листва тянула кроны яблонь к земле.

- Голову внучонку оторву, когда вернется, - уверенно произнесла бабушка.

  И тут же присела от нового удара грома, в очередной раз перекрестилась и тихо добавила:

- Да шоб он только вернулся здоровым и не вымокшим!

  Словно в ответ на это раздался громкий стук в дверь. Отец торопливо распахнул ее, явно готовя какие-то не слишком приятные для запропавшего в разгул стихии сына слова. И закрыл рот, проглотив их. На крыльце, по которому бешеным потоком бежала вода, стояла испуганная и вымокшая до нитки Дарья Федоровна. Дождевик облепил ее всю, с голову до ног, косынка, потемневшая от воды, была сбита набок.

- Слышь, Васильич, не у вас мой обормот? – взволнованно спросила она.

  Мы встревоженно переглянулись.

- Нет! – медленно произнесла мама.

  От волнения ее глаза потемнели и расширились.

- Мы думали, что Вася твой с нашим Геркой у вас дома застряли.

  Дарьюшка переступила через порог и только рукой махнула.

- Какой там – застряли! Как усвистали с утра на речку – так поминай, как звали.

  Она всхлипнула и быстро вытерла лицо мокрой рукой .

- Полдеревни уже залило. Улица, что твое болото стала, ни проехать, ни пройти. Мужик мой в город еще вчера подался, а я сижу теперь, как на иголках. Матерь Божья, да куда ж черт этих охламонов унес?!

- Найдутся, куда денутся, - отозвался отец.

  Но между его бровей появилась жесткая складка, а взгляд на миг стал растерянным.

- Пойдем, вместе поищем. Печенкой чую, где-то в сарае заброшенном эти два разбойника кукуют. Найду – выдеру обоих!

  Дарья Федоровна неуверенно кивнула.

Отец накинул плащ и выбежал из дома. Вскоре их фигуры скрыла мокрая пелена.

- Да найдутся пацаны. - больше для того чтоб успокоить себя, громко сказала мама.

  Она нервно переставила на столе посуду, громко стукнув чашкой.

- Ливень такой сильный - ненадолго. Как кончится – так оба прибегут прощения просить.

- Ох, дай-то Бог! - бормотнула бабушка.

  Но ливень не кончался, постепенно перерастая в полновесный ураган.

Ветер бился о стены дома, гремел оторванным листом жести на крыше. За окнами уже слышался не просто грохот, а какие-то оглушительно громкие завывания.

То ли от удара стихии, то ли от тревоги за внука у бабушки подскочило давление. Мама занялась ею, упорно пытаясь накапать ей лекарство и отнять очередной капустный лист, который бабка пыталась привязать к голове.

Я ушел к себе. Бесцельно послонялся по комнате, зачем-то перелистнул валявшиеся на столе и кровати учебники.

Никакая наука мне в голову, конечно, не шла. Потому, что неосознанная тревога за Герку все разрасталась, вцепляясь в сердце паучьими лапами и превращаясь в полноценный страх. Господи, куда же этот богатырь липовый на этот раз умотал?! И где он сейчас завис?! Хорошо, если в сарае, как отец предположил! А если в поле или в лесу? Или того хуже – на речном островке, который, наверняка, уже затопило?!