Я забываю об этом.

О пройденном круге и о предстоящем секторе, о том, как журчит механизм по ту сторону мира. Минуты с секундами обгоняют меня: фр-р! – и скрылись за поворотом. Настоящая встреча с ними у нас одна – в полночь.

Моя жизнь течет медленно и незаметно, как часовая стрелка. Одна из них. Здесь у нас много часовых стрелок.

Пространство вокруг видится мне, словно циферблат. Наверное, потому что в нашей действительности нет часов.

– Который час? – обращаюсь к прохожему.

Мне адресован в ответ удивленный взгляд из-под полей шляпы.

– Час? Что такое час? – и прохожий торопится за угол.

Это была минутная стрелка. Я – часовая. Медленный путь мой лежит от конца переулка к его началу. Несколько раз меня чудом не сталкивает с ног секундная.

Как получается, что в обоих концах переулка темно, если в центре – свет? Дохожу до угла и забываю об этом. Новая улица.

Я – часовая стрелка, но откуда мне знать, что такое стрелки?

Изо всех частей города видна башня, настолько высокая, что мерещится, будто бы небеса нанизаны на ее шпиль. Может быть, это ось мира, недаром квадратная. На каждую сторону света обращено по белому кругу под самой крышей. Круги пусты. Здесь должны были быть циферблаты, но нет на них никаких знаков, ни стрелок.

Не башня находится в городе – город вокруг нее. А под ногами, под мостовой, шумит механизм, и мне слабо слышится тиканье той самой шестеренки, которая меня движет.

Новая улица чуть светлее, в ее дымке мелькают секунды, бегут минуты, неспешно фланируют часовые, как я. Тихо стучит шестеренка. Прохожу улицу до конца. Забываю об этом.

Что-то не так. Кажется, меня ищут. Что-то не так… ни одного входа в дома. Что-то не так… стучит в голове. Что-то не так… в какой голове?

– Что у меня с головой? – спрашиваю прохожего.

– Голова? А что это такое?

У него нет ни глаз, ни шляпы.

Целый год прошел (что такое «год»?) прежде чем мне удалось завязать знакомство. Часовая стрелка, ни имени, ни головы, но есть шляпа. Идем и болтаем о пустяках. Разговор примерно такой:

– …Вон тот дом – зеленый…

– …А у того двери коричневые…

Действительно, теперь у домов есть двери и даже окна.

– …Тот прохожий спешит…

И так далее. В этом мне чудится некий прогресс. Лишь бы не забыть об этом. Движемся мы со Шляпой шаг в шаг и бок о бок. Радует, что приятель не видит повода идти своим путем.

Еще через год мы нашли в свою компанию третьего. Что-то вроде знака вопроса, и тоже часовой. Начинаю уже подумывать, чтобы заангажировать к нам минутную стрелку. Но они летают чересчур быстро. Не поспеть.

Вот удалось отыскать и минутную, а та привела с собой целую компанию. Никого здесь не знаю по именам. У них и характеристик-то нет, главное – пробегают быстро. Но зато бегут нашим путем.

Мы идем, отмечаем дома и прохожих, а я все гадаю, почему мне известно про часы, а им – нет.

Внезапно и Знак Вопроса стал слышать свою шестеренку под мостовой. Когда он об этом сказал, я ужасно обрадовалась. Или обрадовался? Они не знают про то, что бывает два пола… или три? Десять? Что-то и я не помню подробностей. Не все теперь забывается, когда нас встречают темные концы улиц, но вопросы, ответ на которые я ищу, становятся блеклыми и незначительными.

Однажды я спрашиваю, показывая на башню:

– Почему на ней белые круги?

Знак Вопроса молчит. Он не умеет отвечать, кроме как вопросом же. Шляпа задумчиво чешет тулью.

– Что ты такое делаешь? – интересуется притормозившая минута.

– Что делаю?

– Рукой, рукой. Зачем тянешь палец в небо?

– Не в небо, а к башне. Показываю на нее.

– Показываешь? Это как? – и убегает.

Словно секунда неуловимо, в нашем с ней диалоге блеснуло важное понятие – суть всего, что вокруг творится. Все эти стрелки не знают чего-то особенного. Чего? Есть одно слово, только бы вспомнить, вспомнить… в нем смысл моего пути.

Но в этот момент мы вступаем в еще один переулок.

Диалог с минутой остался в памяти. Вообще, замечаю, что чем больше народу у нас в компании, тем меньше важного забывается. Проходит еще один год, и нас целая толпа. Мы – сила. Какими бы узкими ни были повороты, мы, часовые, переступаем тьму новой улицы синхронно и не толпясь. А я все поглядываю на башню. Чего стесняться? Время от времени на нее показываю и задаю всем один и тот же вопрос про круги. К моему жесту давно привыкли. Важный жест, но я не могу никак вспомнить, зачем он нужен. Что я пытаюсь продемонстрировать? Круги на башне? Или что-то невыразимое?

Все уже слышат свои шестеренки. Но это, мне кажется, не дает ничего. Тупик.

Мы зашли в тупик. Я стою и смотрю на стену. Все стоим и смотрим.

Тупик. В кирпичных стенах по бокам – двери. Как и везде – двустворчатые. Почему мы не можем зайти в них?

Пока я раздумываю, часовые становятся более блеклыми. Шляпа почти прозрачная, Знак Вопроса – поник. Какой-то худенький стал, будто восклицательный знак. Минуты, секунды, которые с нами шли, уже не мелькают, столпились вокруг. В голове крутится: что же делать? Время остановилось! Часы стоят!

Наверное лишь в тупике способны явиться в голову гениальные мысли. Есть же обратное направление!

Конечно, обратно идти нельзя – это все равно что повернуть время вспять. Но главное, ведь, что я знаю то важное слово, то понятие, которое крутится вокруг меня годами. Направление!

Все это время мы не искали пути, направление выбирали за нас шестеренки. Сейчас же нужно решить. Назад? Нет. Шестеренки нельзя повернуть обратно. Путь один: в дом. Мы считали, что нас не пускают в дома, но откуда нам было знать, если мы никогда не пробовали войти?

Открываю одну из дверей. За ней – кирпичи.

Знак Вопроса вдруг оживился, начал стучать в кирпичи рукой, словно думает, что ему откроют. Стоп, а откуда у него рука? Не знаю, и посмотреть еще раз не могу, потому что стою лицом к противоположной двери. Раздвигаю створки. Тоже кирпичи.

– Куда ты хочешь попасть? – выскакивает из-за спины любопытная секунда.

Верный вопрос. Направлению нужна цель. Не просто «в какую сторону», а «куда»!

– В башню. Я хочу попасть вон в ту башню!

И привычным жестом указываю в туман над стеной тупика, на дымчатую, слепую ось города, воткнутую головой в небо. Вот у чего в самом деле есть голова. Мне туда.

Я не успеваю опустить руку, как Шляпа заново открывает двери. За ними нет теперь кирпичей, только тьма, как в конце переулка. Мы всей толпой переступаем порог в тусклый коридор.

Годы снова проходят без новостей. Нам известно, что мы идем в эту башню, к часам, нам следует найти лестницу, но теперь нас ведет коридор. Снова мы не выбираем сами свой путь. Нам даже не попадаются двери. Все время идем и болтаем. Обсуждаем цвет стен. Из коридора в коридор. Ко мне вдруг слетает новая мысль.

– Слушай, – говорю Шляпе. – Дверей же нет.

– Ну да, нет.

– Так почему бы самим не сделать?

Каким образом сделать двери? Пробить эти гладкие стены, сколотить коробку из досок… Может, нарисовать?

– Придумать, – говорит Знак Вопроса.

Удивил всех. Не спросил – утвердил! Похоже, нарочно. Стоит смеется.

– Ладно-ладно, – кивает он, очень довольный произведенным эффектом. – Хотите, чтобы я спрашивал? Как выглядит дверь?

– Коричневая, – считает Шляпа.

– Белая, – не соглашаюсь я.

По обе стороны коридора мы видим двери. Одна коричневая, другая белая. Но обе без створок, лишь два неясных прямоугольника.

– Коричневая, двустворчатая, раздвижная, в дверной коробке! – чеканит Шляпа, пока я туго соображаю, что делать.

И вот, пожалуйста! Дверь уже четко оформилась, сворки раздвинулись, Шляпа летит туда вместе с толпой секунд.

Не увидеть мне больше Шляпу, он превратился в секунду.

Но прежде чем переступить порог, я объявляю:

– Это дверь к лестнице в башню, под самую крышу, к белым кругам.

Мы в башне. На самом верху, как заказывали. Глядим на город через стеклянные полуматовые круги. И ничего нового. Ни выхода, ни направления. Туман застилает город, смутно темнеют дома, мелькающие секунды высвечивают собой улицы.

– Куда тебе надо? – спрашивает мой друг Знак Вопроса.

Я думаю целый год, а затем говорю:

– Мне на выход.

Знак Вопроса преображается, сливается с толпой секунд. Да, надо на выход, но выход где? Вижу Шляпу – он мельтешит у соседнего круга. Прошу его дружеским тоном:

– Сделай мне дверь, пожалуйста.

Он прямо на круге, где следовало быть циферблату, нарисовал широкие двери, похожие на лифтовые. Снова две створки, снова и снова, как во всем городе… За ними кабина, а выше горит надпись: «Выход».

Я собираюсь войти в кабину, но чувствую, что не могу сделать шага. За мной же толпа секунд и минут, им обязательно надо идти со мной, а они стоят. Что происходит?

Стук под городом ускоряется. Пытаемся и пытаемся войти в лифт, но нас словно бы пригвоздило к месту. Грохот часов все громче и громче, уже не разобрать голоса наших шестеренок в нарастающем вопле обезумевшего механизма. Башню начинает трясти, секунды с криками бегут в разные стороны. Я зову их, зову, а они мельтешат, паникуют. Приходится собирать мысли, искать аргументы, пытаюсь внушить им, что надо на выход, тогда все плохое кончится, но никто не слушает. Да почему же мне надо с ними? Или им надо идти со мной?

– Вы – это я!!!

Весь город – я!!!

И нам надо НА ВЫХОД.

Наконец-то я ощущаю материю, из которой созданы эти дома, эта башня, каждый брусок кладки улицы, двери, окна и фонари! Все это во мне, в моей коже и на моих пальцах. Я кидаюсь со всем этим к лифту, и вижу, как в него всасывается пространство. Интерьер башни изгибается необычной воронкой, и все за ней, и все секунды с минутами, и все время, предметы, шляпа – все тянется внутрь, в лифт на выход. Не знаю уже, сколько лет проходит, столетий…

И вот весь город помещен в лифт. Створки задвинулись. Бумканье шестеренок со всех сторон, лифт едет… Уже добрался до низа – встает.

Все темнеет вокруг. Тишина.

– Знак Вопроса, ты здесь?

Молчание. Холодно и противно.

– Шляпа!

Приподнимаюсь на локтях. Сверху падает дождь. Переулок, сырой ветер. Нащупываю рукой шляпу, мокрую, почти тряпка. Не моя, но знакомая. Под измочаленным фетром прощупывается крупный угловик. Часть механизма?

Сгребаю шляпу с этим, что было под ней. Кое-как встаю на ноги и бреду по лужам. Навстречу прохожий. Наверно, минута.

– Который час? – задаю вопрос.

Он внимательно на меня смотрит.

– Девушка, вам помочь?

– Который час?!

– Без пяти полночь.

– Спасибо.

Пытаюсь идти дальше, но меня всю шатает. Хотя бы знаю свой пол. Где-то что-то стучит. Прохожий следует за мной.

– Это шестеренки? – бормочу.

Иду и шатаюсь. Нет, не шестеренки. Это кровь в ушах.

– Девушка, – говорит мой преследователь. – Вы извините меня, пожалуйста… Но вы в себя можете выстрелить… ненароком…

Дальше он что-то бормочет. Нет, он не минута, он часовой. Я перевожу взгляд на шляпу. В ней запутался револьвер. В ужасе отбрасываю все это в сторону. Часовой слегка ободряется.

– Простите, – заискивающе произносит он. – Можно задать вопрос.

– Можно.

– Вы не Элиза Прайм? Случайно…

– Бинго, – пробормотала я, вспоминая, что меня в самом деле зовут как-то так. Да, я не Часовая, а Элиза Прайм.

– Я вас видел в газете на фотографии!

Мне мерещится, или я кого-то убила? Что еще можно сделать такого, чтобы попасть в газету?

Чувствую, что представление об отсчете времени снова будет доступно мне очень нескоро. Возможно и никогда. Впрочем, врачи уверяют, что есть надежда, что ж, пусть надеются. Мне кажется, что в моей голове поломались многие шестеренки. Наверное, надо было забрать с собой механизм тоже, а не только город, который на нем крутился.

Я никого не убила, и это радует. Револьвер был не мой, а моего друга. Это ужасно. Джимми Шляпа, да, так мы его все звали. Он исчез вместе со мной и нашим тихим задумчивым Марком по прозвищу Знак Вопроса.

И все-таки я вернулась. Всего спустя год после первого испытания телепорта, хотя мои внутренние часы твердят, что прошла вечность. Люди мне видятся теперь так же, как было в бреду все время, пока мое сознание, разложенное на несинхронизированные сигналы, курсировало по изнаночному пространству. Вот этот врач – минута: не суетится, но все же торопится. А медсестрички больничные были секундами – забежали, расспросили, лекарство сунули – унеслись. Все движутся быстро, а часовых тугодумок, как я, очень мало.

И только я нашла лифт на выход. Низкий поклон тебе, Шляпа.

Я не смогу об этом забыть.

О том, как веселым, синхронным шагом входили мы трое в кабину. Три смельчака, три первоиспытателя, три мушкетера. Работаем всегда вместе, не видим смысла убегать каждый своим путем. Две створки входа за спиной и две створки выхода перед носом сломали весь этот порядок. Кто ведает, где их теперь рассеяло? Может быть, Джимми с Марком когда-нибудь обнаружатся тоже в переулках чужого города. А то и на Луне.

Шляпа на всякий случай вооружился, а Марк прихватил талисман в виде черта со скрипкой. Зачем только мы не надели скафандры?