ИСПОВЕДЬ

Удар, еще удар, она уже не чувствовала боли. Ее глаза заплыли, и она не могла их открыть, да и зачем ей это делать, что она могла увидеть?  Грязный пол, носок ботинка, который в любой момент мог опять ударить в лицо. Она уже практически ничего не слышала, только гул, непрерывный гул крови, а может кто-то еще гудел, ей было не важно. Она хотела только одного, чтоб это все прекратилось. Но вот еще один удар и ее ребра треснули, еще один удар и от носа ничего не осталось, еще удар, и наконец, спасительная пустота окутала ее своей темнотой.

Сознание возвращалось тяжело, она по-прежнему лежала на грязном полу, она чувствовала, как мелкий песок впивается в лицо, очень хотелось стряхнуть его, но она не могла пошевелиться, болело все. Дышать она могла тяжело и только ртом, периодически кровь из разбитого носа заполняла горло, отхаркать ее не было сил, потому, что обломки ребер впились в легкие. Оставалось только сглатывать кровь, единственное, что функционировало в ее теле, это горло. Неожиданно смогла приподнять веко. Она лежала на песке, но при этом прекрасно помнила, как падала на грязный паркетный пол. Она попыталась сфокусировать взгляд, но ничего не вышло – песок, один песок и больше ничего. Да к тому же было очень жарко, она чувствовала, как палящее солнце прожигало ее насквозь. Губы давно высохли и обтрескались, очень хотелось их облизать, снять застывшую корочку, но она не могла позволить себе такую роскошь. Кровь из носа ведь не будет течь вечно, а значит и последняя влага, когда-нибудь уйдет из организма. Она не может расходовать такие драгоценнее капли на какие-то губы.

Неожиданно возник звук, шуршал песок, но не от ветра. Ветра здесь не было вообще, только нещадно палящее солнце. Кто-то явно шел по песку в ее сторону. Потом этот кто-то остановился и накрыл своей тенью. Но тень не принесла облегчения, Солнце больше не прожигало ее тело насквозь, теперь горела сама кожа. “Смешно, – подумала она, - я умру не от потери крови, а от того, что сгорю заживо”. Неожиданно в поле зрения ее единственного открытого глаза возникла рука, смуглая мужская рука, с ужасно белыми ногтями. “Почему они такие белые? Интересно это единственное о чем я могу думать в этой жизни, почему такие ужасно белые ногти? Глупо!” Рядом с рукой появилась голова, да это явно был мужчина, смуглый с правильными чертами лица, с черной, густой, но короткой бородой. И почему-то ей показалось это лицо злым. Так и хотелось сказать: “Что злишься дядя?” Но она не могла.

Потом все пропало и лицо и рука, остался только песок и жгуче Солнце. Наверное, это был предсмертный мираж. Но мираж оказался все-таки материальным, мужчина поднял ее на руки и понес. Как часто она мечтала, что вот так же, любимый мужчина поднимет ее непринужденно и понесет на руках. И ей не придется ни о чем думать, ничего чувствовать, просто растворится в мужской ласке. Вот мечты и сбылись, надо быть поосторожней с ними. Смешно. Пустота.

Она очнулась в комнате с каменными сводами, здесь было просторно и не душно, хотя по-прежнему очень жарко. Она повернула голову слегка на бок, рядом с ней сидел тот же мужчина. “И все-таки, его лицо не злое, просто он очень серьезный”. В руках мужчина держал глиняную емкость, в ней он мешал что-то рукой, потом подцепив двумя пальцами зеленоватую жижу, нанес ей на живот. И как только эта жижа коснулась ее, она сразу почувствовала как же больно, она не ощущала до этого момента никакой боли, а теперь боль вернулась сразу вся. Долгий стон вырвался из ее сжатых зубов.  “Тшшш”, произнес мужчина, продолжая намазывать жижу ей на живот. Но как он это сказал! Еще один стон вырвался у нее, но теперь ей не было больно, ей стало хорошо, теплая волна прошла стремительно, как ураган от низа живот прямо в голову.  “Я скоро умру, но по-прежнему хочу сексуального удовлетворения?” Глупо! Пустота.

Сознание не хотело возвращаться, казалось, она купалась в меду, но постепенно чувства восстанавливались, сначала она почувствовала свое тело, оно не болело, но и пошевелиться не могла, словно какая-то корка сковала всю кожу и сделала ее абсолютно не эластичной, любое движение могло просто разорвать в клочья.  Глаза. Кажется, она могла их открыть. Комната не изменилась. Рядом с ней в кресле дремал спаситель. “”Где я?”, выдохнула она. Спаситель положил руку на ее голову: “Сейчас тебе нужен только отдых! Когда-нибудь ты вспомнишь все”.

Когда-нибудь ты вспомнишь все.…  Надо попытаться. Она закрыла глаза. Ее квартира была маленькой и самая маленькая ее часть - прихожая, просто квадратная коробка с обоями, в которую выходило аж восемь дверей: две комнаты, туалет, ванная, кухня, входная дверь и два стенных шкафа. И если все живущие в квартире разувались, то развернуться в прихожей было практически невозможно. Теперь же все пространство занимал полуразвалившийся на полу пьяный муж. Вот уже минут 10 как он вернулся домой и отчитывал ее.

- А за что тебя уважать? Ты ни фига не зарабатываешь. А! Почему я должен все тащить один. Я тебя устраивал к знакомым, но нет, ты послушалась свою мамочку! Пошла в науку! Нет, ты посчитай, сколько мы из-за тебя денег потеряли!  Вот уйду я от тебя, что ты будешь делать?! С голоду все сдохнете, а я ни копейки вам не дам! Я буду жить в отдельной квартире, меня будут возить на белом мерседесе и платить сто пятьдесят тысяч, а вы здесь будете сопли живать со своей мамочкой! Ха-ха-ха! Муж засмеялся таким противным смехом, от которого сразу хотелось врезать ему в челюсть с ноги.

- Я вам не дам ничего! – закричал опять муж, глаза его были как у бешеной собаки, в углу рта застыла слюна. Он грозил ей своим пальцем, как же ей хотелось сломать этот палец! Но она этого не сделала, просто развернулась и ушла в комнату. А муж все продолжал кричать ничего не дам сука, ничего… Он смеялся и сам себе хлопал. Надо просто подождать, потерпеть чуть-чуть, он скоро вырубится. Но вопли за дверью продолжались, и каждый такой крик вбивал ржавые гвозди в ее и так растерзанную душу. Обидным в его словах было все, каждое слово. Он называл ее сукой, ее, которая жила с ним вот уже восемь лет, она даже не пыталась ему изменять, она родила ему двоих детей, но все равно была сукой. А вот какая-то б…, которая встречается с ее мужем, так та хорошая, потому что зарабатывает. А она работала в институте, зарабатывала буквально гроши, квартплата составляла ровно половину от ее зарплаты. Но при этом, она же не тратила на себя ни копейки и ничего не просила у мужа, она не пользовалась косметикой, она не покупала себе вещей, единственные ее личные траты это триста рублей на интернет в месяц. Все остальные деньги свои и мужа она тратила на продукты, которыми кормила всю семью. Но самое обидное в его словах было даже не это, больше всего ее задевало, что муж постоянно сравнивал ее с “мамочкой”. Единственный человек которого она действительно ненавидела была ее мать. Всей свое жизнью, всеми своими поступками она хотела показать, что абсолютная противоположность матери, но вот каждый раз пьяный муж говорил ей, что она такая же как ее “мамочка”.

Она прислонилась к окну и заплакала, тихо заплакала, чтоб не разбудить детей, и хоть муж орал на всю квартиру, дети спали. А она не могла позволить себе проявление эмоций, потому что дочка сразу бы донесла бабке, что мама плакала, тогда бы ее “мамочка” развязала бы скандалы, чтобы исправить жизнь дочери, но от этих скандалов становилось только хуже… Она ничего этого не хотела, она не хотела этого вспоминать, она не хотела вспоминать, она открыла глаза.

Все та же комната, только никого рядом. Она скинула простыню и попыталась сесть. На удивление это удалось легко. Боли нет, только небольшая слабость и очень хотелось пить. Надо найти воду. Она встала на ноги, коленки слегка дрожали, но все же смогла дойти до двери, открыла ее и увидела коридор, почти бесконечный, справа он растворялся в полутьме, а слева можно было различить лестницу. Туда она и отправилась. Когда-то ее очень часто мучили кошмары с разорванными лестницами, ей никак не удавалось попасть домой, постоянно приходилось подниматься и спускаться. Но это была обычная лестница,  и уже через десять ступенек она оказалась на первом этаже. Здесь намного светлее чем на верху, а прямо перед ней деревянная дверь, скорее входная, потому что рядом стояли сандалии, запыленные от постоянного хождения по улице. Справа от двери начинались стеклянные створки, она подошла к ним. За стеклянной панелью была комната, разделенная каменной перегородкой на  две части, справа - кухня, слева обеденная комната, и в этой комнате во главе стола сидел ее спаситель и читал книгу. Она вошла совершенно бесшумно, но он все равно ее заметил и оторвался от книги.

-Ты уже проснулась? Тогда сделай нам что-нибудь поесть, - и опять уткнулся в книгу.

И все… Как-то очень странно. У него в доме неизвестно сколько времени пролежала совершенно незнакомая, избитая девушка, а он даже не поинтересовался как ее зовут. Она только что смогла встать с кровати, а он ей приготовь еду! Хотя с другой стороны, что это он должен за ней ухаживать, спасибо надо сказать человеку, за то, что не дал засохнуть в пустыне, принес домой, выходил. Руки, ноги шевелятся, так почему бы и не приготовить поесть. Сначала надо поставить варить мясо, пока вода закипала, она пыталась понять, что вообще тут делает. Да ее избили, каким-то образом она оказалась здесь. Раньше она жила в холодной стране, а здесь жарко, очень жарко. Память удивительная вещь, только она доказывает, что мы существуем. Память обманывает, пропадает, но все равно мы знаем, что существуем, и хоть совершенно не помним, что скажем делали 25 августа три года назад, но мы знаем, что тогда существовали, потому что где-то в памяти этот миг сохранен. Но вот как вытащить нужные воспоминания, и что нужно вытаскивать? Кто она есть на самом деле? Но она же существует, вот прямо сейчас она видит свет, чувствует жар, идущий от кастрюли, слышит звуки, так что же ей хочется знать о своей жизни? И так ли важно кто ты был раньше, важно кто ты сейчас. Руки знают свое дело, они чистят и режут овощи, солят суп и все это кажется идет отдельно от головы. Ведь если подумать, рука двигайся, она не сдвинется, здесь нужно что-то другое, тело живет своей жизнью отдельно от души. А что такое душа? Тот бесконечный мыслительный процесс, что посылает вызов вечности: Я существую!!? Так есть ли жизнь после смерти?

Она разлила суп, и отнесла тарелку спасителю, сама осталась есть на кухне. Кто я? Что здесь делаю? И главное, что делать дальше? Уйти? Куда? Она не знает откуда пришла, ей некуда возвращаться. Память опять играла в игры. Почему она помнит, что в ее стране было холодно, и как она оказалась здесь? Остаться нельзя… почему нельзя? Подчиняясь какому-то внутреннему порыву она вышла в коридор и открыла дверь на улицу. Пустыня, так она могла описать все нахлынувшие на нее ощущения. Она видела перед собой улицу, та казалось неубранным полом, какого-то давно заброшенного дома, везде пыль и песок, не хватает только паутины, но пауки вряд ли выжили бы в таком пекле. Солнца не видно, но под его смертоносными лучами раскалилось даже небо, оно было не голубое, а бледно желтое, покрытое предсмертными белыми пятнами. Был еще дом бесконечно длинный, двух этажный с плоской крышей и анфиладой окон. Окна не обычные прямоугольные, а закруглялись к верху. Но жизни в этом доме не было, черные пустые окна, стены похожие на спрессованный песок. Бесшумно проскочило по улице перекати поле. Вот и паутина подумала она и закрыла дверь. Идти абсолютно некуда. Пустота на улице и пустота в душе.

Она вернулась к своему спасителю. Его поза не изменилась даже ни на миллиметр. Он сидел за столом и читал книгу. Она стояла в дверном проеме, о чем говорить? Что спросить? Кто я такая? Спаситель положил книгу на стол и посмотрел на девушку.

-Мне некуда идти, сказала она

-Оставайся здесь.

-Но как я могу здесь остаться, если я даже не…

Но спаситель не дал ей договорить

-Оставайся, как моя жена.

-Жена?

Он резко встал, пересек комнату, взял ее за руку и вместе с ней вышел на улицу. Оказалось, что справа от их дома, стояла небольшая каменная хижина с соломенной крышей. Вместо двери – дыра в стене, которую заботливо прикрыли занавеской. Прислонившись к белоснежной каменной стене, сидел старичок с редкой, но очень длинной седой бородой, на голове куфия, и одет в такие же как дом белоснежные одежды. Хоть старичок сидел, его вытянутые вперед руки, опирались на деревянную палку, а сам он, не моргая, смотрел в небо.

Спаситель повернулся к старику и показывая на девушку сказал

-Теперь она моя жена.

Старик никак не отреагировал на данное заявление, но спасителю это оказалось достаточно, он развернулся и завел ее в дом.

-Теперь ты моя жена, сказал спаситель и поцеловал ее долго и страстно, так как она всегда мечтала. Она даже не заметила, как они оказались в комнате и без одежды, он ласкал ее. И все это был так как ей всегда этого хотелось, и она даже не сопротивлялась, все произошло так быстро и неожиданно. Да и хотела ли она сопротивляться? Хотела. Где-то на самой далекой границе сознания возникла предательская мыслишка, а как же муж? Не этот, раньше у нее был муж, она не помнила ни имени его, ни где они жили, она просто знала у нее был муж. И от него в ее чувствах осталось только унижение, но он все-таки муж, не предает ли она его сейчас? И тут волна наслаждения, которую дарил ей спаситель, или теперь уже муж, накрыла ее с головой, и всякое сопротивление потеряло смысл. А потом она лежала нагая в его объятьях и ни о чем не думала, вообще ни о чем. Только отмечала чувства, что после бури эмоций остывали вместе с ее телом. Слушая свое дыхание, она уснула.

Когда открыла глаза, ничего не изменилось, она по-прежнему лежала в обнимку со своим мужем-спасителем, а он в свою очередь держал одной рукой книгу, повернув ее к свету и читал.

-Наверное я должна уйти к себе в комнату?

-Нет, можешь остаться здесь.

-А могу я узнать как тебя зовут?

-Мое имя Мансур.

-А как зовут меня?

-Я буду звать тебя Махфуза.

Когда она проснулась вновь, в комнате никого не было. Махфуза встала, оделась и пошла в столовую. Там все так же, в неизменной позе сидел и читал Мансур, но стоило ей только появиться в дверном проеме, как он отложил книгу и сказал: “Махфуза, твои дети хотят поговорить с тобой.”

“Махфуза, Махфуза, Махфуза”, постоянно повторяла она про себя, пока ехала с мужем в машине, нет, не ее это имя, и нужно ли вообще имя? Ведь она это по сути она, вот только в чем эта суть? Бесконечный двухэтажный дом с плоской крышей и анфиладой окон резко оборвался, и они выехали на очень многолюдную площадь. Люди хаотически перемещались и говорили. Говорили все сразу, разговаривали с рядом идущим или сами с собой, от этого на площади стоял гам и в этом шуме невозможно было разобрать ни одного конкретного слова. Обогнув половину площади по пологой дуге, муж остановил машину у одноэтажного здания в пять окон, над дверью здания висели буквы, с облупившейся красной краской К А Ф Е.

- Они придут сюда. Ты можешь уйти с ними, я тебя не держу, я буду ждать до четырех часов, если не придешь, я пойму что ты ушла.

Он достал откуда-то снизу книгу и стал читать.  Она же вышла из машины и отправилась к кафе. Там была приятная полутьма, прохладно, а главное оглушительно тихо, после безумной площади.  За самым дальним от окна столом никто не сидел, и она направилась туда. Все остальные столики были заняты, где сидел один человек, где целые компании, в полной тишине они пили чай или кофе, наслаждаясь их вкусом. Стоило ей сесть, как сразу подошел официант, поставил перед ней чашку с чаем. Дверь в кафе отворилась, впустив на долю минуты шум и свет улицы. Она увидела их! Да это были ее дети. И хоть они давно уже выросли и стали взрослыми, самостоятельными людьми, это были ее дети, и наверное, только сейчас она поняла, что это дети. По сути она была плохой матерью, она не любила с ними разговаривать, она не любила с ними играть, она не учила их говорить, читать, писать, считая это все естественным процессом, когда надо сами заговорят и зачитают. Она уделяла слишком мало своего душевного времени им, в своих мечтах, она видела их уже в будущем, как она со стороны будет наблюдать за их взрослой жизнью. Только наблюдать и никогда не вмешиваться, каждый сам должен нести свою голову на плечах. Поэтому так и получилось, что из двоих детей, ее не было ни одного. Сын был “папенькиным сынком ”, отец его обожал, души в нем не чаял, сам купал его, приучал к горшку, гулял с ним, играл. А дочка была бабушкиной внучкой. И это было самое обидное. Бабушка, которая своей родной дочери орала “Делай аборт!” И теперь эта же бабушка, позиционировала себя, для своей внучки, не как бабушку, а как мать.  Она даже звала ее не по имени, не внучкой, а дочкой. И теперь эти дети, которые были такими родными и такими далекими, пришли к ней.

-Здравствуй, мама!

-Здравствуйте, мои дорогие!

-Мама, мы приехали за тобой.

-Зачем? Я теперь буду жить здесь.

-Мама, это не серьезно! Здесь никто не уважает женщин, здесь тебя буду унижать и бить. Я не понимаю, почему ты так хочешь остаться?! У нас есть все возможности, забрать тебя… даже если твой муж будет возражать.

-Милая меня никто не держит…

-Мама, мне ты можешь говорить все что угодно, но мы знаем…

-Прямо, слышу интонации твоей бабки, надеюсь, ты все еще помнишь, что она тебе все-таки бабка, а не мать. От возмущения Махфуза заскрипела зубами, - Ты у меня девушка взрослая, поэтому я тебе скажу. Когда я забеременела тобой, мне было двадцать лет, взрослый человек, но твоя бабка кричала мне: делай аборт! И если бы я ее послушалась, то тебя сейчас не было бы, не кого-то другого, а именно тебя! И все что она делает сейчас, то это только искупление этих слов. Но при этом она никогда не просила за них прощение. Никогда! И она настолько лицемерна и лжива, что никогда не признается в том, что это говорила она. Но это так, лирическое отступление…. Теперь о моей жизни здесь. Да, я ношу одежду, скрывающую мое лицо, но кому его показывать, хвастаться смотрите какая я красивая! Да я слушаюсь во всем мужа и сижу при этом дома.  На родине, да, я ходила с открытым лицом, но разве это что-то меняло? Я так же сидела дома, у меня был только один маршрут, работа, забрать вас со школы, дом. И что я за это получила? Постоянные обвинения в связях с какими-то мужиками? Хотя я ни разу не изменяла своему мужу, у меня не было даже такой возможности. Я отказалась от всех друзей, я отказалась, ради него, даже от всех родных! И получила жизнь в постоянном унижении! Здесь никто не говорит мне ничего плохого, здесь уважение зависит не от величины моего заработка, а от моих поступков.

- Но как же папа? Он очень скучает без тебя!

-А как же я? Я вашему отцу прощала все измены, пьянство, я каждый день давала ему второй шанс. И при этом каждый мой недостаток высмеивался. А здесь меня любят, здесь никто меня не высмеивает, здесь никто, как моя “мамочка” сначала не говорит мне какая ты хорошая и умная, а потом сразу же дрянь и выродок. И главное здесь никто не заставляет делать меня выбор между матерью и мужем.

В порыве отчаянья она подскочила со стула, она никак не могла остановить этот разговор, слова сами вырывались из плотно сжатых губ.

-Из вас никто не приехал выслушать меня! Вы приехали меня забрать, потому что сами решили, что мне здесь плохо. Но мне здесь лучше, в миллион раз лучше, чем дома! Я всегда растила вас самостоятельными людьми, думающими о других, но бабушкины ласки и отцовский сахар разъели ваши глаза! Вы не видите дальше собственного носа! Я всегда буду рада вас видеть! Но приезжайте только тогда, когда захотите видеть меня, не изменить мою жизнь, не прочитать мне тонну нотаций, а увидеть меня!

С этими словами она бросилась прочь из кафе, прыгнула в машину и зажмурилась что есть мочи. Но это не помогло, она все равно заплакала, рыдания душили ее, не хватало воздуха, она зарыдала, завывая в голос, слезы лились рекой, а тело содрогалось в конвульсиях. Ее же муж не проявлял к ней никакого внимания, он вел машину, так, будто ехал совсем один. За стеклом тянулся бесконечный дом с пустыми окнами. Из одного окна вдруг вырвалась штора и затрепетала на ветру. Все окна пусты, безжизненны, и за этим окном - только тьма и холод. Но белая штора выпрыгнула из него и хлопала на ветру как птица, что хочет взлететь, но жесткий поводок карниза не давал это сделать! Рыдания прекратились сами собой, неведомая сила, пытавшаяся вырвать сердце из ее груди, отступила, как только они подъехали к дому. Она вышла из машины, практически не слушающееся тело донесло ее до двери, но стоило переступить порог, последние силы оставили ее, она рухнула на пол и провалилась в небытие.

И такая спасительная, облегчающая неизвестность длилась недолго, даже туда проникла ее мать. Она возникла прямо в пустоте, пыталась что-то говорить, но Махфуза не слышала ее, она не хотела чтоб мать проникла сюда, чтобы здесь… здесь… здесь…

ЗДЕСЬ с этой мыслью она подскочила на кровати. Рядом лежал Мансур, глаза его были закрыты, дыхание ровное и глубокое, он мирно спал. Она вдруг поняла, что всегда знала, всегда понимала, но осознание появлялось только сейчас. И вместе с этим чувством, подобно десятиметровой волне, разрушающей на своем пути все преграды, страх заполнил ее существование от кончиков пальцев до корней волос. Страх пытался затопить осознание, загнать его обратно в глубины души. Махфуза не могла пошевелится, она не могла дышать, смотреть и слышать. Она беззвучно наблюдала, эту бурю, бушевавшую внутри, как волны панического страха бились о разум, как осознание очень тяжело поднималось из спокойный бесконечных глубин, к бурной сметающей разум поверхности. Она вскочила с кровати и побежала к двери. Только одно могло ее успокоить, она должна открыть двери, посмотреть направо и увидеть старика. Но стоило приоткрыть дверь, стоило увидеть эту пустую улицу, этот бесконечный дом с безжизненными окнами, она поняла, что не сможет сделать ни шага вперед, она не сможет повернуть голову направо. Осознание победило окончательно, она знала, что не увидит там больше старика, смотрящего в небо, она  увидит там вечность.

Она попятилась и наткнулась на Мансура. Он нежно обнял ее, поцеловал в шею и склонил голову на ее плечо.

-Скажи, Мансур, мы ведь умерли?

Она не хотела, она не ожидала, она не думала, она противилась, но она знала, что он ответит.

-Да!

И сразу все отпустило, страх ушел, растворился в небытие, вместе с ним ушли все чувства и ощущения, стало пусто и легко. Она вспомнила все, она действительно вспомнила все!

-Где мы?

-У меня дома.

-Здесь есть дома?

-Когда-то я действительно жил в этом доме, я тебе покажу. Он развернул ее в сторону кухни, там суетились две девушки в длиннополых одеждах, в хиджабе, они пытались усадить за стол трех малышей, но те шалили и не очень-то слушались. Слева в столовой, в гордом одиночестве сидел мужчина очень похожий на Мансура.

-Это мой сын, со своей семьей.

-Но почему я оказалась здесь? Я же не твоя жена, не сестра, не любовница даже. Я ведь никогда с тобой не встречалась, я жила в другой стране у меня была своя семья…

Мансур развернул ее лицом к себе и посмотрел в глаза, в его взгляде не было никакой серьезности, строгости, это уже был совершенно другой человек.

-Потому что ты этого хотела, ты хотела оказаться как можно дальше от своей семьи, от своей страны, от всего что тебя когда-то окружало, ты хотела защиты.

-Но почему именно ты?

-Потому что я тоже должен был понять… - теперь он старательно не смотрел ей в глаза, его пальцы теребили локон ее волос, - у меня была жена, удивительная девушка, такая чистая…, а я не видел, ничего не видел, и я поверил навету, поверил, что она мне изменила, хотя если б я только попытался узнать ее, то понял, что это совершенно невозможно для нее.

Он надолго замолчал, руки повисли бесполезными плетьми вдоль туловища, он смотрел куда-то вверх, вдаль, на раскаленное небо. Каждое слово причиняло ему боль.

-Я поверил всему, что мне говорили... Как изменницу, ее забили камнями, я не мог на это смотреть и ушел, но мне передали, что ее последними словами было “Мансур не уходи, только не уходи”. Она умирала в одиночестве и страшных муках, а я ушел.

Он закрыл глаза и долго молчал, три раза он пытался что-то сказать, но губы беззвучно шевелились, он тяжело вздыхал и опять молчал.

-На следующий вечер я пришел домой, чтобы убить детей, я думал, это не мои дети, но меня остановили, мне рассказали правду, я бросился обратно, ее тело уже сожгли, мне не осталось ничего, ничего…Я как-то прожил свою жизнь, даже не помню как, дети выросли, завели свои семьи… И вот однажды я шел домой, было очень жарко, я упал и весь песок вокруг стал черным, это был пепел, ее пепел... Я стал собирать его, долго… не знаю сколько прошло времени, да и имеет ли время смысл… и когда я собрал весь пепел, когда песок вновь стал желтым я увидел тебя… ты так похожа на нее, я принял тебя за нее...

Взгляд Мансура просветлел, он пытался заправить за ухо ее непослушный локон.

-А как же она?

-Она будет ждать, она всегда будет меня ждать, но я должен помочь, ты должна понять, Бог любит тебя! Мы можем снова возродиться, прожить жизнь вместе, чтобы ты больше никогда не ощущала себя одинокой в своей семье, я могу быть братом, мужем, кем захочешь, я всегда буду рядом.

-Я так не могу, она опустила голову вниз и посмотрела в пол, но не нашла обычной опоры, стены дома давно исчезли, растворились, они находился где-то без времени и пространства, здесь было много света, и ни одной четкой границы или линии.

-Я не могу, повторила Махфуза. Она тебя ждет! Иди к ней, я справлюсь, я со всем справлюсь.

Она посмотрела на Мансура, в глазах стояли слезы, но она улыбалась, губы почти бесшумно прошептали “иди”. Мансур крепко обнял ее, поцеловал в голову, потом отстранился и долго держал за руки, постепенно он стал исчезать, где-то за его спиной мелькнул женский силуэт.

-Помни, Махфуза, Бог любит тебя! Бог любит тебя! - сказал Мансур и исчез окончательно.

В душе стало пусто, Махфуза безвольно опустила руки, подняла вверх голову, закрыла глаза. “Бог любит меня, Бог любит меня”, шептала она, и какая-то неведомая сила стала наполнять ее новой энергией, она чувствовала, как вся вселенная, во всем своем бесконечном многообразии, поместилась внутри нее, как энергия возрождается и пытается пролить свет в новый мир, она зарыдала, и вместе со слезами энергия выбралась наружу, заливая потоками света все вокруг, сдерживаться не было больше сил, и Махфуза закричала.

-Так мамочка смотрим кто у нас? Девочка! Такая хорошенькая!

Громкий, режущий крик младенца оглушал стены родильного отделения, опытная акушерка перерезала пуповину, ребенка положила маме на грудь и он быстро успокоился. А через пятнадцать минут в квартиру сто двадцать пришло ММС, малышка туго запеленатая, в смешном чепчике, очень серьезно смотрит в объектив телефона. Папа тут же растолкал сына:

-Смотри Кирилл, у тебя родилась сестренка.

–Красотка, - сказал сын и зарылся в подушки, досматривать сон дальше.

Вселенная постепенно успокоилась, энергия больше не клокотала беспорядочными потоками, пришел умиротворяющий покой. Малышка засыпала, и слышала, голос, который всегда будет рядом: “Бог любит тебя Махфуза! Бог любит тебя!”