Психолога ждали с утра. Еще вчера гонец сообщил, что долгожданный специалист выехал из сестыря и прибудет на следующий день. В башне случился переполох. Лишних слуг отослали в поселок, лестницу и стены отдраили, чтоб камень блестел не меньше бронзовых зеркал, и с полудня каждый обитатель – кто со страхом, кто с надеждой – выглядывал при первой возможности в бойницы: не поднялась ли пыль на горизонте?

            – Едут! – завопил на крыше дозорный.

            На дороге, что вела к окружавшему башню поселку, показались три всадника. Двое – обычные бойники в белых балахонах и островерхих масках-колпаках с прорезями для глаз, а третий… Цвет накидки специалиста издали сказал, что это не всадник, а всадница – красный цвет имели право носить только сестры. Сестраты, правда, тоже, но на лечение душевнобольных их не назначат, они больше по утешению и делам телесным.

            Жители поселка высыпали на улицы в полном составе – еще никто и никогда не видел Психолога. Дети восторженно горланили, взрослые с удивлением разглядывали степенно гарцевавшую в седле, не обращавшую на них внимания всадницу. От шеи до пят ее затягивал алый плащ, а голову покрывал капюшон. Судя по некоторым деталям, Психолог был далеко не послушницей, а в звании, скорее всего, превышал сестру первого чина. Значит, Психолог почти или просто равен сестриссе храма, а это практически та же хозяйка башни.

            Детали костюма прибывшей подсказали страже обратиться к ней именно как к настоятельнице храма:

– Приветствуем ваше преосвященство на землях цариссы Пелагеи!

            Решетка ворот со скрежетом поползла вверх. Всадники въехали внутрь башни. Царисса Пелагея встречала Психолога на пороге спиральной лестницы, слуги помогли спешиться, сопровождавшие бойники встали вдоль стены в ожидании распоряжений.

Гостья откинула капюшон. Голову покрывала кольчужная шапочка, глаза светились добром, от всего облика веяло покоем. Под накидкой угадывался изогнутый узкий меч – даже царисса не мечтала о таком, обходясь обычным бронзовым, а священное оружие сестер перерубало бронзу, как топор молодое деревце.

            – Приветствую, ваше преосвященство. Как добрались? – Царисса Пелагея обратилась к прибывшему из Сестричества специалисту без подобострастия, как к равной. Статус позволял. Выше хозяйки башни – только Верховная царица, а над ней Алла-всевидящая и всемогущая.

            – Вашими молитвами, дорогая, без приключений. Обращайтесь ко мне просто Психолог, профессия надолго стала моим именем, и пока не появится преемник, мирское имя или титул не имеют значения.

            – Отужинаете?

            – Сначала дело. Где больной?

            Пелагея посторонилась, приглашая подняться, а на уровне третьего этажа остановилась у одной из дверей:

            – Здесь. Зовут Савелием.

            – Искал общества других женщин?

            Пелагея отрицательно мотнула головой:

            – Не донжуган. Хуже. Потому и вызвали вас. Скажите… – она замялась и опустила глаза, – ему грозит сестрация?

            – Посмотрим. Никому не входить.

            За Психологом закрылась дверь в помещение, два прибывших с ней бойника остались снаружи во исполнение приказа.

            Комната оказалась маленькой, с отгороженной льняной шторкой уборной, соломенным тюфяком и стулом, на котором спавший на тюфяке сложил одежду. Окошко-бойница едва освещала каменную каморку. Психолог смахнула сложенное на пол и села.

Мужчина вскочил, подбирая и быстро влезая в рубаху и юбку. Психолог отметила: молод, красив, накачан, взгляд умный и решительный, явного безумия не видно. Она указала на тюфяк, чтоб застывший перед ней больной тоже сел.

            – Я Психолог, и если я здесь, то у тебя проблемы. Давай вместе прочтем молитву воспитания. Алле хвала! Я отдаю мечты и поступки Алле-воспитательнице, да простит Она нас и примет. Я убираю пороки из жизни и мыслей. Я жесток и беспощаден с преступниками, ибо преступивший закон сознательно поставил себя вне общества – общество обязано ответить тем же. Чем возмездие суровей – тем меньше ненужных мыслей в наших головах. Чем возмездие неотвратимей – тем меньше ненужных жизней в наших рядах. И да не дрогнет моя рука во исполнение закона, ведь закон справедлив, когда он выполняется – всегда и всеми, наперекор всему. Вот высшая мудрость. Да постигнет кара разрушителей и да возрадуются созидатели. И да воздастся справедливым. Алле хвала!

– Алле хвала! – эхом отозвался Савелий, проговаривавший с ней молитву губами.

– Что тебя беспокоит?

– Если двое любят друг друга – зачем им еще кто-то?

– Ты здесь видишь проблему? – Психолог задумчиво помолчала. – Расскажи, что случилось, и я постараюсь помочь.

            – Я не ответил на предложение Пелагеи. Не смогу смотреть, как мою жену будет любить еще кто-то.

            – Это эгоизм. Плохо. Нужно смириться.

            Психолог улыбнулась: все оказалось очень просто. Немного терпения, небольшое наказание, чтоб другим неповадно было, и все наладится.

            Савелий покачал головой:

            – Не могу мириться. Меня трясет, я спать из-за этого не могу. Пусть лучше я буду далеко, чем рядом не вдвоем.

            Психолог нахмурилась:

            – Хочешь сказать, что любишь цариссу?

            – Люблю. – Савелий опустил голову. – Больше жизни. Потому не могу смириться с другими.

            – Очень жаль. – Психолог постучала пальцами по рукояти меча. – Ты мыслишь, как во времена ложных пророков. Вспомни, чем это кончилось: «И осквернилась земля, и воззрела Алла, да простит Она нас и примет, на беззаконие, и был Акопалипс». Далее семейное право говорит: «Соблюдайте все уставы и все законы вам данные, исполняйте их – и не свергнет вас с себя земля, которую вам дали жить».

            – Пусть свергнет! – Савелий вздернул лицо, в глазах сверкал вызов. – Не нужна мне такая жизнь!

            Психолог понизила тон:

            – Ну-ка, вместе со мной, молитву возвышения.

            Савелий покорно процитировал ровным бездушным голосом:

– Я воздаю выше необходимого Алле-всесвидетельнице, творительнице миров и воительнице умов, и наступит время, когда воздастся мне. Как Она создала наш мир, так и я во славу Ей создаю себя. Я не ною и не жалуюсь – я пересиливаю.

Я не прошу – я действую. Для меня нет невозможного. Трудно – да, долго – может быть, но не невозможно.

            – Нет невозможного, – повторила Психолог, когда молитва закончилась. – Савелий, подумай еще раз. Жду ответа.

            – Если я не буду единственным, я не пойду под венец. – Он отвернулся.

            – Я услышала тебя.

            Психолог вышла наружу.

            Бойники расступились, царисса бросилась навстречу, но по выражению лица специалиста поняла, что ничем хорошим встреча не закончилась.

            – У меня третий муж недавно от жара скончался, – пустилась в объяснения Пелагея, – я решила взять на его место Савелия – парень из всей челяди самый рукастый и головастый, прежде казался нормальным…

            – Из вотчины давно выезжал? – отстраненным тоном перебила Психолог.

            – Ни разу. Он из местных мастеровых.

– С кем общался в последнее время?

            – Со слугами в башне и своей семьей в поселке.

            – У его семьи таких проблем нет?

            – Нет и никогда не было. Первый раз такое на моей памяти.

            Психолог задумалась.

Пелагея тихо проговорила, уже не со страхом, как первый раз, а с надеждой:

            – Сестрация?

            Непроницаемые глаза Психолога смотрели куда-то вдаль.

            – Вряд ли. У него очень опасное заболевание. Говорю как специалист – увы, я в своей жизни многого навидалась. Если подобную заразу не извести под корень…

            Не договорив, она двинулась по лестнице вниз.

Царисса молча шагала следом. Дело обернулось хуже, чем думалось. Савелий не просто болен, он потерян для общества, если не понимает главного: мужчина – не личность, мужчина – функция. Мужчина не может родить, не может даже узнать, его ли семя победило в гонке на выживание. Никому здравомыслящему не придет в голову, чтоб, например, родословные велись по мужской линии. Женщины рожают, контролируют воспитание, руководят во всех областях и берут в мужья столько, сколько нужно. Сколько нужно – определяет закон. Этот закон, как любой другой, появился не просто так. В древние времена примитивный брак состоял из двух индивидуумов. Но вдруг партнер заболеет или – все в жизни бывает – потеряет силу?  Удовлетворение одного из базовых инстинктов – столь же неотъемлемое право личности, как есть, пить и ходить в туалет. «Соблюдайте все уставы и все законы вам данные, исполняйте их – и не свергнет вас с себя земля, которую вам дали жить».

            Спустившись к коням, Психолог остановилась, по ее кивку бойники достали из навьюченных на лошадей мешков латы и стали прилаживать поверх балахонов. Такое бывает только в ожидании крупных неприятностей.

            Пелагея все поняла.

            – У меня сын здесь…

            – Сколько лет?

            – Двенадцать.

            Психолог вздохнула.

            – Взрослый и все понимает. Он мог слышать разговоры. Мы не можем допустить нового Акопалипса. Объявляю карантин. Соберите всех женщин из башни и поселка и удалите на безопасное расстояние. У вас полчаса. Мужчинам поселка явиться в башню, а находящимся внутри собраться на первом этаже. Мои люди постоят на воротах и закроют за ними решетку. Когда я проведу лечение, вас пригласят обратно. Алле хвала!

            В ее руке блеснул вынутый меч, а недовольный взгляд человека, которого отвлекали от работы, указал цариссе на выход.

            – Алле хвала, – понуро отозвалась Пелагея.

            Наверху ее сын спал в обнимку с меховым волчонком, только сегодня вышитым дворецкой.

Даже попрощаться нельзя. Карантин.

            Глаза заволокло соленой мутью.

            И ничего не сделать, все правильно, все по закону. Закон гласит: «Я жесток и беспощаден с преступниками, ибо преступивший закон сознательно поставил себя вне общества – общество обязано ответить тем же. И да не дрогнет моя рука во исполнение закона, ведь закон справедлив, когда он выполняется – всегда и всеми, наперекор всему. Вот высшая мудрость.

            – Алле хвала, – повторила Пелагея и, не оглядываясь, вышла из башни.