Всем, кто комментировал и помогал исправлять рассказ, огромное спасибо! Я многое учла. Сейчас готова к дальнейшей критике.

  "Когда-нибудь, милый Ромочка, ты простишь меня и вычеркнешь из памяти. Надеюсь, что ты не будешь искать со мной встречи", – так заканчивалось письмо Юли. Рома достал из нагрудного кармана фотографию, с которой улыбалась ему белокурая девушка. Её тёмное платье уже тогда предвещало недоброе, омрачая трауром светлую юность. На обратной стороне прочёл полустёртую надпись: “Твоя Ю. любит и ждёт”. Жила Юля в соседнем подъезде, училась с Ромой вместе и в школе, и в институте. Потом он ушёл на фронт. А теперь Рома узнал, что Юля, уехав в эвакуацию, выскочила замуж.
Уставившись в одну точку, Рома медленно рвал послание и снимок. Кусочки бумаги беспомощно падали на дно окопа в бурую жижу. Недавно шёл дождь. Словно очнувшись от кошмарного наваждения, Роман растерянно осмотрелся, втоптал в грязь остатки письма всё ещё любимой девушки и, щурясь от припекавшего солнца, криво улыбнулся.
Когда Рома получил известие о гибели родителей, шёл первый снег. Немцы бомбили Москву. Он хорошо помнил, как сидел в землянке: снаружи холодно – руки ледяные. Он не сразу узнал почерк тётки. Тот пожелтелый и измятый листок солдат бережно хранил, как страшное напоминание, дающее силы воевать.
Роман участвовал во многих боях, а ранило всего один раз. В Берлине была весна. Крупный осколок задел голову, пройдя по касательной, – кость уцелела, а те, что поменьше, угодили в руку. Рома, ненадолго потеряв сознание, упал на взрытую мостовую. Горячая кровь, залившая лицо, не успела засохнуть, как он, очнувшись, застонал. Дуновения прохладного ветерка облегчали боль.
У санитарки, перевязывающей раны, были непослушные, выбившиеся из-под берета, тёмно-каштановые пряди. “А у Юли волосы светлые”, - промелькнуло неожиданное видение. Оказав первую помощь, сестричка, будто ангел, растворилась в хаосе боя…
Война кончилась – Рому демобилизовали. Вернувшись в ставший совсем другим родной город, он осознал, что дома больше нет.
"В профессорской квартире - места всем хватит", – настаивала тётя Аня. До войны Роман с двоюродными братьями – ровесником Сашкой и младшим Витькой общался нечасто, но после совместной поездки на море в сознание врезался яркий образ: лето, пляж, сорванцы – словно два рыжих солнца – с весёлым гиканьем бегут вдоль прибоя.
Старший с войны не вернулся, младший замкнулся: стал молчаливым подростком. Всё, что мог сделать для приютивших его родственников, не окрепший после госпиталя Рома, была помощь их сыну с уроками. В такие моменты тётя с дядей, переглядывались и твердили: «Мы все семья». Рома в ответ улыбался, но в глаза не смотрел – почему-то смущался.
Получив диплом, Роман не пошёл в аспирантуру. В стенах университета любая стройная светловолосая девушка напоминала Юлю – он ничего не мог поделать с собой. Отработав по распределению, он устроился в отдел книгохранения библиотеки. “Наконец-то тихо... как в могиле”, – с облегчением подумал Роман.
Вскоре, несмотря на возражения близких, переехал в коммуналку.
Вечерами, бывало, заходил двоюродный брат Витя, иногда – поговорить, иногда – помолчать. И недавно, бледнея, робко признался:
– Мне постоянно снится… что война будет вечно.
– Всё уже кончилось, – ответил Рома и попросил: – Пожалуйста, не думай об этом.
Витька доверчиво закивал. Хотелось сказать ему много добрых слов, чтобы кошмары закончились. Но Рома не знал, как научить рыжее солнце снова смеяться.
Тётя, никогда не жившая в подобных условиях, наивно пыталась хоть немного помочь ему с бытом, а недавно принесла мелкие, но очень душистые яблоки. Рома, взяв себе лишь одно, раздал их соседским детям, ароматный плод остался лежать на столе в его комнате.
Вечером этого дня – на работе, проходя меж стеллажей, он задел рукой полку – упала книжица в мягкой обложке. Видавшая виды – потёртая. "Всемирная история", – гласило название. Рома знал, что вся справочная литература находится в другой части библиотеки, к тому же заинтересовало, что для такого заглавия издание тонкое. Рома уже собрался вернуть брошюру на место, но, не удержавшись, прочёл предисловие:
"Здесь содержится всё, что когда-либо происходило. Нашедший её обязан изменить одно событие в прошлом. Если откажется, то через двадцать четыре часа он умрёт. Затем книга изберёт себе нового владельца".
Решив, что это злой розыгрыш, Рома рассеянно зашелестел пожелтевшей бумагой. Случайно выхваченные слова: "Юлия Иванова пишет Роману Кучеренко о том, что она вышла замуж…" – разрядом тока пронзили сознание.
“Это шутка…" – хаотично листая страницы, хватая ртом воздух, он пытался найти объяснение. Но обнаружились другие подробности, о которых, кроме него, никто знать не мог. Закружилась голова. Там говорилось: о людях, о войнах, об эпидемиях, о рождении, смерти... Неправдоподобно тонкая книга содержала в себе практически всё!..
Если верить предисловию, то он получил возможность изменить свою жизнь.
"Нет, постойте, не только мою, но..." – осенило Романа. Сердце билось, скакало, мешало сосредоточиться. Жаркая пелена застлала глаза. Рома задумчиво погладил обложку.
"Завтра выходной, значит, можно будет обдумать всё тщательно… " – решил он и положил в сумку книгу. Тут же Рому окликнул сторож Игнатьич:
– Пора закрывать библиотеку.
Прихрамывая (говорят, что он был трижды ранен), Игнатьич, с жаром рассказывая одну из бесчисленных баек, проводил его до дверей. Рома рассеянно улыбался.
По дороге домой он отчаянно пытался понять, что же хочет исправить. На общей кухне женщины, толкаясь, готовили ужин. Густой запах пережарено-горелого заполнял коридор. Звон разбившейся посуды, и послышалась отчаянная ругань соседок. Роман поморщился. Проскользнув никем незамеченным в комнату, он на ходу открыл книгу в порыве вычеркнуть Юлину свадьбу. Сел за стол и удивительно быстро нашёл, что искал. Читать было сложно, буквы скакали, в висках стук барабанов. Душно. Бросившись к окну, он приоткрыл скрипучую форточку – повеяло вечерней прохладой:
"Может, Юля видит тоже, что он: как оранжево-алое, затмевая дневную лазурь, разливается по небосводу?" – Стало чуть легче.
Из ящика стола Роман достал фотографию: молодые родители. Такие беспечно-счастливые, родные улыбки – тоской надавили на грудь.
Собравшись с силами, он, проглотив несколько абзацев, узнал, что мама с папой погибли мгновенно. Стоило выйти на пару минут раньше, они бы не оказались под развалинами дома, выглядевшего в мирное время надёжным.
"Родители успели в метро…" – уже собрался он написать, но взгляд скользнул по тексту и сделать этого не дал: в тот день от бомбёжки погибла уйма народу. Рома впился воспалёнными глазами в дрожащие буквы – имена, имена, имена…
Он вскочил, прошёлся по тускло освещённой комнате, лёг на узкую кровать, тут же поднялся, вернулся к столу. Из ящика достал небольшую коробку. Приветливо звякнули награды. Сверху кроваво поблёскивал рубиновой эмалью орден...

***
Руки затряслись. Память выдавила воспоминания: на его глазах Петьке снесло полчерепа. Теперь из всей группы остался лишь он. Сегодня Рома впервые присоединился к тем, чьей задачей было уничтожение танков. Брали туда самых отчаянных.
Приближался “Тигр”, с остервенением вгрызаясь в заснеженную землю. Лязг гусениц напитывал мёрзлый воздух страхом. Рукотворный хищник воплощал в себе бесчеловечное стремление нести разрушения и боль. Рома, вжавшись спиной в стенку окопа, скользнул взглядом по двум бутылкам с КС и связке гранат: "Промахнуться нельзя". За сдерживающим огненную смерть хрупким стеклом зловеще плескалась самовозгорающаяся на воздухе жидкость.
"Лишь бы не разбились в руках, – вспыхнула мысль. - Пора".
Обездвиженный "Тигр" хрипло рычал, задыхаясь в едком дыму. Сквозь пасмурность декабрьского неба, прорывались кусочки равнодушной лазури, но вскоре всё заволокло пеленой клубящейся гари…

***
Рома вздохнул и, собираясь вычеркнуть того, кто вверг мир в кошмар, открыл предыдущие главы. В голове, Бухенвальдским набатом, прозвучал приговор: "Виновен в гибели миллионов… моих родителей, друзей... Если бы не война, то Юля…” – Он сжал кулаки. Казалось, что выбор сделан, но рука вновь застыла.
“Что если дело не единственно в нём?– Роман, ища ответы на череду вопросов, вчитывался в текст. – Что же думал Толстой о роли личности в истории? А вдруг я ошибусь?”
Уже под утро Рома добрался до Первой мировой, но и это оказалось не то. За время, что он перелистывал скорбное, казавшееся бесконечным, повествование, соседи успели в очередной раз поругаться, кто-то даже подрался, хныкали дети. Рома стремительно поглощал главу за главой. Разум целиком поглотила задача – ему не хотелось ни спать, ни есть.
Перед взглядом прошли две тысячи лет, три тысячи... Каждая эпоха была мрачной, по-своему жестокой. Вечером Роман добрался до первых страниц. Его не удивляло, с какой скоростью он осилил обманчиво тонкую книгу.
Хмурясь, Рома читал то, что совсем не ожидал встретить на этих страницах – рассказ о яблоке раздора, однако здесь он лишь частично напоминал древнегреческий миф.

***
Вместо трёх богинь спорили две – мудрость и страсть:
Лучезарнейшие не могли договориться, кто из них получит чудесный плод, на котором чистым золотом было выведено одно только слово – “человек”. Уступать ни одна не хотела. Тогда в судьи пригласили любящих друг друга смертных – мужчину и женщину. Совоокая богиня пообещала, что, получив яблоко, она сделает жизнь людей спокойной, размеренной и справедливой. Прекраснокудрая богиня страсти, дерзко рассмеявшись сопернице в лицо, приобняла мужчину и женщину и принялась убеждать их в том, что существование под гнётом мудрости будет невыносимо унылым, блёклым и предсказуемым, страсть же наполнит жизнь всем самым мощным, ярким, волнующим. Переглянулись смертные и отдали яблоко ей – мудрость исчезла.
В тот же миг мужчина, не найдя в себе сил сопротивляться неистовой красоте богини, бросился в её объятья. Торжествуя победу, страсть закружила его в причудливом танце.
Заламывая руки, всеми забытая женщина опустилась на колени. В траве несчастная заметила камень. Злым огнём запылал её взгляд. Стон боли. Упиваясь накалом страстей, богиня исчезла. Женщина зарыдала над неподвижно лежавшим мужчиной…

***
Минуты тягуче текли, Роман, обводя комнату взглядом, сидел в оцепенении, а на столе лежало кривобокое зелёное яблоко, что принесла тётя Аня. В коридоре слышалась возня. Сделав запись поверх печатного текста, захлопнул книгу, вжал голову в плечи, зажмурился:
"Ни-че-го… Ничего не изменилось. Неужели, отдав лишь треть яблока страсти, а остальное – мудрости, он даже малую толику не исправил? Или всё это злая шутка?.. Нет, так много информации в столь тонкую брошюрку не поместишь… а вдруг то был сон?.. просто сон…" – В поиске объяснений Рома перебирал испуганно заметавшиеся в голове вопросы.
Он обессиленно уронил голову на руки:
"Ошибся…" – Судорожно размышляя, Рома опустил лицо на ладони. Не в силах осмыслить произошедшее, долго сидел без движения.
Трель дверного звонка. Выход из ступора. Непонимающий взгляд проскользил по изменившейся обстановке, ошарашенное сознание уловило до боли знакомый, ласковый голос:
– Милый, откроешь? Ты не забыл, что мы ждём твоих родителей к ужину?
– Иду.