«Море исцеляет раны и смывает грязь этого мира»
                                                                                                                                       К. Паустовский

Пламя свечи билось и дрожало. Я прикрыл его рукой. Ветер, залетавший в пещеру, пах водорослями и морской солью. Солнечный луч скользнул по выщербленной от времени каменной стене, освещая чуть стертые, но все еще яркие картины, созданные неизвестными мастерами в незапамятные времена.
Я видел их и раньше, но сегодня вглядывался в странные изображения с каким-то особенным волнением.
Девушка с зелеными волосами танцует на гребне волны.
Мужчина с густой седой гривой  несется по морю, стоя в раковине, запряженной касатками.
А в другом углу и вовсе какие-то чудные зверушки. Не то каракатицы, не то морские ежи с плавниками и хвостиками, отплясывающие фанданго.
Больше всего мне нравилась здесь одна картинка. Мальчишка мчится верхом на синем дельфине. Белая рубашка надувается пузырем от встречного ветра, брызги летят во все стороны. Он держится одной рукой за спинной плавник морского друга, а сам трубит при этом в большую раковину. Длинные волосы мальчишки падают ему на плечи, а на затылке торчит упрямый вихор. Черты лица парнишки стерли время и ветер, хозяйничавшие в этой пещере. Но даже сейчас было видно, что он счастлив и увлечен стремительным полетом по волнам. Вот бы и мне так!

Я осторожно, чтобы не погасить свечу, поднялся на ноги и отряхнул песок со штанов. Бросил взгляд на разбросанные по полу пещеры вещи.
Сколько поколений матерей,  жен, сестер  рыбаков приходило сюда, чтобы попросить Морских Богов о помощи? Об этом не знал даже наш деревенский староста. Но, несмотря на протесты старого священника, родственники ушедших в море тайно навещали пещеру на мысу. И все в деревне знали: нужно прийти сюда, загадать желание и зажечь свечу. А потом пройти весь обратный путь с горящей свечой в руке. Если она не погаснет – Морские Боги услышали твою молитву. Падре с амвона голосил про язычество. А близкие тех, кого пощадила стихия, возвращались обратно и приносили свои скромные дары.

У меня под ногами, полузарытые в песок, лежали морские раковины, свертки канатов, обломки кораллов, куски паруса, куски мачт или рулей от тех, чье судно выдержало набег смерти, засушенные морские ежи и звезды.

- Когда старый Карлос вернется, - шепотом пообещал я, -  сделаю маленький кораблик с мачтами и парусами и принесу сюда. Слово чести!

Никто, конечно, не ответил мне. Только ветер,  залетевший в пещеру, внезапно стих, и пламя свечи, наконец-то, выпрямилось.
Я решил, что это добрый знак. Неуклюже поклонился и вышел наружу.

Тропинка, ведущая от загадочного места в деревню, вилась краем обрыва. Справа  от меня белели скалы. Жар струился от нагретых солнцем камней. Слева обрыв круто уходил вниз, там гулко бился синий прибой.

Я шел осторожно, продолжая держать руку щитком над свечкой. Притихший было ветер, здесь, на открытой тропе, набросился на меня с новой силой.

Тропа, виляя, начала спускаться вниз по склону. Защищая свечу, я пошел боком, лицом к скале. Под ноги то и дело попадали острые камушки, но загрубевшие за лето пятки почти не чувствовали боли.

В какой-то миг прозрачный огонек почти погас. Я чуть не заорал от досады.

Но пламя вспыхнуло снова, и я перевел дыхание. Сейчас я шел вдоль берега моря. Острая кромка скалы защищала меня и мою хрупкую ношу от брызг.

Но чертов вихрь окончательно разбушевался, и настойчиво дул мне прямо в лицо.
Я остановился, потоптался на месте, потом пробормотал подслушанное у Карлоса морское проклятие. Повернулся и пошел спиной вперед. Свеча теперь горела ровно, а я медленно передвигал конечности, чтобы не запнуться обо что-нибудь и не рухнуть навзничь. Так я протопал уже больше половины пути к деревне, когда вдруг услышал гадкий смешок и знакомый противный голос, выкрикнувший:

- Ба! Кого я вижу! Парни, гляньте! Седой Санди совсем рехнулся. Идет, спиной вперед.

Длинный Гомес и его шайка!
Я опять повернулся боком. Мои вечные неприятели стояли, перегородив  дорогу  и злобно ухмылялись.
Обычно мои стычки с местной шпаной заканчивались разбитым носом и порванной рубашкой. Хотя я тоже успевал врезать, как следует,  любителям нападать всей толпой.
Я быстро огляделся. Если успеть прикрепить свечу горячим воском вон к тому камню, то можно смело бросаться в драку. Вопрос только – дадут ли мне это сделать?

- Солнышко напекло твою седую макушку, бедный малыш Санди! – издевательски ласково протянул Гомес. – Ты вообразил себя крабом?

А знаешь, что рыбаки делают с маленькими глупыми крабиками, попавшими в сеть?

«Седым» меня эти придурки дразнили из-за цвета волос. Они у меня светлые, как у мамы. А летом вообще выгорают до полной белизны.

- Подойди ближе, Гомес, узнаешь, какие у крабов клешни! – не выдержал я.

Он нагло ухмыльнулся большим ртом и, сжав кулаки, шагнул вперед.

Но, видно, Морские Боги сегодня твердо решили взять меня  под свое покровительство.

- Ой, у него свеча обетная! – пискнул коротышка Санчес.

Гомес остановился. Что-то вроде смущения промелькнуло в его масляно блестящих глазках.

- Старый Карлос пошел на баркасе с артелью к Санто-дель-Фьоро, – вовремя вспомнил Санчес. – Там большой косяк селедки пригнало.

Гомес сунул лапы обратно в карманы. Как и все в деревне, он знал, что нападать на человека, несущего обетную свечу – самое подлое дело. Кажется, у этих хулиганов еще сохранились остатки совести.

- Ладно, малыш Санди, гуляй…пока, - скривившись, разрешил он. – Парни, пропустите его.

Шайка молча расступилась. Я уверенно прошел между ними с гордо поднятой головой. Потом опять повернулся спиной к ветру и зашагал дальше.

До деревни я дошел без приключений. Зашел в родную хижину и сразу же кинулся к бочонку с морской водой. Обряд надо было довести до конца. Такие бочки стояли у нас в каждом доме. И у каждого жителя деревни был свой кораблик-оберег, сделанный далеким предком сто или больше лет назад.
Я бережно достал свой парусник с полки и опустил его на воду. Снял с палубы маленькую шлюпку. Капнул в нее горячим воском, прикрепил свечу к шлюпочке  и поставил ее рядом с корабликом. Оранжевый огонек отразился в воде…

И только тут я облегченно вздохнул и рухнул на пол прямо рядом с бочонком. Напряжение, державшее меня в своем капкане всю долгую дорогу, наконец-то, схлынуло.
Минут пять  я сидел неподвижно. Потом встряхнул головой и решил, что отдыхать хватит. Взял метлу, смел пыль и рыбью чешую с пола хижины. Протер влажной тряпкой стол, аккуратно расставил все стулья. Старый рыбак будет рад  увидеть родной дом в полном порядке, когда вернется.
 Я хлопотал изо всех сил, мне хотелось сделать для Карлоса что-то хорошее. Несколько лет назад он спас меня и взял к себе. И с тех пор растил, как собственного внука. Хоть на самом деле я ему совсем не родня.

Я вздохнул и бросил хмурый взгляд на свое отражение в неподвижной воде, налитой в бочку.

И светлые волосы, и карие глаза, и невысокий рост, за который я в жизни получил столько колотушек – все это я унаследовал от мамы. Тоненькой, красивой северянки, которую привез на наши прокаленные солнцем берега мой отец – моряк дальнего плавания Мигель Феррейра. Он осел на берегу, занялся рыбацким промыслом. Потом родился я. Семь лет мы жили небогато, но счастливо.
Пока не настала та страшная зима, принесшая чудовищные по своей силе шторма и невиданные в этих краях морозные бури. Старики только испуганно крестились и говорили, что не помнят таких времен, чтобы скалы и море на несколько миль вокруг покрывались ледяной коркой.
Баркас отца не вернулся в одну из таких бурных ночей. Мама, чтобы прокормить меня, каждый день уходила в город в поисках работы.
А на измученный поселок навалилась к тому же эпидемия лихорадки.
Помню слезы мамы и ее прохладную руку на своем лбу. А потом – черный провал в памяти.

Первое, что я увидел, придя в себя, это склоненную надо мной жутковатую физиономию какого-то деда, обросшую пегой черно-седой бородой. У старика, разбудившего меня, был к тому же крючковатый, переломанный посередине нос и глубокий шрам на левой щеке. Неудивительно, что я, несмотря на слабость после болезни, заорал так, словно увидел привидение. А старик тоже заголосил, но только радостно:

- Эй, синьор лекарь, тетушка Хосефа, тут есть живые! Живо подваливайте к этому борту!

Оказывается, пока я лежал в горячке, бродяга по имени старый Карлос забрел в нашу деревню. Постучался в один дом, в другой. Понял, что дело – неладно! Рванул в город. Притащил оттуда лекаря для бедных и местную знахарку тетушку Хосефу  и предложил им вместе обойти все хижины. Так удалось спасти многих людей и меня в том числе. Вот только маме они помочь не успели…

Когда я немного окреп, Карлос стал наводить справки о моей родне. Я знал, что в городе живет двоюродный брат отца, который содержит мелочную лавку.
Мы приехали туда. «Братец», уперев руки в боки, встал на пороге, не пуская нас дальше двери. И визгливым голосом запричитал, что торговля идет плохо, что у него и так трое своих  спиногрызов, а содержать четвертого он не собирается. И вообще – шляются тут всякие голодранцы, мешают спокойно жить честным торговцам!
Старый Карлос ничего не сделал. Даже не сжал кулаки. Просто шагнул вперед и поглядел этому типу прямо в глаза. А тот отчего-то затрясся и заверещал, что сейчас вызовет полицию.

Тогда Карлос сплюнул ему под ноги и положил мне на плечо свою крепкую, как рукоять весла, руку.

- Пойдем домой, сынок.

Обернулся к лавочнику и спокойно добавил:

- Давить надо такую родню.

С тех пор мы и поселились в отцовской хижине. Карлос возглавил рыбацкую артель и стал учить меня всему, что знал сам. В том числе, как давать отпор Гомесу и его прихвостням. А я полюбил старика, как родного. Вот так мы и прожили без малого восемь лет.

Я взъерошил волосы и отчаянно затряс головой. Грустные мысли лучше приберечь для хмурых осенних дней. А сейчас лето весело  царит на островах нашего Архипелага. К тому же мне удалось точно исполнить обет, и теперь Карлос должен вернуться живым и невредимым. Так что – прочь тоску!

Я бодро задудел какую-то песенку. Прошелся по полу, отбивая ритм голой пяткой. И услышал тихий веселый смех.  Обернулся.
Анита стояла у двери, улыбаясь и протягивая мне деревянную тарелку, накрытую полотенцем.

- На обед у тебя, значит, фанданго, а на ужин спляшем сегидилью, – девчонка подмигнула мне, а потом нарочито взросло поджала губы и покачала головой.

- Тетушка Хосефа предупреждала меня, что без Карлоса ты оголодаешь и станешь тощим, как рыба-игла. Так что давай, приятель, подкрепляйся!

Она поставила свою ношу на стол и сдернула тряпочку. На тарелке аппетитно золотились большие куски свежепожаренного морского окуня.

Я только сейчас почувствовал, как подвело живот, и попытался вспомнить, когда сегодня ел в последний раз.

- Хоть хлеб у тебя есть? – насмешливо качнула головой Анита.

- Есть! Вчера только лепешки пек.

Я достал из шкафчика пару слегка пригорелых плоских кругов. Девчонка в шутливом ужасе распахнула глаза и замахала руками.

- Это – что? Твои лепешки?! А я думала, ты решил на досуге запечь в золе парочку медуз.

- И ничего смешного! – проворчал я, поочередно набивая рот то рыбой, то своим изделием, но отдавая предпочтение первому.

- Вполне съедобно, между прочим. Хочешь попробовать?

Она снова качнула головой, но присела рядом со мной на лавку, облокотившись о стол и положив щеку на ладонь.
Я лопал так, что за ушами трещало, и при этом украдкой разглядывал свою подружку. За эту весну Анита сильно вытянулась. Старенькая потертая юбка  еле прикрывала лодыжки, а острые локти торчали из рукавов перешитой тетушкиной блузки. Длинные, черные, как вороново крыло волосы, перехватывала тесьма с нашитыми ракушками. Такое украшение у нас надевают девушки, которые уже входят в возраст невест.
Я понял, что девочка заметила мой взгляд и неловко отвернулся. Анита же ни сколько не смутилась и кокетливо стрельнула в мою сторону пронзительно-синими глазами.

- А ты не забыл, Санди, какой завтра день?

- Ну, еще бы! – важно ответил я, отбрасывая в сторону косточку.

– День летнего солнцестояния. Вся деревня будет плясать и жечь костры на побережье. А некоторые мелкие свистушки пойдут на мыс гадать о будущем женихе.

Она не обиделась на мои насмешливые слова. Словно бы и не услышала их. Сказала, чуть запинаясь:

- А ты придешь на праздник?

- Куда же я денусь! – удивился .

- А…а…- девочка смутилась еще больше, опустила голову, но все-таки договорила. - Ты пригласишь меня на танец, Санди?

Если честно, я удивился. Танцевал я не очень хорошо. Да еще из-за роста казался младше своих четырнадцати лет. Поэтому во взрослые игры старался не соваться, чтоб не заработать  кучу насмешек. Но Анита смотрела на меня с такой надеждой, что я, чуть не поперхнувшись последним куском, все же выговорил:

- Ну-у, наверно. Если ты будешь не против.

Девочка просияла. И, повеселев, начала рассказывать мне последние деревенские новости.

- Староста сказал, что в поместье на горе вернулся из долгого путешествия его хозяин – молодой синьор де Мендоса. Говорит, он уже вызывал его к себе и ругался, что налог на землю был уплачен не вовремя.

- А этот синьор вообще в курсе, какие тут шторма всю весну бушевали? – проворчал я. – Улова-то почти  не было.

Анита опять по-взрослому вздохнула.

- Господ такие мелочи не волнуют. Ну ладно, давай о хорошем! Джованна опять вышла в море и вернулась с полными сетями.

- Хм! И что говорят наши деревенские кумушки?

- Известно что! Шепчутся, что не иначе как ей сам Морской Дьявол помогает!

- Дуры! – решительно заявил я. – Просто у Джованны надежная и крепкая лодка. И она знает все приметы, где искать большие косяки рыб.

- А еще бабки завидуют ей, потому что она – самая красивая девушка в

деревне! – подхватила моя подружка.

Я пожал плечами. Как-то на девушек я до сих пор не засматривался.

- Ну, может и красивая, не знаю. Ты, Анита, ничуть не хуже!

Девчонка покраснела от удовольствия и тут же вскочила.

- Ой, заболталась я тут с тобой. А тетушка Хосефа просила меня, чтоб я помогла ей очередной эликсир сварить. До встречи, Санди!

И опрометью выбежала из хижины, только подол мелькнул в дверях.