Обратная связь
...в пути просили книгу о дальних странствиях почитать нам саму себя – помочь настроиться на долгий путь, ведущий по извилистой тропе все выше и выше в горы, поросшие густым лесом. На привалах просили книгу об интригах и приключениях в большом богатом доме раскрыть свои страницы и прочитать пару глав о заговорах и интригах в уютных кабинетах и гостиных – чтобы вспомнить жар очага и тепло дома. Когда останавливались на ночлег и разводили костер – осторожно-осторожно, чтобы не опалить страницы – давали слово третьей книге, книге о любви, чтобы насладиться историей двух любящих сердец. Ночь подгоняла звезды над лесом, сменялась рассветом – мы шли дальше, с каждым шагом все ближе подбираясь к цитадели, где нас ждала неминуемая гибель.
Неминуемая гибель – так говорила книга о любви, не веря в счастливый финал. Неминуемая гибель... – так задумывалась книга о путешествиях, не зная, что будет впереди. Неминуемая гибель? – возмущалась книга о тайнах и заговорах, уверенная, что все будет хорошо, и злодеи будут наказаны. Правда, непонятно было, кто в этой истории будет героем, а кто злодеем – уж не те ли, кто поднимается высоко в гору, чтобы погубить тех, сидящих в величественной цитадели...
По вечерам смотрели на фотографии тех, из цитадели, на фотографии тех, кого знали наизусть – «Звездные странники», «Тайна за портьерой», «Меж двух сердец»...
Смотрели.
Обожали.
Ненавидели.
- ...значит ли это, что литературе пришел конец?
- Ну отчего же, я думаю, авторы будут продолжать создавать свои творения...
- Но какой в этом смысл, когда ничего совершеннее «Звездных странников» уже не может быть?
- Смысла никакого.
- Но почему же тогда...
- ...понимаете, каждая книга хочет быть создана... даже если она понимает, что не станет совершенной...
...мы хотели быть созданы.
Мы были созданы.
Хотя мы знали, что мы...
...мы не говорили об этом между собой.
Никогда.
Даже когда вечерами читали свои строчки, а потом что-нибудь из «Тайны за портьерой» или «Меж двух сердец».
- ...а вам не кажется странным...? – спросила книга о тайнах. Она всегда спрашивала вот так, полушепотом, недоговаривая, будто ожидая, что мы сами догадаемся, что она имеет в виду.
- Что – кажется странным? – спросила книга о путешествии.
- Что мы идем туда...
- Ну, уж если договорились идти, надо идти в конце-то концов.
- Надо... но мы идем туда... и никто даже не пытается нас остановить?
- Ну, они же не знают, зачем мы... – на этот раз не договаривает книга о любви.
- Но посудите сами, как они могут не знать, - книга о тайнах настороженно смотрит в темноту сумеречного леса, за которым виднеются огоньки цитадели бесконечно далеко, - ведь наверняка не мы же первые пытаемся сделать это... – голос книги о тайнах опускается до едва различимого шепота.
- Возможно, - соглашается книга о странствиях.
Наверняка и до нас находились смельчаки... но никто еще не возвращался... А это значит только одно, что все подступы к цитадели охраняются так, что мышь не проскочит.
- Разумеется, - кивает книга о странствиях, - будет не так-то просто...
- ...но почему же тогда все так просто? Мы идем и идем, и еще никто не пытался сжечь нас дотла или разметать страницы по ветру!
- Сплюньте, - не выдерживает книга о странствиях.
- А вам не кажется, что это больше похоже на ловушку?
- Очень похоже, - соглашается книга о странствиях, - но ведь вы у нас спец по всяким ловушкам, вам их и искать...
- Боюсь, все совсем плохо...
- Вы думаете?
- ...потому что я не вижу ни одной ловушки... а они должны быть... просто обязаны...
Сумерки окончательно сменяет темнота ночи, еще не осенней, но уже не летней, - просим историю любви рассказать саму себя, слушаем – вперемешку с потрескиванием хвороста в костре...
Что-то должно случиться, думает каждый из нас, подбираясь к дверям цитадели.
Что-то должно случиться, думает книга о странствиях, сейчас они выйдут нам навстречу, облаченные в доспехи, сжимающие обоюдоострые мечи, чтобы изрубить нас на куски.
Что-то должно случиться, думает книга о тайнах, цитадель откроет свои двери, чтобы тут же захлопнуть их за нашими спинами, заставить нас заплутать в бесконечном лабиринте событий...
Что-то должно случиться, думает история любви, вот мы сейчас пойдем туда, а по дороге все перессоримся, и поубиваем друг друга. Так уже, наверное, бывало со многими и многими, кто пытался одолеть неодолимые идеалы...
Книга о странствиях толкает врата цитадели, - отсюда, вблизи, цитадель почему-то кажется маленькой, даже по-своему уютной, за дверью незваных гостей встречает уютный свет керосиновых ламп, столик, за которым сидят трое великих и недосягаемых, и где стоят еще три кресла, приглашают гостей сесть.
Это ловушка, думает каждый из нас, устраиваясь в кресле.
Это ловушка, думает каждый из нас, принимая из рук хозяев чашку чая.
Это ловушка, думает каждый из нас, угощаясь свежими буквами.
Рассказывайте, - просит «Звездные странники».
- Ч-что... рассказывать? - не понимает история про тайны.
- Как что? Себя, конечно...
- Да я, собственно... не такой ж и идеал...
- Неважно, - кивает книга, - расскажите... себя...
Книга о странствиях рассказывает себя, «Звездные странники» слушает, кивает, терпеливо, внимательно, с неподдельным интересом.
Книга слушает.
Замирает.
Задумывается.
Перо на столе оживает, обмакивается в чернильницу, выводит на бумаге строчки, создавая новую книгу...
Мысль есть, подана ясно. Стиль есть, везде, где что надо. Что еще надо? Идея не новая? Ну так, воплощение хорошее, даже и для не новой идеи.
Просто надо различать, как мне кажется, отсутствие новых идей и идеи заезженные.
То есть, если в тексте есть М и Ж без романтической линии между ними — это не ново. Если у них любофф, это тоже не ново. И то и другое имеет право на существование по тем или иным причинам, и ни за то ни за другое судить не следует, как не следует говорить, что такое было уже везде.
Но если между ними любофф лишь потому что «читатель по-другому не поймет, почему это М и Ж, а любоффи нетуть», тут совсем другое дело, тут идея заезженная до чертиков.
Это самый простой и понятный пример, а есть варианты намного глубже, и не везде использование самой очевидной идеи, потому что читатель/зритель поймет, по мнению автора, только так, а никак не иначе, может быть оправданно. Тогда и возникает ворчание о том, что это не ново и идея заезженная.
На одном конце 100% — заезженные клише, на другом конце мой ПеРоМан, который выдаст историю а-ля на планете Кеплер жила-была экстраполяция, и однажды она захотела приобрести жабу, но между ней и жабой было препятствие — шпионка, которая почему-то не хотела отдавать жабу… То есть нет ничего знакомого читателю, все настолько непривычно и оторвано от каких-либо стереотипов, что человек прифигеет и читать не станет.
Вот насколько нужны читателю были футуристы? А насколько нужны стихи вообще? По-моему, все хорошо тогда, когда попадает в нужное время, нужному человеку. Вот нужно ему в данный момент прочесть именно твой рассказ, потому что он пишет сам и сомневается, а примут ли его, будут ли сравнивать с теми и теми книгами, скажут, что там, вот лучше, а у тебя — фигня. И тут он читает твой рассказ и понимает, что он не один так думает, что не все, что неидеально — фигня, вот есть автор, который тоже считает, что неидеальные книги нужны, и есть комментаторы, которые с ним согласны. И это вдохновляет.
А другого, среднестатистического дзеновца, который после школы литературу в руки не брал, а потому продвигает «классику» без понимания классики вовсе, лишь потому что до сих пор держит в сердце тот подвиг, который сумел совершить там, в школе, одолев эти книги, и даже сдав их на троечку, но, все же, сдав — какое у него может быть мнение, по-твоему? И нужно ли тебе оно, его мнение?
И мне кажется, в частности потому, что не хватает чего-то, привычного читателю.
Если генератор напишет, как шпионка ищет очень редкую жабу себе в качестве домашнего животного, и ни разу не использует свои шпионские способности — читатель не поймет, а при чем тут вообще шпионка. Или история про шалфей, который путешествует по белу свету, покупает билет на самолет… слишком неожиданно и непривычно. Или история про пришельцев, которые помогали земному мальчику, чтоб его не выгнали из дома — а потом им это просто надоело.
Все как-то не по-человечески.
Поэтому я и пытаюсь сейчас собрать стереотипы, с какими предметами-героями что может произойти. Потому что мне кажется, взять известный стереотип и переверуть его или соединить два стереотипа — это что-то новое, да, а состряпать новое совершенно без привязки к чему-то привычному для человека — это читателю не годится…
Привычного, или необходимого?
Ну да, лишние сущности, зачастую, не нужны. Если шпионка ни разу не совершает чего-то, связанного со шпионажем (или нет ни одной связи с ее шпионским прошлым), то зачем было делать ее шпионкой?
С другой же стороны, если она шпионка, то это может создавать атмосферу на уровне восприятия. Или же может быть причина, поначалу непонятная для невнимательного читателя.
Ты спрашивала меня, зачем я делаю персонажей бессмертными и неубиваемыми. Да потому что те приключения, через которые я их пропускаю (если не в начале, то в дальнейшем), простой человек пережить не сможет. И я не смогу брать в персонажи простого человека, именно потому что это свяжет мне руки! Я не смогу выкинуть этого персонажа в открытый космос или пихнуть в огонь, мне придется выкинуть из сюжета космос или огонь, или придумывать массу бытовых объяснений, почему они выжили в космосе и огне.
Так что, простое суждение с механической точки зрения к персонажам часто неприменимо.
Представляю, какая это будет огромная таблица… И не представляю, что с ней делать дальше. Дать генератору указание — выбрал шпионку, а дальше делай с ней что хошь, если в таблице не указано, что надоть делать со шпионкой? Пойдет по заезженным сюжетам. Взять заезженный сюжет, добавить чего-то своего? Что именно взять, чего именно добавить? Перевернуть сюжет? Енто как? Соединить какие-то сюжеты?
Бред. Сверхъестественный персонаж может стать читателю близким не на уровне, что, вот, он обладает такой-то силой, а читатель — нет. Но на уровне моральном, насколько читатель проникнется душой этого персонажа. Насколько важны будут его поступки читателю. Таких примеров полно. Вот прямо на днях смотрела одну критику и прифигевала, почему автор критики разбирает момент душевного слома персонажа (который идет на смерть) и говорит, что это уж слишком, а в комментариях народ пишет, что нет, не слишком, все правильно, он должен был сломаться в этот момент, не должен был хотеть умереть, это нормально… Зрители понимают этот момент на интуитивном уровне, а критик пытается подобрать этому объяснение, и попытка критика приводит его к неправильному выводу.
Это из какого фильма?
А, замечу, что там был типичный момент катарсиса (именно как в древнегреческой трагедии), и никто из зрителей не обратил на это внимание (или обратили где-нибудь ниже, не знаю, всех комментариев не читала). Ну а критик, вроде как, тем более этого не понял.