Маргоша

Мы вышли на главную городскую площадь. Что-то она мне напоминает? Такие знакомые невысокие домики под черепичными крышами, рядом - величественное здание костела… Господи, да это же Собор Святого Франциска! Мы что – в Гродно?
БОММ!!! – снова раздался удар колокола.

И здание костела вдруг накрыла какая-то странная дымка. Картинка перед моими глазами задрожала, стала зыбкой и тут же исчезла, сменившись на другую. И вот передо мной уже – немецкая кирха. Острый шпиль тянется к хмурому небу, словно надеется проткнуть тучи и выпросить себе немного вечернего солнца…

БОММ!

А это что? Еврейская синагога? Но мне казалось, что там нет колоколов!

Я сделала несколько шагов вперед, пытаясь разобраться в этом постоянно меняющемся калейдоскопе.

- Стой! Туда нельзя!
И Тэлли довольно бесцеремонно цапнул меня за плечо.
- Почему? – удивилась я.
- Ты что, не видишь, как все меняется?
- Вижу. Поэтому и хочу подойти поближе, чтобы понять, что происходит.

- Происходит черт знает что! С тех пор, как часы на соборе остановились – а они были самыми старыми часами в нашем мире, время, словно с ума сошло! И теперь на этой площади постоянно меняются не только церкви, но и эпохи. А тот, кто окажется в этот момент слишком близко к этим миражам – исчезает, не понятно куда.

Исчезнуть, не понятно куда, я совершенно не стремилась! Спасибо! Я уже исчезала – сначала из Питера, а потом - из Отражений. Не мотаться же мне по Граням всю оставшуюся жизнь! Я и от двух-то перемещений совсем не в восторге. И, к тому же, устала, как собака.
Наверное, последнее предложение я произнесла вслух, потому, что Тэлли тут же сказал:
- Пойдем ко мне. Угостить мне тебя особо нечем, но свободный диван найдется. Там и отдохнешь!
Мы обошли сторонкой свихнувшийся собор  и по узким кривым улочкам спустились к какому-то ручью. Мелкому, но закованному в каменные берега. Потом долго тащились вдоль него бесконечным зеленым парком.Странные металлические скульптуры таились под его деревьями. Точнее, даже не скульптуры, а только контуры. Барышня с кружевным зонтиком, какой-то дядька в мантии, похожий на звездочета. В другое время я бы проторчала у каждой минут по пятнадцать, но сейчас мне было не до них. Я еле переставляла ноги и едва сдерживалась, чтобы не спросить – долго ли еще нам идти? И это притом, что гитару мальчик забрал у меня еще на площади.

- Еще немного, – сказал эльф, словно прочитав мои мысли.

В самом деле, очень скоро мы подошли к маленькому зеленому домику, притаившемуся в зеленых кустах. Доски  крылечка, будто здороваясь, дружелюбно скрипнули под моими ногами. И Тэлли открыл дверь. Крошечная кухня с жестяным умывальником, убогая маленькая комната с треснутым зеркалом и ходиками на стене…Мальчик поставил в угол мою гитару, кивнул мне на старенький диван и деловито полез подтягивать на часах гирьки.

- У нас теперь в каждом доме такие часы. Поддерживать Время сейчас важнее, чем огонь в очаге. Пока идут часы – мы все еще здесь. Каждый старается сохранить для себя кусочек прежней жизни. Или прошлой? Хорошо, что дом на краю города и мне тут почти не слышно, как колокол плачет.

- Колокол плачет, ангелы стонут.
Наши печали в прошлом не тонут.
Сердце синичкой по веточкам скачет.
Ангелы стонут, колокол плачет, - произнесла я, не понимая, откуда взялись эти строчки.

Мальчик только вздохнул и выдал мне кусок хлеба и лоскутное одеяло.
- А ты где ляжешь?
Он улыбнулся:
- Я люблю на полу спать. С диваном я не слишком дружу. Потому  что я вечно верчусь во сне. И диван норовит боднуть меня в бок какой-нибудь пружиной. Но ты не беспокойся, если лежать спокойно, то он тебя не тронет.
- Ты один живешь?
- Да. Отца я не помню. А мама и сестренки однажды оказались рядом с собором, когда ему приспичило меняться. И они исчезли.
- Извини! Вечно я всех не о том спрашиваю!
- Да ладно! Тут полгорода таких, как я. Мы уже к своей беде привыкли.
- На что же ты живешь?
- Безделушки всякие мастерю. Иногда сюда вместе с другой эпохой туристов заносит – удается им что-нибудь продать. На хлеб хватает.  Ты ложись, отдыхай!
Я опасливо покосилась на коварный диван.
- Не бойся! Что-то мне подсказывает, что спать ты будешь, как убитая. На каком боку уснешь – на том и проснешься!

Не тут-то было! Я поняла, что тело с головой у меня существуют в очень разных измерениях. И  если тело блаженствует, обретя, наконец, долгожданный покой, то мысли в голове  устроили совет в Филях. Я пялилась в темноту, боясь пошевелиться, и думала о том, как должно быть, волнуется за меня Лизавета. И как я сама волнуюсь за Симона…

Между тем, бледная луна, следившая за нами всю дорогу от собора до дома Тэлли, стала яркой и добралась, наконец, до нашего окна. И теперь заливала маленькую комнату серебристым светом. И то ли она разбудила в часах спящую там кукушку, то ли просто время пришло, но птица проснулась, и начала истошно орать. Мне тут же вспомнилась какая-то детская песенка:

- Ходики с кукушкой, ходики с кукушкой что-то очень-очень доброе поют.
 Ходики с кукушкой, ходики с кукушкой весточку из детства нам передают.

- Фига себе, доброе! – фыркнула я. – Она же не поет, а голосит!

И покосилась на спящего эльфа. Ему эти вопли нисколько не мешали. А я бы, наверное, с дивана свалилась, если бы успела заснуть. Эх, а вот от весточки бы я не отказалась!
Я почувствовала, что сейчас заплачу и поспешно зажмурила глаза. И вдруг снова увидела Лизавету. Она скромно сидела в уголочке дивана с каким-то рукоделием на коленях.

А Патер, путаясь в аккордах, исполнял ей новую песенку.

- Сердце тонет сначала - в печали, а после - в вине.
 Боль стекает сквозь пальцы водою, но так и не тает.
 Одинокой душе мы помочь не умеем извне.
 А впустить ее в дом нам отваги, увы, не хватает.
 Есть какие-то грани, которых нам не перейти.
 И все чаянья наши становятся хрупки и робки.
 И, когда вдруг, случайно смыкаются наши пути,
 Мы сознательно ищем вполне безопасные тропки.
 А потом в отупенье, отчаянно водку глуша,
 Не хотим мы постигнуть весь ужас и горечь потери.
 По осколкам надежды на небо уходит душа,
 А разбитое сердце тоскует у запертой двери...

- Вот видишь, Саша, - сказала Лизавета и ласково коснулась ладонью его щеки. (А он эту ладонь – поцеловал!)
 – Я же говорила тебе, что все наладится! И ты снова начнешь сочинять.  А ведь музыка - это следы, по которым можно вернуться в любое время жизни! Спой мне еще что-нибудь!

Менестрель снова тронул струны, и гитара вздохнула вместо него.

- Другая сторона - Земли, Луны, пространства -
 Как отыскать туда далекие пути?
 Нет в жизни ничего скучнее постоянства:
 Мне все известно в нем, и счастья не найти.
 А там душа твоя по мирозданьям бродит,
 И дудочка поет, и музыка звучит.
 И за собою в край неведомый уводит,
 Где звезды говорят, и сердце не молчит.
 Там нет ни бед, ни войн, ни запаха наживы,
 Там рядышком живут минувшие века.
 И все мои друзья там бесконечно живы,
 И на моем плече лежит твоя рука...

Один и тот же сон мне до рассвета снится,
Где светит наш костер и вечера тихи.
И будущее там - открытая страница.
И пишем мы на ней, то песни, то стихи.
Ты тоже не грусти, а подожди немножко,
Послушай, как шумит вдали знакомый лес.
И полночи дождись - и лунная дорожка
Скользнет в твое окно, как лестница с небес.
Пусть ветерок ночной легко вплетает в строчки
Мелодию дождя, осколки тишины.
И мы не пропадем с тобой поодиночке
С той стороны Земли, с той стороны Луны...

- Саша? – изумилась я. – Ах, ну да. Его же так звали. В прошлой жизни.  А почему он целует ей руку? Что у него с Лизой? Любовь?!

От удивления я открыла глаза и видение исчезло. Теперь я снова думала о Симоне. И вспоминала фестиваль - с нашими ночными посиделками у костра.

Как там пела девушка с флейтой?

- Как тепло у чужого огня. Как светло у чужого огня.
 Вот сижу у чужого огня, и, как будто бы, нету меня…

А и не надо - чтобы я была. Главное - согреть у огня ладони. Или отогреть душу. Увидеть его отблеск в знакомых и любимых до боли глазах. Просто - помолчать рядом с другом. Ему ничего не надо объяснять про свою жизнь. Друг и так поймет - зачем я примчалась к этому огню через сотню проблем и километров.
И опрокинется купол неба, и будут плыть по нему невидимые в темноте облака. А искры будут кружиться, и улетать в бесконечность...И я не стану грустить о прошлом  и печалиться о будущем. А настоящее будет прекрасным. И мы будем сидеть до утра - плечом к плечу, чувствуя, как тепло от огня наполняет сердце радостью встречи и желанием жить.

А вся суета будней исчезнет вместе с рассветным туманом.

И проснутся птицы. И встающее солнце отразится в капельках росы. А свежий ветер пробежится по травам, нашептывая слова грядущих песен. И по каким бы дорогам мы не ушли потом от этого огня - его свет и тепло мы унесем с собой...

Как бы я хотела снова туда вернуться! И оказаться на фестивальной поляне рядом с Симоном! Но  как? Стоп! Лизавета сказала Патеру какие-то очень важные слова! Вспомнила!
- Музыка - это следы, по которым можно вернуться в любое время…
Значит, надо попытаться это сделать!
И с этой мыслью я, наконец, спокойно уснула…

Когда я открыла глаза, на полу рядом с диваном никого не было, а из кухни дивно пахло жареной картошкой. Ее запах даже перебивал аромат цветущей сирени, ломившейся в открытое окно. Зевая, я выползла из комнаты.

Тэлли колдовал у плиты и даже не обернулся на мое появление.
- Доброе утро! – сказала я, пытаясь пригладить  растрепанные волосы.
- Скорее, добрый день, – рассмеялся мальчик. – Умывайся скорее. Сейчас мы с тобой пировать будем!
- Откуда вдруг такое великолепие? - спросила я, припомнив вчерашнюю черствую горбушку. – Ты кого-то удачно ограбил, пока я спала?
Эльф улыбнулся.
- Нет, конечно! Все гораздо проще. Это плата за вход. Я сказал друзьям, что у меня в гостях – настоящий Поющий. Но – голодный Поющий. Так что, если вечером они хотят тебя послушать, то днем просто обязаны накормить.

Упс! Получается, что у меня концерт?! Очень интересно! У меня еще ни разу в жизни не было домашнего концерта. Да еще и «сольного» к тому же! Точнее, сказать, у меня вообще никакого не было. Никогда. И что же мне сегодня петь?